Центр экстренной психологической помощи МЧС России был создан в 1999 году, а с 2002 года его возглавляет кандидат психологических наук Юлия Шойгу. Сотрудники центра работают с пострадавшими в чрезвычайных ситуациях, оказывают психологическую поддержку спасателям. Сотрудники Центра работают на крупных авариях и катастрофах: они поддерживали родственников моряков с затонувшей подлодки "Курск" (2000 г.), родных погибших при сходе ледника "Колка" в Кармодонском ущелье (2002 г.), пострадавших в результате обрушения "Трансвааль-парка" в Москве (2004 г.), бывшим заложникам в бесланской школе N 1 (2004 г.), помогали на всех терактах последних лет. Служба эта совершенно уникальная, аналогов ей нигде в мире нет, и тем более удивительно, что столько горя взваливают на себя двадцать пять красивых женщин. Последний трагический вызов - обрушение Бауманского рынка в Москве.
- Люди у нас работают удивительные, что говорить. Обижаются, когда мы их отдыхать отправляем, а не вызываем на какое-то ЧС. Просто такие особые характеры, когда до всего есть дело. Мы начинаем работать с людьми, потерявшими своих близких, еще до похорон. А раньше в классической психологии считалось, что до сорокового дня как минимум вопроса утраты вообще нельзя касаться, потому что должна пройти так называемая "работа горя". Когда человек теряет кого-то из близких, все равно остаются с ушедшим какие-то связующие ниточки. И работа горя - это работа по разрыванию этих ниточек. В течение первого года проходят все значимые даты - день рождения, совместные праздники. И человек потом смиряется с потерей.
Российская газета | То, что в народе называется "время лечит"?
Юлия Шойгу | Да. Но ведь кого-то лечит, а у кого-то это переходит в патологическое переживание. Если через год боль утраты не утихла, то тогда начинают работать над этим. А мы первые и единственные, кто работает с разными последствиями сразу после того, как ситуация произошла.
РГ | За границей разве психологи не работают во время катастроф?
Шойгу | Там привлекают волонтеров из обычных психологов, но они не всегда справляются. Старший группы там, как правило, психолог, остальные - волонтеры, которые обучены нескольким приемам. Кроме того, в классическом понимании психолог должен сначала выслушать пациента, дать ему эмоционально отреагировать. А ведь если произошла трагедия, человек не будет сразу выговариваться. Он еще весь в своем горе, и его надо оттуда вытащить. Особенность нашей работы в том, что мы понимаем сразу, что невозможно сделать человека счастливым в этой ситуации. Ведь его жизнь разделилась на то, что было до травмы, и на то, что стало после. Есть такой феномен психологии, он называется пустое настоящее. Это когда непонятно, что делать, как жить дальше, полностью, казалось бы, отсутствует перспектива. Это очень травматичный момент. Во время этой паузы человек адаптируется от того, что было "до", к жизни, которая будет "после". И решает в этот момент основные задачи на будущее. Во время захвата "Норд-Оста" был такой случай. Мы работали с родственниками заложников внутри оцепления, а за оцеплением, как оказалось, самостоятельно действовали какие-то психологи. И вот один из них, узнав, что у женщины в зале сидит ребенок, предложил ей подержать в руках плюшевого мишку и таким образом ощутить связь с сыном. Представляете ее реакцию?! Часто на места трагедий приезжают сектанты, "вербуют" единомышленников, пользуясь горем.
РГ | С какими самыми распространенными реакциями вам приходится сталкиваться?
Шойгу | В любом случае, если человек реагирует - это хорошо. Нормальной реакцией на ненормальную ситуацию могут быть нервная дрожь, плач, приступ агрессии, может быть, называя по-научному, ажиотированное поведение, когда человек сам не знает, что делает, куда бежит, что говорит... Может быть реакция апатии: вроде как ты понимаешь, что случилось горе, но эмоционально это еще воспринять не можешь и находишься как будто в тумане или под наркозом. Вторая категория реакции - это та, которой надо дать состояться. У нас есть золотое правило: если человек плачет, то нельзя его останавливать. Он должен выплакаться независимо от того, сколько это времени займет. Плач - это хорошая реакция. У психиатров есть такая поговорка: "Не бойся больного кричащего, бойся больного молчащего". Или человека бьет мелкая дрожь. Если он безостановочно ходит по комнате - тоже своего рода дрожь. Это говорит о том, что реагирует тело, стресс, напряжение выходит через тело.
Третья категория реакции может быть опасна. Например, та же самая истерика. Это очень энергоемкая реакция, которая отнимает много сил. Кроме того, истерики эмоционально заразны. Такой массовой реакции мы, психологи, очень боимся. Помните трагедию в Минске несколько лет назад? Во время праздника пошел дождь, толпа бросилась в переход метро, а двери перехода не рассчитаны ведь на такое количество человек. Затоптали тогда пятьдесят человек, в основном девушек, упавших со своих каблуков. В обычной ситуации никто же не наступит на человека, который упал перед тобой. А тут очень яркий пример массовой истерики, перешедшей в панику, при том, что реальной угрозы жизни нет.
Но бывают и явно психиатрические вещи, с которыми мы не работаем. Наша задача их распознать и тогда уже передать профессиональным врачам-психиатрам.
РГ | Например?
Шойгу | Это явные бредовые идеи, галлюцинаторные явления. Иногда приходится таких людей отправлять в стационар. Ряд таких ситуаций был в "Норд-Осте", когда люди вели себя крайне активно, рвались на помощь пострадавшим, а в итоге выяснилось, что они просто не очень адекватны. Ведь мы работаем не только с первичными жертвами, то есть с теми, с кем непосредственно случилось несчастье. Но и со вторичными жертвами - увидел по телевизору, прочитал в газете или в Интернете, проходил мимо. По сути, большинство из нас являются вторичными жертвами.
У экстренных психологов есть три задачи. Первая - помочь людям в их нормальных переживаниях. Вторая - это предотвратить массовую цепную реакцию, сработать на профилактику, найти силы и время поговорить с каждым.
РГ | А третья?
Шойгу | Когда человек находится в пустом настоящем, ему неизвестно, что будет дальше. Профилактика возникновения в дальнейшей жизни различных сложностей и проблем - наша задача. Если же проблема застарелая, то работать уже сложно, потому что человек начинает от собственных проблем получать психологическую выгоду.
РГ | Как это?! Если есть проблема, она мешает жить!
Шойгу | У меня был очень сложный случай. У женщины давным-давно умер муж, она принимала антидепрессанты. В качестве побочного эффекта развилась тахикардия. И вот уже несколько лет, как у нее дома постоянно приготовлен чемодан лекарств, она не выходит одна из дома. То есть не только она, а еще и вся ее семья вынуждена жить по тем законам, которые она диктует в этой ситуации. Человек так устроен, что приспосабливается ко всему и умеет выискивать выгоду из любой проблемы. Выгода той женщины прямая - она держит полный контроль над своей семьей, руководит своими детьми, манипулирует: "Если ты пойдешь на дискотеку, то мне станет плохо". Она и сама мучается, переживает, но привыкла, подстроила свою жизнь и жизни своих близких. И если я эту проблему уберу, то им всем придется строить жизнь заново.
Поэтому очень важно пострадавших после чрезвычайной ситуации научить жить заново, излечиться от травмы. Если страх появился только что, с ним работать легко. Он, как правило, очень быстро уходит и очень быстро разрушается.
РГ | Как долго вы работаете с пациентами?
Шойгу | Самые длительные сеансы - порядка 3-4 часов. Дольше мы стараемся не работать. Потому что мы оказываем экстренную помощь в условиях чрезвычайных ситуаций. Мы прилетели в Иркутск, скажем. Оказали там кому-то помощь. Мы улетели через три дня, а человек остался в Иркутске. И он думает, что вот там, в Москве, далеко-далеко, есть психологи, которые могут ему помочь. И таким образом попадает в зависимость от нас, а любая зависимость - от горя ли, от психологов ли - плохо. Мы работаем с людьми и предлагаем им в случае возникновения дальнейших проблем обращаться к местным психологам. Но обращаться с проблемой к специалисту нужно тогда, когда она мешает жить либо тебе, либо окружающим.
РГ | А как вы относитесь к телевизионным психологам? Допустим, человек понимает, что у него есть проблема. Он посмотрел по телевизору шоу, все понял и никуда не пошел.
Шойгу | Есть специалисты, которые комментируют ситуации в телепрограммах квалифицированно и грамотно, например, Зураб Кекелидзе. Таких людей я уважаю, те комментарии, которые он дает, мне как профессионалу интересно слушать. Если речь идет о многочисленной армии психотерапевтов, которые дают свои комментарии в ток-шоу и книгах, то некоторые советы, я считаю, давать просто преступно. Не помню автора, но совет был примерно такой: если муж вам сказал, что вы плохо выглядите, то не думайте ни минуты и разводитесь. Это аргументировалось тем, что высказывания такого рода ущемляют личную свободу женщины. Но ведь в каждой семье ситуация особенная. Может, муж таким образом заботится о любимой жене? Другое дело, если речь идет о домашнем насилии. Совет универсален: мириться нельзя, надо уходить.
РГ | Поэтому вы и открыли свою "горячую линию"?
Шойгу | Идея родилась спонтанно. Неожиданно много людей стали звонить по нашим общим телефонам - ищут у нас помощи. Пришлось выделить отдельную линию для звонков. Во время чрезвычайной ситуации у нас можно узнать постоянно обновляющиеся списки пострадавших, места госпитализации. В такое время мы работаем круглосуточно. В обычные дни - с 9 до 18 часов.
РГ | Вы работаете по прогнозам чрезвычайных ситуаций? Что весной ждете?
Шойгу | Конечно, мы получаем прогнозы и, если они неблагоприятны, приходим в состояние повышенной готовности. Весна - традиционный сезон наводнений. А как и все, от весны мы ждем тепла и солнца.