Комиссаров и пустота
Валерий Комиссаров - чудо-человек. Его давно не было на наших телеэкранах. Он ведь у нас уже много лет - вип, член Государственной Думы. А когда-то этот мужчина не вылезал из эфира. У него были авторская программа "Моя семья" и бизнес с тем же названием. Теперь его семья и его рулевой - думская партия. Теперь он - законотворец.
Но как должен был бывший телеведущий соскучиться по телезрителям, если рискнул откликнуться на предложение Татьяны Толстой и Авдотьи Смирновой посетить их "Школу". Ну, пошел бы к Владимиру Соловьеву или к Андрею Максимову, или к Тине Канделаки (на программу "Самый умный")... Все было бы не так смешно...
А тут он пришел к двум, вероятно, самым ироничным дамам нашего ТВ, чтобы преподать им мастер-класс по части своего гражданственного служения Отечеству, чтобы научить самонадеянных девушек Родину любить и чувствовать свою моральную ответственность за ее будущее...
Дамы сначала делали попытки ввести беседу в берега какой-то логики, но в конце концов отчаялись и предоставили своему собеседнику сказать все, что он думает по этому вопросу. Наткнувшись на каменное выражение лица Толстой и кривую усмешку Смирновой, гость было осекся, но поздно: его несло.
Ведущие, резюмируя встречу, выразили сожаление, что такой человек, как Комиссаров, оказался в парламенте. А по мне, так и слава богу. Уж лучше там, чем здесь, на ТВ.
Идея "Школы злословия" (говорю как автор ее) не в том, чтобы побеседовать с интересным человеком, выведать его взгляды на то на се, но в том, чтобы попытаться отслоить реального человека от того публичного образа, который он гордо несет впереди себя. В случае с Комиссаровым ведущие обнаружили невероятное: под небрежно сделанной из картона маской "великого гражданина" ничегошеньки ровным счетом не оказалось. Одна пустота, облепленная снаружи надерганными (бог весть откуда) словесными клише.
Бином Ньютона
Господин Проханов, который с недавних пор стал желанным гостем едва ли не всех ток-шоу публицистической направленности, уже не так смешон. Хотя, конечно, его оральный диспут с господином Жириновским на передаче Владимира Соловьева "К барьеру!" - номер, способный украсить репертуар и "Кривого зеркала", и "Аншлага".
В большей же части телевизионных выступлений он кажется человеком серьезным, увлеченным звонкими идеологемами и геополитическими лозунгами. Впрочем, если вслушаться в его речи, то сообразишь, что и на этого мудреца довольно простоты.
Он говорит на каждом перекрестке, что не считает себя ни коммунистом, ни нацистом, ни антисемитом. Он придумал себе более сложную маску - маску централиста. (Не центриста, а именно централиста). Суть его учения в том, что миру надобно иметь пуп. Когда-то таковым ему казалась сталинская империя. Теперь это свято место захватила Америка. Стало быть, вот нам и национальная идея - вернуть себе звание пупа стремительно глобализирующегося мира. А уж посредством какого инструмента и под какой маской - коммунистической ли утопии, националистической идеологии, ксенофобской истерии, милитаристской мании - это вопрос тактический и вкусовой.
Удобство для Проханова в том, что маски можно менять в зависимости от ситуации и аудитории. С читателями газеты "Завтра" он может позволить себе бескомпромиссный национализм, с аудиторией Первого канала - национализм умеренный, зрителям телеканала "Культура" рад представиться как шестидесятник и даже как диссидент.
Неудобство в другом: маска со временем становится не только лицом, но и сущностью человека.
Публичность требует жертв
Как ни крути, но такова природа политической публичности: не только злокачественный, но и доброкачественный человек не может обойтись без маски. Как ребенок не может народиться без кожи, так и политику нечего делать на публике без имиджа.
И карьерный коммунист Борис Николаевич Ельцин, едва выйдя на политическую авансцену, то есть став первым секретарем московского обкома, тут же и оказался в образе. В том, на который как раз и был спрос в обществе, - антипартийного, антиноменклатурного бунтаря, который затем стремительно, в силу определенных общественных обстоятельств, мифологизировался.
Николай Сванидзе в документальном фильме "Б.Н.", снятом к юбилею первого президента России, убедительно показал, как это было. Это ведь не он, Б.Н., сам себе придумал героико-романтический имидж. И не было тогда никаких политтехнологов и имиджмейкеров, что могли ему подсказать тот или иной жест, ту или иную черту. Это мы ему одолжили наше презрение к режиму, наши чаяния, надежды на демократию и рынок, мы его наделили той отвагой и той решимостью, на какую сами не были способны. Это мы его признали вожаком Акелой...
"Стая" хотела, чтобы он сломал хребет тоталитарной партии, - он это сделал. Она желала свободы самовыражения - он ее гарантировал. До того как Кремль был взят, Б.Н. предпочитал плыть по течению всенародной любви, после - ему пришлось поставить парус против ветра почти всенародной ненависти. "Стая" потребовала возвращения своих инвестиций с процентами.
В какой-то степени и фильм Николая Сванидзе вслед за своим героем пошел против течения. Сегодняшний отрицательный рейтинг Ельцина, если судить по данным соцопросов, зашкаливает за 80 процентов.
В какой именно степени, можно было судить и по "Воскресному вечеру с Владимиром Соловьевым". Шерханы сильно веселились, стараясь побольнее пнуть Акелу-пенсионера. Андрей Кончаловский, который в первый же день августовского путча бежал из страны, теперь храбро и высокомерно корит человека, не побоявшегося встать на пути у коммунистического реванша, в недомыслии, в недопонимании...
Напомнил Шерхана и политолог Глеб Павловский в авторской программе "Реальная политика" - у него, видимо, свой счет к Акеле.
Но дело в конце концов не в недоброжелателях первого президента. Сложность коллизии в том, что он, во-первых, уже - история, а во-вторых, - наш современник.
Наш современник не жизнь положил на алтарь перемен. Он положил нечто большее. Он пожертвовал мифом о себе. Он почти весь его ресурс израсходовал на трансформацию имперской России в демократическую.
...31 декабря 1999 года он снял мифологические доспехи. Из-под публичной маски вожака, как показано в фильме Сванидзе, выглянуло живое лицо частного человека, который может со стороны взглянуть на свою роль в истории. И спросить у современников: чего они сами по себе стоят?
...Сдается мне, что Акела все-таки не промахнулся.