11.04.2006 02:00
Культура

В "Табакерке" показали новый спектакль по мотивам "Мертвых душ"

Миндаугас Карбаускис поставил в "Табакерке" поэму Гоголя
Текст:  Алена Карась
Российская газета - Федеральный выпуск: №0 (4040)
Читать на сайте RG.RU

Спит Коробочка - расфуфыренная, энергичная малороссийская дама Ольги Блок-Миримской, только что смачно распевавшая украинские песни. Спит Плюшкин - как-то вяло, с привычными штампами, но без привычного драйва - сыгранный Олегом Табаковым. Спит Собакевич - отчего-то инфернальный и многозначительный в исполнении Бориса Плотникова. Спит душка Манилов, по-младенчески кудрявый, прелестный Алексей Усольцев. Спит властная Дама, элегантная, в царственных кринолинах Ольга Барнет. Спит Ноздрев - Дмитрий Куличкин, очаровательно лепечущий, не буйно-стихийный, а просто пьяный. Спят Губернатор, Прокурор и Полицмейстер. Спят родители Чичикова и сам Павлуша-ребенок (Ваня Романов), усевшись в центре, посередь огромной анфилады комнат, распахнутых настежь одна за другой до самого проема в стене.

Там, завершая картину умиротворенного сна, стоят три лошади - самые настоящие. В проеме, точно в хлеву, видимые только по пояс, они лениво жуют сено, время от времени похрапывая от удовольствия. Стоят себе тихо, пока все спят смертным сном.

Только Чичиков и странные спутники его - Селифан и Петрушка (Владимир Панков и Николай Иванов) - не спят. Огромный Селифан и ребята поменьше напоминают банду Воланда (по крайней мере, в начале, когда втроем, по-хулигански усевшись на ступенях еще закрытого дома, наблюдают идущих мимо прохожих). Только ничего инфернального в них и в помине нет.

Все - особенно Павел Иванович - страшные душки. Он-то и вовсе деточка. В начале спектакля наивно ступает он в мир, а мама с папой, надев на него маленький клетчатый картузик, благословляют в дорогу. Все в том же картузике, так и не повзрослев, с нежностью и умилением глядя на мир - не Павел Иванович, а Павлуша Чичиков покидает спектакль.

Этой задуманной и осуществленной с размахом эпической картине финала предшествуют два часа действия, в сущности ничего к ней не добавляющего. Музыка Гиедрюса Пускунигиса, минималистская, сон и тоску нагоняющая, иллюстрирует историю погрязшей в грязи и во сне страны хоть и навязчиво, но убедительно.

Сияющего светом детства и доброты, очаровательного, с горящим взором, моргающего глазками и эльфом порхающего по сцене Чичикова играет Сергей Безруков. Совсем уж было потерявшийся в антрепризах и сериалах, а также на производстве высокодуховных и патриотичнейших мультфильмов, он получил роль, которой принято гордиться в отечественном театре. Он прошел сквозь нее, едва коснувшись гоголевской мистической прозы, технически элегантно и даже кажется - безупречно, но как-то пусто, без малейших следов внутренней работы.

Впрочем, спектакль весь таков. Он придуман как развернутая иллюстрация к песне Высоцкого про дом, погруженный во мрак, в котором - двери настежь, а души заперты, в котором грязь и смрад. Как путешествие по сонному дому, в котором все похожи на инфантильных, суетливых, непослушных и обаятельных детей. Дом давно обветшал, на стенах облупилась штукатурка. Комната за комнатой проходит сквозь него Чичиков, чтобы дойти до центрального аттракциона с лошадьми. Собравшись в путь, его Селифан пойдет запрягать тройку, тут и откроются последние двери завороженного дома, и перед изумленной публикой предстанут эти жующие солому великолепные существа. Все. Метафора развернулась и свернулась, подарив напоследок смысловой перевертыш: Русь здесь - не птица-тройка, несущаяся неведомо куда, но троица ленивых кобыл, стоящих в хлеву, жуя и посапывая.

Ради удовольствия увидеть эту картину можно, если нечего делать, отсидеть два часа. Других удовольствий в новом спектакле Миндаугаса Карбаускиса мне разглядеть не удалось.

Театр