Российская газета| Сергей Анатольевич, Россия, как известно, не первый год оказывает помощь другим странам, опять же на днях правительство приняло декларацию о конвертируемости национальной валюты - рубля. Тем не менее финансовая "семерка" так и не доросла до формата политической "восьмерки"...
Сергей Сторчак| На самом деле в этом утверждении есть лукавство. Финансовая "восьмерка" - это два сообщающихся сосуда или два вектора. Россия в усеченном формате участвует в тех заседаниях, в которых принимают участие министр финансов и управляющий Центральным банком, и когда дискуссия касается вопросов валютных курсов и процентных ставок, когда обсуждается ситуация мировых финансовых рынках. И это понятно почему.
РГ| Почему?
Сторчак| Потому что у нас полная конвертируемость рубля провозглашена лишь на днях и пока будет существовать преимущественно на бумаге. А чтобы превратить рубль в резервную валюту, потребуется время. И немало. Ведь дело не в номинальной конвертируемости рубля, а в том, чтобы рубль стал мировой резервной валютой. Ведь в "семерке" представлены страны, чьи валюты уже являются резервными. То есть мы для себя ставим планку выше.
РГ| А сколько времени понадобится, чтобы рубль стал резервной валютой?
Сторчак| Сколько создавали евро? Вот столько и нам потребуется. А может быть и больше. Трудно сказать. И потом в известном смысле "восьмерка" - это клуб по интересам. Там, где интересы всех остальных членов соприкасаются с нашими, где они видят в нас партнера, который им может что-то дать, а не только взять, там мы работаем в полном формате. Но при этом мы никаких неудобств от неполноценного формата не испытываем, потому что в последние годы Россия реально не могла влиять ни на курсовую, ни на процентную политику. Немного, но все же страна участвовала в сфере содействия международному развитию.
Чтобы превратить рубль в резервную валюту, потребуется время. В "семерке" представлены страны, чьи валюты уже являются резервными
В этом году Россия участвует и в списании задолженности развивающихся стран перед Международной ассоциацией развития, и в специальном фонде Международного валютного фонда по противодействию последствиям высоких цен на нефть, и в ряде других мероприятий, где наша активная роль была невозможна еще пять лет назад. Ведь тогда с точки зрения финансовых отношений, мы выглядели очень маленьким, карликовым государством. Более того, большой минус - мы были должны не банкам и корпорациям, что нормально, а правительствам иностранных государств. Как правопреемник или страна, продолжатель бывшего Советского Союза, имели в своих долговых книгах неурегулированные или реструктурированные обязательства по кредитам, предоставленным Советскому Союзу еще в 80-е годы. Сейчас этому приходит конец. Соответственно, это еще одна предпосылка для того, чтобы партнеры были заинтересованы в нас. Их интерес даст нам возможность более последовательно и разносторонне участвовать во встречах финансовой "восьмерки".
РГ| Существует мнение, что Россия уже упустила свой шанс и перестала быть интересной "восьмерке", продолжая уступать в экономическом соревновании с Китаем. Эта страна интересует финансовую "семерку" больше, чем Россия?
Сторчак| Подобное утверждение можно было делать еще до роста цен на энергоносители. А уж после того, как этот исторический феномен случился, сказать, что мы не интересуем наших партнеров по "восьмерке", это смешно. Достаточно посмотреть на заинтересованность крупнейших производителей в разработке Штокманского месторождения, в строительстве газопроводов, в проекте Сахалин-2. Мало того, предприятия с мировым именем, имеющие годовой оборот, сопоставимый с оборотом крупной страны, сами активно лоббируют свои интересы, постоянно подключая к этому лидеров своих стран. А уж это стопроцентный признак того, что интерес к России не только не ослабевает, а скорее, увеличивается.
Этот интерес мы ощутили и в финансовой "семерке". Например, мы предложили партнерам поговорить на встрече министров финансов о финансовой безграмотности или недостатке финансового образования широких масс населения, и эта, казалось бы, сугубо профессиональная тема получила полную поддержку.
РГ| Одной из причин, по которой нашу страну не принимали в финансовую "восьмерку", была задолженность. После погашения долга Парижскому клубу, казалось бы, и претензий к России не осталось, и финансовый формат можно было бы расширить...
Сторчак| На самом деле это не претензии. Это констатация того, что мы с финансовой точки зрения были отличны от них.
Ведь когда мы вступили в "восьмерку" как ядерная держава - это была лишь констатация подтверждения нашего статуса. Постепенно по мере того, как мы прошли пять реструктуризаций в рамках Парижского клуба, урегулировали задолженность с банками-кредиторами, членами Лондонского клуба, стали содействовать международному развитию, именно в финансовом плане мы стали такими, как все. И чем больше мы будем похожи на них, тем лучше.
У нас уже бюджетный процесс стал более прозрачным. Россия присоединилась к разным стандартам распространения экономической и финансовой информации. Качество информации, которую мы предоставляли в девяностых годах и сейчас, серьезно различается. Тогда, в девяностых, нас воспринимали как страну, имеющую плохую кредитную историю, мало кто понимал нашу долговую политику. Сейчас долговая политика планируется на трехлетку, это публичный документ, мы четко декларируем цели, показываем формы и методы достижения этих целей. Финансовая политика государства транспарентна и понятна.
РГ| Значит, Запад поверил в российские достижения и реформы, которые декларируются?
Сторчак| Реформы не декларируются, они идут: где-то быстрее, где-то медленнее. Но то, что состоялась реформа межбюджетных отношений, перестройка в сфере государственной долговой политики, включая политику заимствования регионов, - это факт.
Можно привести массу других примеров, из которых видно, где мы действительно продвинулись или создали предпосылки, чтобы выйти на новый качественный уровень. Если в ближайшие годы сумеем добиться результата в сфере судебной реформы - это будет еще один аргумент для партнеров. Они не могут не видеть: реформы бюджетной, судебной систем мы проводим не изолированно, не спрятавшись где-то за углом, а открыто. Более того, под эти комплексные мероприятия привлечены займы Мирового банка, а это означает строгий внешний контроль за качеством и этапами реализации проектов.
РГ| Что же могут предъявить партнеры по G 8 России в качестве претензий на предложение о расширении формата финансовой "семерки"?
Сторчак| На такой вопрос всегда очень сложно отвечать, но надо помнить, что G8 - это клуб. "Семерка" или "восьмерка" - это очень неформальный процесс. Трудно со стопроцентной гарантией сказать, отдается предпочтение странам или все-таки лидерам. Вот Италия - не ядерная, небольшая страна по сравнению с Соединенными Штатами, но у нее в G8 тот же вес, что и у Америки. Понятно, из-за политических различий прежде невозможно было пригласить в этот клуб ни Советский Союз, ни Китай, ни Индию. Как будет ситуация развиваться дальше, трудно сказать. Может быть, и человеческий фактор будет играть большую роль.
РГ| Так кто же готов поддержать нашу страну при вступлении в финансовую "восьмерку"?
Если мы вкладываем миллиарды в развитие месторождений, то должны гарантированно знать, что будем иметь рынки сбыта
Сторчак| Нас активно поддерживают Германия и Франция. Именно министры финансов этих стран были инициаторами проведения одного из заседаний "восьмерки" в России. Но кроме заседаний министров финансов существуют другие форматы. А, как правило, политическая напряженность или недоверие в большей мере проявляются на низком уровне. Лидеры же склонны выдерживать больший политес, чем исполнители.
РГ| В генеральной репетиции саммита участвовал министр финансов США Джон Сноу, который после саммита G8 покинет этот пост. Вам не кажется, что таким образом формат финансовой "семерки" был не полноценный, поскольку проводить финполитику предстоит теперь другому министру.
Сторчак| Июньская "восьмерка" была посвящена подготовке встречи лидеров стран. Повестка дня встречи была согласована заранее. Поэтому кто бы из участников диалога - министров финансов - уходил или приходил, не имеет большого значения, процесс развивается, невзирая на личности. Вспомните, в феврале был представлен коллегам новый министр финансов Канады. И буквально через три дня после вступления в должность канадский финансист приехал в Москву на встречу министров финансов. То же самое и с министром финансов Италии. Он занял свой пост аккурат накануне встречи в Санкт-Петербурге. И именно министр финансов Италии стал самым активным участником профессионального разговора о лучшей практике управления общественными финансами.
РГ| В ближайшие два-три десятилетия, если верить вам, Россия обгонит по росту ВВП многие страны, практически войдет в "восьмерку" по уровню ВВП на душу населения. Это будет сильный аргумент для коллег по "восьмерке"?
Сторчак| Честно говоря, не уверен, что это решающий аргумент. Скорее важно, какое место мы занимаем в мировой экономике, какое оказываем влияние на нее, чем то, каков уровень благополучия в стране. Конечно, для лидеров G8 внутриполитические процессы, стабильность, защита прав человека, вопросы демократии - это важные составляющие. Для финансовой группы все-таки важно то влияние, которое оказывает страна на мировую экономику, образно говоря, когда на слова министра финансов реагирует валютный рынок. По мере укрепления рубля российские официальные лица в полной мере ощутят эту силу слова. Тогда придется быть более осторожными в высказываниях, поскольку валютные колебания приводят к изменениям на фондовых биржах и, как следствие, возникают дополнительные риски.
РГ| Зато это аргумент...
Сторчак| Это аргумент для тех, кто хочет слышать. А для тех, кто не хочет - это не аргумент. Поэтому мы делаем упор на том, где наша роль в мировой экономике очень весома. Понятно, что речь идет о рынке энергоносителей - это все понимают и признают.
Нельзя не учитывать и те темпы импорта, которые мы демонстрируем, иногда в ущерб развитию собственной промышленности. В последние три-четыре года прирост импорта, а это машины и оборудование, а также продовольствие составляет 25-27 процентов в год. Это значит, что, зарабатывая на нефтедолларах, мы даем возможность перераспределять этот ресурс. И многие промышленные предприятия зарубежных стран получили хороший рынок сбыта. Это наглядный пример конкретного вклада России в решение проблемы глобальных дисбалансов.
- Энергетическая безопасность - главная тема саммита G8 в Санкт-Петербурге. Для многих этот термин, как и другие, которыми в последнее время оперируют правительственные чиновники, загадочный. Каковы основные составляющие энергетической безопасности?
РГ| Действительно, энергетическая безопасность резко выделяется в контексте общей тематики саммита. Сказать, что в ходе встреч министров финансов она тоже была центральной темой, это значит не сказать ничего. Да, в коммюнике она занимает лишь одну восьмую часть, но на самом деле минимум две трети подготовительной работы было посвящено поиску консенсуса между заинтересованными сторонами именно в этом вопросе. Так что же такое энергетическая безопасность?
Сторчак| Я считаю: главное, что удалось России в ходе председательства в G8 - это добиться равноправного отношения к двум составляющим энергетической безопасности. А именно - безопасности спроса и безопасности предложения. Собственно, это то, что с чего начинали в декабре и к чему уже более-менее серьезно подошли в феврале в ходе первой встречи министра финансов.
Понятно, что безопасность предложения - термин, существующий уже много лет и активно внедряемый на различных уровнях. Прежде всего Еврокомиссией и в меньшей степени другими странами. Хотя, как в меньшей степени? Американцы безопасность поставок по существу ставят в центр своей внешней политики, а может быть, даже и в центр оборонной политики.
Вклад последнего заседания финансовой "семерки" состоит в том, что партнеры по сути признали за Россией право на безопасность спроса. Речь, в частности, идет о том, что если мы вкладываем миллиарды в развитие Штокманского или еще какого-нибудь месторождения, то должны гарантированно знать, что будем иметь рынки сбыта, что цена и объемы поставок полностью компенсируют наши затраты и мы, как нормальные предприниматели, получим с этого выгоду. Вот это одна из сторон безопасности спроса.
Другой частью безопасности спроса является приобретение Россией и российскими хозяйствующими субъектами активов в странах-получателях наших энергоресурсов. Естественно, владея активами, газораспределительными сетями, сам "Газпром" создаст предпосылки для безопасности спроса.
Надо заметить, что эта тема, несмотря на сложное обсуждение в начале, на прошедшей генеральной репетиции саммита - встрече министров финансов, воспринималась уже позитивно. И, по моему мнению, чем ближе к саммиту, тем меньше возникает вопросов и более конструктивным становится обсуждение. А главное, партнеры хорошо понимают: у нас есть право на то, чтобы ставить вопрос именно таким образом. Важно, что консенсус по долгосрочным контрактам достигнут, что совсем недавно, в начале дискуссии, казалось маловероятным.
РГ| На встрече министров финансов много говорили о том, что необходимо обеспечить надежность поставок газа и часто вспоминали о газовом конфликте с Украиной. Удалось ли просветить партнеров по G8 о причинах газового противостояния?
Сторчак| Да, удалось. Ведь речь идет не только о субсидировании затрат населения на энергоснабжение в условиях зимы, но, по сути, о субсидировании затрат хозяйствующих субъектов Украины круглогодично. Понятно, что, производя трубы и какой-то иной прокат на основе дешевого российского газа, Украина заведомо получает конкурентное преимущество, и не только по отношению к российским заводам, но и по отношению к металлургическим предприятиям Западной Европы. Это касается и металлургии, и химии, и нефтехимии, а также других производств, связанных с этими отраслями.
Наши аргументы были хорошо восприняты министрами финансов. Эти же аргументы мы приводили и на встрече с представителями агентств Содействия международному развитию (СМР) развитых стран. Когда мы стали рассказывать, что в цифрах означает поставка природного газа по тем ценам, по которым мы им поставляли (такие поставки выливаются по сути в грант суммой от 4 до 6 миллиардов в год отнюдь не самым бедным странам, к которым относится Украина), это произвело впечатление на партнеров. Не скажу, что все сразу же согласились наши усилия записать в качестве нашего вклада в СМР, но наши аргументы возымели действие.