Упрек в тотальном контроле над российской прессой отмел Владимир Путин, посетивший конгресс в день его открытия. Он сказал, что сегодня в России насчитывается 53 тысячи периодических изданий и более 3 тысяч телерадиокомпаний, и "всех их невозможно проконтролировать, даже если бы такое желание у государства возникло". Насчет же коррупции и того, что уровень доверия россиян к отечественной прессе невысок, Путин спорить не стал. Но заметил: "Одними решениями государства доверия общества к прессе не повысить. Нужна ответственность прессы".
Что тут скажешь? Прав президент. Поводов для предъявления общественного счета российская пресса предоставляет в щедром избытке. Как показали недавние опросы в Москве, 49 процентов граждан требуют ввести цензуру на центральных телеканалах. Среднероссийская же цифирь, отражающая такое желание, и того внушительнее: 75-80 процентов. Впрочем, расшифровка этого показателя делает его не столь уж беспросветным. Граждане хотят не политической цензуры, а нравственной. Требуют ввести запрет не на общественную экспертизу действий власти, не на открытые дискуссии между различными политическими силами, а на тиражирование пошлости, демонстрацию по ТВ сцен насилия и жестокости и прочую "чернуху".
Не знаю, нашлось ли время у зарубежных участников конгресса ознакомиться с образцами подобной продукции. Но я помню, как побывала в Москве представительная делегация Всемирного комитета свободы прессы. Международные эксперты изучали документы, встречались с журналистами и политическими деятелями, беседовали с представителями власти. И пришли к выводу, что свобода прессы в России подвергается испытаниям. В числе угроз ей наши зарубежные коллеги назвали и такую: отсутствие высоких этических и профессиональных стандартов в самой журналистской среде. Вот об этой угрозе мы почему-то реже вспоминаем. Требуется сделать усилие над собой, чтобы признать, что информационный товар, производимый отечественными мастерами пера, микрофона и телекамеры, вообще-то далек от мировых кондиций. Редко кто из журналистов рискует публично сказать коллегам: друзья, мы имеем именно ту свободу, какую заслужили.
Перед открытием конгресса Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям обнародовало доклад "Российский рынок печати. Состояние, тенденции и перспективы развития". Я обратил внимание на такой факт: лидер рейтинга самой читаемой прессы - региональная. Доля ее потребителей - 38 процентов. Аудитория федеральных изданий - в два с лишним раза меньше. Тому есть множество причин, но одна совершенно очевидна: федеральная пресса мало интересуется жизнью российской провинции. Полагаю, у г-на О Рейли был повод задать российским коллегам еще один вопрос: есть ли жизнь за Садовым кольцом? В смысле - обнаруживает ли столичная журналистика следы человеческого обитания за пределами Красной площади, Охотного Ряда и Краснопресненской набережной? Если да, то почему не поделится своими открытиями?
Не могу тут не вспомнить одну очаровательную практикантку с факультета журналистики МГУ. Году, если не ошибаюсь, в 1977-м ее прислали в "Комсомольскую правду", где я тогда работал. Она была дочкой какого-то зарубежного собкора "Правды" и к своим двадцати успела поездить по заграницам. В отделе информации, в который ее определили, наша Валя, не видавшая иных городов и весей, кроме Москвы и нескольких европейских столиц, дней десять маялась без дела, соображая, о чем бы таком написать. Наконец поделилась счастливой идеей: "Придумала! Я поеду в деревню и напишу, как там живут люди".
Бедную девушку подняли на смех. Ее неофитская тяга к открытиям материков реальной жизни не получила достойного вознаграждения: в деревню Валю не послали. И не только по причине ее первобытной наивности. Главным образом потому, что репортеров, колесивших по сельским проселкам и по всей необъятной советской стране, в "Комсомолке" хватало и так. Полем профессионального самоутверждения, источником гонораров, пусть и не ахти каких, для большинства была командировка. Сегодняшняя же пресса вся зациклена на новостях из Москвы. Жизнь российской провинции на телеэкране и в печатных строках либо напрочь отсутствует, либо представлена однобоко, уродливо, с налетом столичного снобизма.
Судя по тому, какие события попадают в информационные выпуски телепрограмм, ежедневные газеты, и по тому, какие герои выходят в них на первый план, вся наша пресса - это сплошные новости столицы. Причем и столичная жизнь чаще всего ограничена тремя адресами: Кремль, Дом правительства, Госдума. А главные герои - президент, министры, депутаты и неисчислимая армия чиновников. Их каждодневное бытие, их междоусобицы, интриги, дрязги предлагаются вниманию жителей Хабаровска или Чувашии, которым, по-видимому, до смерти охота знать, кто кого подсиживает в таком-то министерстве, кого снимут, кого назначат и правда ли, что - о, ужас! - намечается раскол в какой-то там партии или думской фракции.
Нет, информация из провинции время от времени появляется. Но какая? Если весть из провинции, то - с губернаторского этажа, не ниже. И опять в одном лишь ракурсе - московском (ну например: кому перешел дорогу недавно арестованный глава Ненецкого автономного округа Алексей Баринов). Впечатление, будто былую журналистскую практику вывернули наизнанку. Прежде ведь дозволялось сколько угодно (правда, без "очернительства") описывать жизнь "простого советского человека" и категорически возбранялось вторгаться в коридоры власти. Теперь наоборот. Теперь все новости и сенсации связаны только с правителями столичного или регионального калибра - провинциальный обыватель с его житейскими заботами и проблемами на роль ньюсмейкера не тянет. Сегодня в Москве можно насчитать едва ли больше двух-трех десятков журналистов, зарабатывающих себе на хлеб командировками.
"Единая Россия" невозможна без восстановления разрушенных информационных связей между центром и провинцией.
ЕСЛИ Москва не знает, что творится в Воронеже, а Воронеж не ведает, чем живет Новосибирск, происходит распад единого информационного пространства. А самоуничтожение центральной прессы (хорошо, назовем ее общенациональной) как связующего информационного звена между Москвой и провинцией - это первый шаг к распаду России, психологическая подготовка населения регионов к бегству от центра. И по воздействию на массовое сознание эта штука будет посильнее, чем подавленные сепаратистские устремления региональных баронов.