Спектаклей три, в их географии отражены габариты страны: московскую "Мою прекрасную леди" отделяют от екатеринбургской "Ночи открытых дверей" две тысячи километров, а от новосибирского "Фигаро здесь!" - все пять. Как писал Гоголь, три года скачи - не доскачешь. Огромна наша страна, много в ней лесов, полей и рек.
Для людей искусства эти леса, поля и реки были преодолимы, как показала история, только в годы "советской империи". Театры из Иркутска прихорашивались, чистили перышки и отправлялись в Казань, Калугу, а то и в Москву себя показать и людей, что очень важно, посмотреть. В театральном организме происходила циркуляция крови, кислород разносился по городам и весям. Потом страна распалась, распались и все ее системы, включая гастрольную. Ток крови прекратился. Оторванные от единой цивилизации, театры закапсулировались и стали строить свои цивилизации - каждый свою. Свою эстетику, свое представление об актерском мастерстве, свою систему критериев. Жанр музыкальной комедии, как наиболее "синтетический" (т.е. включающий в себя элементы игры, пения, танца, пластики и изобразительного искусства одновременно), стал первым, чья эрозия стала заметной глазу.
Москвичи идут в русле последнего писка: прочь романтику - виват, постмодернистский цинизм! Поэтому из утонченно стильного мюзикла "Моя прекрасная леди" сделали разухабисто вульгарное зрелище, в котором лишь прима Московской оперетты Елена Зайцева пытается преодолеть общую бездарность - она и выдвинута на "Маску". В Екатеринбурге по-прежнему стараются взрастить для жанра новых авторов и предложили эффектное шоу с хорошо развитой сценографией и роскошным детским ансамблем, равноправно включенным в круг взрослых исполнителей, с уверенной режиссурой, но без того, что стоило бы назвать либретто и музыкой ("Ночь открытых дверей"). И вот под занавес мы увидели новосибирский спектакль "Фигаро здесь!", представляющий собой пьесу Бомарше в пересказе Леонида Квинихидзе с музыкой "Севильского цирюльника" Россини. Вынести это зрелище было уже совсем невозможно.
Россини не выдержал испытания опереттой. Он оказался для жанра плохим композитором - у Милютина оперетта получалась лучше. Беда Россини в том, что его можно петь или замечательно, или никак. Даже в плохом оперном театре он становится невыносим, а что уж говорить о плохом опереточном! Когда артист Александр Выскрибенцев, хорошо примерившись и набрав полную грудь воздуха, запускает верхние ноты, отсутствующие в зале люстры начинают вибрировать от этой могучей и неправдоподобно наглой фальши. Так не поют, так даже не орут, так режут железом по стеклу. Когда Розина у Вероники Гришуленко, повадкой напоминающая переросшую ученицу ПТУ, начинает говорить с устрашающим сибирским акцентом, мы получаем иллюстрацию тезиса о смеси французского с нижегородским. Я не знаю, что в этом спектакле делают хуже, - поют, танцуют или говорят. Это тот случай, когда тебе все время кажется, что ты уже достиг дна, но тут снизу опять постучат.
Леонид Квинихидзе был очень неплохим режиссером, когда ставил фильмы "Небесные ласточки" и "Соломенная шляпка", работая там с Гурченко, Мироновым, Ширвиндтом. С Новосибирском он пустился в авантюру, затеяв невыполнимый трюк с переносом оперы на опереточную сцену. Это оперные артисты иногда успешно поют оперетту, но люди без серьезных вокальных данных оперу могут только утопить - особенно Россини, где вся прелесть, весь шик и юмор в бесподобной певческой технике, в легкости одоления неодолимого. Я много слышал об успехе в Екатеринбурге, где "Свадьбу Фигаро" Моцарта заново аранжировали, перевели в джазовые регистры и предъявили эффектные, говорят, образцы свингового пения - не знаю, как на практике (не видел пока), но теоретически в этом есть и замысел, и смысл. Петь же впрямую - была бы мука и для артистов, и для зрителей. В Новосибирске синкопировали увертюру, подпустили в нее электроники, сделали ее тяжеловесной, но с подтанцовками-дрыгалками, зато все хиты поют всерьез, безбожно форсируя звук и гордо выпятив грудь: и мы могём! Не могут. Текст перелопачен в самодеятельную звукопись типа "смотрите, как предусмотрительно!". Вышло громкое, но скучное и визуально нищее зрелище, перед которым "Аншлаг" кажется верхом мастерства и юмора. В конкурс "Маски" оно попало, вероятно, "для массы" - надо же было сохранить номинацию. Найти для этой номинации достойных кандидатов год от года становится все труднее.
На этом фоне раскритикованный мною екатеринбургский спектакль становится единственным, что напоминает нам о существовании жанра оперетты и мюзикла. Он уже подвержен эрозии, он жестоко страдает оттого, что для жанра перестали писать либретто и музыку, но это еще театр со всеми признаками сценического искусства. Не нужно быть оракулом, чтобы предположить, что как минимум одну "Маску" он сегодня вечером получит - за верность жанру и режиссерской профессии. Премии за "лучший спектакль" и за "лучших актеров", если по справедливости, вручать некому. Хотя, возможно, и вручат - не пропадать же добру.
В целом три музыкальных театра, разделенных тысячами километров, предъявили нам три сценические цивилизации, в которых уже нет ничего общего. В Москве на жанр махнули рукой. В Екатеринбурге еще романтически верят в его перспективы и пытаются его строить. В Новосибирске всерьез решили, что легкий жанр - это легко: оперетта - это уцененная опера. И потому уподобились тому маляру из Пушкина, что пачкает Мадонну Рафаэля. Стало уже совсем не смешно.
Если кровоток между театрами не будет каким-нибудь чудом восстановлен, то скоро из Сибири предъявят миру Гамлета обло, огромно, стозевно и лаяй. Называется - мутант.