Энергия правды, правдивого слова и праведной мысли не угасала в этой золотой когорте отечественных журналистов никогда. Это и Анатолий Аграновский, это и Татьяна Тэсс, это Евгений Кригер, это и Александр Васинский, и многие другие. Энергия служения Правде и людям, борьба за правду, добывание истины, боль за страну были для таких журналистов, в том числе для Эдвина Поляновского, смыслом существования в профессии. Призванием.
Непримиримая совесть, возможно, даже временами и беспощадная как сама правда жизни, действенная и действующая совесть Поляновского, не всегда и не всем была по душе. Но он оставался несгибаемым. Он без оглядки лез в бой столь же часто "за человека", "за честь человека" и столь же часто "против" - подлецов, циников и негодяев. Он до своих 70 оставался в какой-то мере непримиримым к подлостям жизни юношей-максималистом.
У него в журналистике был свой путь - особенный по слову, мысли, стилю. Оголенный нерв его письма нес в себе заряд огромной нравственной силы и чистоты. Он в какой-то степени был философом. Двумя-тремя и даже одной строкой мог выразить целое явление, которое еще не замечалось в обществе, но которое уже зарождалось и охватывало общество. Он многими материалами опережал свое время. Так как жил и писал во времена, когда "об этом" нельзя было даже и заикнуться или "для этого" еще не пришло время. К слову, очерк "Свидетельница" о старушке Анастасии Огурцовой - о героической гибели в войну ее мужа и сына - был опубликован сразу. Второй, "Имя на граните" - о ее одиночестве и нищете - через четыре года. Также тяжело, неотступно Эдвин Поляновский до конца, без устали, в течение многих и многих лет боролся за восстановление доброго имени легендарного подводника Александра Маринеско...
Так с опозданием появились и его "Парижские дневники" - о первой русской эмиграции. О генерале Деникине, о княгинях Мещерской и Шаховской - русских людях, выстрадавших свое право на любовь к России...
Прощай, дорогой Эдвин, коллега и друг. И прости.
Гаяз Алимов
и все известинцы
P.S.
Коллеги, которые первыми пришли в дом Поляновского после его смерти, обнаружили на его рабочем столе незаконченный очерк.