Любитель оперных редкостей Дмитрий Бертман вновь решил поставить партитуру, музыку которой практически никто не знает.
И хотя оперу "Сибирь" Умберто Джордано, современника Верди, Пуччини и Масканьи однажды уже показали в Красноярске, широкая публика может только догадываться, какие музыкальные изыски веризма и русского мелоса сокрыты в этом практически не исполнявшемся тексте.
Если бы Федор Шаляпин в свое время откликнулся на просьбу молодого Джордано спеть в 1903 году премьеру его "Сибири" в Милане, судьба опуса "из русской жизни" могла бы сложиться иначе. Во всяком случае, для сценического успеха эта партитура имеет не меньше оснований, чем другие веристские хиты: от "Сельской чести" до "Тоски" и "Паяцев". Мелодраматический сюжет с жестокими страстями и музыкальный язык, увлекающий песенными мелодиями, эффектными ариями и традиционными, не режущими слух гармониями. "Геликоновская" команда в лице Дмитрия Бертмана, дирижера Владимира Понькина, художников Игоря Нежного, Татьяны Тулубьевой, Дамира Исмагилова впервые представит на новой арбатской сцене (бывший театр "Et Cetera") всю эту неизведанную "сибирскую" красоту. Подробности предстоящей премьеры рассказал для "РГ" постановщик спектакля Дмитрий Бертман.
Российская газета: Как пришла идея поставить "Сибирь", не самую популярную из опер Джордано? Обычно театры предпочитают его "Андре Шенье" и "Федору", тоже, кстати, на русский сюжет.
Дмитрий Бертман: Прежде всего привлекла музыка: это квинтэссенция жанра веризма. Любой зритель услышит здесь много знакомого: и "Богему", и "Тоску", и Масканьи. Конечно, это не означает, что Джордано воровал музыку: просто веристы пользовались определенными приемами, общими для всех. Сейчас "Сибирь" начинает набирать популярность: недавно прошла ее премьера в Ирландии на Уэксфордском оперном фестивале, где пела Елена Зеленская. В следующем сезоне планируется постановка "Сибири" в театре Ля Фениче в Италии. Это уже сигнал: так часто и происходит, что какой-то театр открывает моду на закрытое название.
РГ: Сюжет оперы действительно содержит аналогии с "Сибирским цирюльником" и коллизиями Достоевского?
Бертман: Не буду полностью раскрывать интригу. Скажу только, что действие происходит в ХIХ веке, главная героиня Стефания (сопрано) - куртизанка из петербургского салона - влюбляется в солдата и едет за ним на каторгу. Солдата зовут Василий (тенор), он самый низкий по рангу посетитель этого салона. Есть еще Глебов (баритон), отрицательный персонаж, типа Скарпиа из "Тоски", который находит Стефанию на каторге и пытается ее вернуть в Петербург. Конечно, в опере много других персонажей, но напряжение держит главный любовный треугольник.
РГ: Для певцов "Геликона" это был абсолютно новый музыкальный материал?
Бертман: Абсолютно новый. В нашем театре из веризма мы ставили только "Паяцы". Материал очень тяжелый, поэтому у нас много составов. Премьеру поют Наталья Загоринская (Стефания), Дмитрий Пономарев (Василий), Андрей Вылегжанин (Глебов). В других составах участвуют Алиса Гицба, Светлана Создателева, Елена Ионова, наша новая солистка Карина Григорян (дебют) и другие. Я сам никогда не видел "Сибирь" на сцене, но знаю, что существуют две итальянские звукозаписи этой оперы: одна архивная - пятидесятых годов, другая - современная, сделанная лет шесть назад. Музыку "Сибири" в Италии приравнивают по уровню к созданиям Пуччини, Масканьи, Респиги. Но кроме "итальянских" достоинств, в ней много интересных ассоциаций. Джордано, также как и другие композиторы, писавшие на иностранные темы, использовал стилизацию национального мелоса: подобно Чайковскому в "Орлеанской деве" или Пуччини в "Чио-чио-сан". Поэтому в ткань оперы оказались вплетены и песня бурлаков "Эй, ухнем!" (поется на итальянском языке), и "Боже, царя храни", и балалайка.
РГ: Обычно иностранные оперы, которые написаны о России, включая поставленного вами "Петра Первого" Гретри, показывают картонную Россию, не имеющую ничего общего ни с бытовыми реалиями, ни с жизненными сюжетами. Вам и на этот раз придется прикрыться иронией?
Бертман: В этом спектакле показывается трагедия, поэтому здесь не будет иронии. Но взгляд иностранца сохранится. Для них наша Сибирь - это другая планета. Раньше, когда не было самолетов, попасть в Сибирь автоматически означало остаться там на всю жизнь, потому что обратно выбраться было невозможно. Сибирь в моем спектакле - это не конкретный регион, а имя нарицательное, образ нашей ментальности, типа белых медведей, которые, по мнению иностранцев, бродят у нас по улицам. Наша ментальность имеет прямое отношение к любви: так как любят русские, как русские мстят или ненавидят, так никто, ни в одной стране не проявляет свои чувства. У нас всегда крайности. Поэтому наша любовь часто является разрушительной, становится в конечном итоге каторгой для обоих. Мой спектакль именно про это, про русскую ментальность, связанную с тем, что мы живем в холодной стране с горячим сердцем.