Казус первый
Житель Узбекистана Максим Шакуров зарабатывал на жизнь перевозками. На своем "КамАЗе" он возил с родины в Татарстан фрукты, а обратно - промышленные товары. Несмотря на то что узбек не имел российского гражданства, большую часть времени он проводил в Казани, где у него живут супруга и двое детей.
Однажды Шакуров загрузил "КамАЗ" узбекским урюком и отправился в Казань. На российско-казахстанской границе охраняющие ее с российской стороны таможенники устроили полный досмотр: заставили водителя разгрузить кузов, разобрать колеса, снять картер двигателя... Проверка продолжалась четыре дня, наркотиков не нашли. Шакурова отпустили, однако не выдержал "КамАЗ": у него "полетел" мотор. Узбек вернулся на родину, а к его жене в Казани пришли оперативники наркоконтроля. Спросив у женщины, где ее муж, полицейские сообщили, что он подозревается в контрабанде наркотиков: якобы Максим перевез через границу 10 кг героина. Засим Шакурову заочно предъявили обвинение в контрабанде и объявили его в общероссийский федеральный розыск.
После звонка из Казани Шакуров счел за благо в России какое-то время не появляться. Навестить жену и детей он решился через полтора года. Приехав в Казань, Шакуров, как положено, зарегистрировался и вскоре получил повестку в органы наркоконтроля. Здесь следователь не надел на него наручники, а, напротив, выдал ему на руки постановление о прекращении уголовного дела за отсутствием события преступления.
Воспользовавшись помощью правозащитного центра Казани, Шакуров подал иск к управлению Федерального казначейства по Республике Татарстан. Ново-Савиновский районный суд взыскал с Минфина России в пользу гражданина Узбекистана Шакурова 35 тыс. рублей в счет возмещения морального вреда, причиненного ему сотрудниками российских правоохранительных органов.
Казус второй
Против начальника милиции общественной безопасности г. Костромы полковника Белокурова было возбуждено уголовное дело. В обвинительном заключении, переданном в суд, прокуратура утверждала, что Белокуров "дискредитировал правоохранительные органы, подорвал их авторитет и нарушил права граждан на защиту от преступных посягательств путем необоснованного отказа в уголовном преследовании". В обоснование этого было указано, что в двадцати случаях прекращения уголовных дел (из трех тысяч эпизодов) полковник Белокуров не принял всех мер к окончанию расследования (так, при краже из сарая продуктов питания на сумму 300 рублей милиции не следовало отказывать в возбуждении уголовного дела).
Суд проанализировал судебно-следственную практику и отверг довод прокуратуры о том, что Белокуров отказывал в возбуждении дел "из карьерных соображений", желая "заведомо незаконно улучшить показатели работы своего подразделения". В то же время суд признал, что часть уголовных дел не следовало прекращать, но этого недостаточно для признания полковника виновным в совершении уголовно наказуемого преступления. "Нарушение ведомственной инструкции может влечь дисциплинарную ответственность, но не являться предметом уголовного разбирательства", - заключил суд, который вынес оправдательный приговор бывшему начальнику милиции общественной безопасности.
| комментарий |
Генри Резник,
ПРЕЗИДЕНТ АДВОКАТСКОЙ ПАЛАТЫ ГОРОДА МОСКВЫ:
Леонид Никитинский | Генри Маркович, это две совершенно разные истории, почему вам пришло в голову объединить их одним комментарием?
Генри Резник | Тут две стороны одной и той же проблемы, связанной с существующим порядком возбуждения и прекращения уголовных дел. Один случай скорее анекдот, но начальнику милиции не до смеха. Работа милиции до сих пор оценивается по уровню преступности на соответствующей территории, а этот статистический показатель, в свою очередь, зависит от того, как в милиции регистрируются преступления. Преступность - сложное социальное явление, и работа милиции сказывается на его динамике далеко не в первую очередь. Но такая система оценки заставляет всякого милицейского начальника занижать статистические показатели преступности, а для этого только один способ: не возбуждать дела в тех случаях, когда можно так или иначе уклониться от регистрации того или иного преступления.
Я рад за Костромской суд, который, разумеется, тоже понимая всю эту ситуацию, очень разумно и взвешенно подошел к делу. Оправдав полковника Белокурова, суд, по сути, вынес обвинительный приговор инструкции МВД, указав, что нарушение правил учета - еще далеко не преступление. Эти показатели вообще давно надо отменить или серьезно изменить: не с владельцев же огородов спрашивать за наводнение, которое погубило их урожай. И не начальник костромской милиции виноват в том, что преступность растет по всей стране. Наверное, была какая-то кампания, вот он под нее и попал.
Никитинский | Но не исключено, что этот милиционер кому-то отдельно насолил, и тогда возбуждение дела против него - лишь инструмент расправы...
Резник | Именно! И это момент, который роднит костромскую историю с казанской. С одной стороны, гражданину добиться возбуждения уголовного дела подчас бывает очень трудно, а с другой - против него самого такое дело может быть возбуждено совершенно произвольно. Полковник милиции из Костромы тоже оказался в роли гражданина, но ему лучше, чем гражданину Узбекистана Шакурову. Узбека уж наверняка бы посадили, если бы он не догадался повернуть от границы назад. Но у него же ничего не нашли, да и весь грузовик перевернули, как можно предположить в такой ситуации, с одной только целью - вытрясти из "чурки" взятку. Прекращение дела, скорее всего, последовало в связи с его полной бесперспективностью, а зачем было возбуждать, если не с целью получить взятку? Значит, возбуждение уголовных дел (как и грозящее на этой основе заключение под стражу) - тоже своего рода бизнес, как в случае с узбеком, или инструмент для сведения каких-то счетов "по бизнесу", как, может быть, в случае с полковником из Костромы.
Никитинский | Для того чтобы повлиять на ситуацию с необоснованным отказом в возбуждении уголовных дел, надо изменить показатели оценки милиции по статистике преступности, так? А чтобы прекратить практику необоснованного возбуждения дел, которая становится угрожающей уже на национальном уровне, что надо сделать?
Резник | Можно, конечно, выразить пожелание обновить процентов на восемьдесят личный состав милиции, а заодно и прокуратуры, а заодно и судей, но это химера. Надо менять механизм возбуждения уголовных дел. Может быть, следует сделать так, чтобы возбуждать уголовное преследование тоже можно было только через суд, хотя, как показала практика, после передачи в суды, например, вопросов заключения под стражу, это не укрепило гарантии прав граждан, может быть, стало даже хуже. Но все равно это правильно, тут дело уже не в законе, а в том, что судьи не чувствуют себя вершиной правосудия, на которой де-факто все так же незаконно сидят прокуроры, а то и милиция. От этого все безобразия. Только настоящий, неформальный и независимый судебный контроль может что-то исправить в механизме уголовного процесса в целом.
Никитинский | Ну а сегодня что делать человеку, который оказался под угрозой незаконного возбуждения против него уголовного дела?
Резник | Первым делом бежать к адвокату, а адвокат будет думать, куда писать дальше: в суд или в газету.