Российская газета: Недавно вы показывали в Центре им. Мейерхольда в Москве мастер-класс. Ваш способ работы со студентами совершенно удивительный. Расскажите немного о нем.
Лев Додин: Я стараюсь очень много заниматься педагогикой. Потому что нужно вдохнуть новые соки, новую энергию в само понятие профессии артиста. У меня курс, который я веду четвертый год. Я набрал их совсем молодыми, и мы с ними уже несколько лет ведем большую работу, изучая великий русский роман "Жизнь и судьба" Василия Гроссмана. Роман был написан в 60-е годы, арестован тут же КГБ и уничтожен полностью до последнего листочка рукописи! Это великая книга, как кто-то сказал о ней, - "Война и мир" ХХ века. Сталинизм, гитлеризм, ГУЛАГ, Освенцим, война, в которой сталкиваются два тоталитарных монстра. И секунда перед смертью как единственная секунда свободы. Мощнейшая литература, к сожалению, даже в России толком не осмысленная. Сегодня в России не очень хотят думать о проблемах ХХ века, забывая, что все наши сегодняшние проблемы - оттуда. Молодежь ничего про это не знает. Выяснилось, что родители подавляющего большинства моих студентов - дети сталинистов, верящие, что при Сталине все было замечательно. Так что четыре года мы с ними занимаемся не постановкой, а изучением книги и всего того, что с ней связано. Это целое исследование, продолжающее в какой-то мере то, что мы делали с "Братьями и сестрами". Мы совершили путешествие на север России, где находился ГУЛАГ, бродили по тундре, летали над тайгой. Репетировали в Освенциме. Может быть, это войдет в спектакль, может быть - нет. Но мне хотелось бы, чтобы большая группа молодежи вообще узнала бы что-то о своей стране и о себе. А во-вторых, поняла бы, что такое полноценное художественное рождение спектакля.
РГ: Какой отклик это находит в них?
Додин: Удивительный! У нас принято говорить, что это трудное поколение - поколение пепси и прочие глупости. Всегда легче сказать не про себя, а про других, что они плохие. Это замечательные молодые люди, готовые откликнуться на самые масштабные задачи. Просто их перед ними никто не ставит. Перед ними ставят фальшивые задачи. Мы часто поддерживаем молодых просто потому, что они молодые. Мне кажется, что поддерживать молодых по-настоящему - это ставить перед ними задачи, масштаб которых поднять могут только они, на решение которых нужна целая жизнь.
РГ: Вы вообще много занимаетесь исследованием советского мира, его зла. Вот и платоновский "Чевенгур" - один из ваших спектаклей, с невероятным восторгом принятый в Европе, - об этом.
Додин: Для нас было важно, что Платонов, анализируя советскую историю, обнаруживает корни главной иллюзии ХХ века - иллюзии рая сейчас, немедленно. Решение всех проблем помимо природы человека, а если надо - исправляя природу человека, а поскольку исправить невозможно - уничтожая человека. Это фашизм, коммунизм, любая идея, которая не может мириться с тем, что человек несовершенен. В какой-то момент, как писал один американский историк, когда фашизм и коммунизм были побеждены, казалось, что история кончилась. Сегодня мы понимаем, что это было очередное заблуждение нашей торопливости. Все эти идеи живы, и многие в России хотели бы вернуться назад. Фашистов полно и у нас, и в Европе. Да еще прибавился мусульманский фундаментализм. И, как мы видим, Европа пасует перед этим. Мы еще не знали всего, когда занимались Платоновым, но понимали, что все проблемы только набухают. Поэтому и театр должен становиться сложнее. А нас уверяют, что он должен быть проще!
РГ: Возвращаясь к роману Гроссмана, что для вас самое важное в нем?
Додин: До чего можно довести человека, в каких условиях можно заставить его жить и как многое он может выдержать. В Освенциме мы узнали столько подробностей про то, как иногда радостно жили люди! Сколько было юмора там, где, казалось, не может быть ничего, кроме трагедии, абсурда и ужаса. Один человек рассказывал мне: "Наш капо рассердился однажды и велел меня подвесить за ноги над котлом с супом. А я достал из кармана гармошку и стал играть, вися над ним. После этого он мне каждый день давал дополнительную тарелку с супом".
Вот масштаб страсти, который мы должны оценить.
РГ: Логично перейти в "Королю Лиру", в котором тоже не маленький масштаб страстей.
Додин: Я не знаю, что за спектакль получился у нас, но я знаю, что каким бы он ни вышел, мы эти два с половиной года прожили страшно интересно и содержательно. Что артисты за это время узнали столько, что независимо от того, как они сыграют, они стали намного более крупными артистами. Значит, этот опыт не прошел зря. Мне кажется, что такой некоммерческий подход к своей жизнедеятельности - это то, чего очень не хватает сейчас театру.
"Лира" в основном ставили как историю и трагедию одного человека. Мне кажется, что это страшное сужение Шекспира. Три года мы занимались исследованием трагедии отношений человеческих. Это мощная история непрерывного биения жизни, которая непрерывно предъявляет претензии - старых к молодым, молодых к старым, жизни к смерти. Одно влияет на другое. Обычно говорят о неблагодарности молодых. Но ведь молодые - это порождение стариков, это мы их такими делаем. Шекспир именно об этом. Взаимоотношения превращаются во взаимоуничтожение. Вот направление, которое дает шекспировская пьеса. Там есть какой-то код взаимоотношений, в результате чего "Лир" кончается так, как кончается.