В канун столетнего юбилея Веры Марецкой, актрисы неповторимой, наш звонок к главному хранителю театральной летописи России - Виталию Вульфу. В его знаменитом телевизионном цикле "Серебряный шар" передачи о Марецкой пока не было. Его рассказ для "Российской газеты" - прообраз такой передачи, которую все ценители актерского гения с нетерпением ждут.
- Вот стою я перед вами, простая русская баба. Мужем битая, попами пуганая, врагами стрелянная - живучая.
И зал Верховного Совета на экране, и зрители в кинозале взрывались аплодисментами - с такой верой это говорилось. Это воистину великая роль великой актрисы.
И вот после такой роли Марецкая сыграла почти эпизодическую Змеюкину в "Свадьбе". Как и многие, я уж и не знаю, сколько десятков раз смотрел эту картину, и все не могу оторваться. И все восхищаюсь мастерством актрисы, ее обаянием и заразительностью - магией, которая неотразимо действует на зрителей. Маленькая роль стала едва ли не центральной. Провинциальная красотка. Вот она жеманничает с телеграфистом Ятем, и это совершеннейший фейерверк кокетства, улыбок, ужимок. Ее фраза "Мне душно, дайте мне атмосферы!" стала знаменитой. Актриса здесь не просто смешит, она завораживает. Как будто у этой Змеюкиной хватает ума иронически взглянуть на себя со стороны.
Критика тогда писала, что режиссер не понял чеховской сатиры, что он не должен был делать эту ничтожную кривляку Змеюкину провинциальной львицей, что она у Марецкой слишком привлекательна… Между тем Анненский был подлинным интерпретатором Чехова. Чехов у него свободен от скуки будней, он - как бы с "достоевщинкой". Марецкая играла легко. Она любила импровизировать, была музыкальной, и здесь это раскрылось в полной мере.
Пройдет несколько лет, и Юрий Завадский поставит у себя в театре чеховскую "Чайку". Марецкая играла Машу. Ее Маша - фигура трагическая. Тонкая, умная, страдающая от пошлости жизни, со своей безнадежной любовью. Но Чехова, к сожалению, Марецкая играла мало. Завадский вернется к нему уже в 60-х годах, когда он поставит с ней забытого "Лешего".
Я, увы, не видел "Школу неплательщиков" с ее экстравагантной Бетти Дорланж и знаменитой фразой: "Господа! Не с кем жить! Не с кем жить, господа!". Зал, по свидетельству очевидцев, хохотал. В конце 80-х театр вернулся к этой пьесе уже без Марецкой, и я, посмотрев спектакль, не мог понять, что же такого было в этой Бетти Дорланж, о которой я столько читал?! Ибо то, что умела Марецкая, конечно, не умел больше никто. И этот спектакль уже не имел никакого успеха.
У Марецкой удивительная судьба. Она окончила Школу-студию при театре Вахтангова, там встретила Юрия Завадского. У нее были замечательные педагоги, но смотрела она только на Завадского и всегда оставалась ему преданной. Как и он, тяготела к поэтической драматургии. Помнила премьеру "Принцессы Турандот", смерть Вахтангова. И когда его первый ученик Завадский позвал молодую актрису за собой, она пошла к нему в студию. Практически все ее однокурсники ушли во МХАТ - и Алексей Грибов, и Василий Орлов, и Ангелина Степанова. А Марецкая осталась с Завадским. Здесь она узнала, что такое работа над ролью без выходных и поблажек, приучила себя записывать все свои и его идеи, и Завадский был для нее богом.
В студии были поставлены "Простая вещь" Лавренева, ставились экспрессионистские опыты немецких драматургов Толлера, Кайзера, Газенклевера. Играла она много - Завадский ее любил, и вскоре она стала его женой. Родился сын Евгений, в дальнейшем режиссер. Вскоре в театре и в ее жизни появился Ростислав Плятт, ставший ее партнером на многие десятилетия.
Она много ходила тогда в другие театры. Боготворила Марию Бабанову, не пропускала ни одной ее роли. Пройдут десятилетия, и муж Бабановой драматург Федор Кнорре напишет пьесу "Встреча в темноте". Бабанова, отличавшаяся поразительным благородством и щепетильностью, долго думала, имеет ли она право играть в пьесе мужа - что могут подумать в театре! И отдала роль Вари Марецкой. Считала ее необыкновенно талантливой и называла великой актрисой. И Завадский поставил "Встречу в темноте", и спектакль получил Сталинскую премию - тогда высшую награду в стране.
Ей нравилось сниматься в кино. Ее киноработы, на мой взгляд, - серия абсолютных шедевров. Она не обладала фарсовым даром, как ее коллега по театру Фаина Раневская, она была драмо-комедийной актрисой, и, может быть, поэтому нынешнее поколение знает ее меньше, чем гениальную Раневскую. Но их таланты сопоставимы. Когда она играла Катю в "Закройщике из Торжка" Протазанова или снималась у Барнета в "Доме на Трубной", это были настоящие актерские победы. В конце 40-х она сыграла в "Сельской учительнице" Донского, где сумела воплотить три возраста героини: юность, зрелость и старость. Это было мастерство, которое сегодня кажется недосягаемым, нереальным. "Сельскую учительницу", "Члена правительства", "Свадьбу" в кинотеатрах показывали бесконечно, и люди смотрели их снова и снова.
Жизнь свою она закрывала от людей. А в этой жизни было много проблем. Вера Петровна очень любила своих братьев. Они рано ушли в политику, были бухаринцами, что закончилось трагично: оба были арестованы и вскоре расстреляны как враги народа.
Потом Марецкая вышла замуж за Юрия Петровича Троицкого. Ему нравилось имя Георгий, но все его называли Трошей. Он не очень талантливый актер, но у него были золотые руки, и Марецкая к нему была привязана. С ним она родила дочь Машу. Сегодня Маша живет в Лос-Анджелесе. Умная, очень образованная, прекрасный киновед.
Время было тяжелым. В стране свирепствовали репрессии. Завадского выслали из Москвы, и 10 сентября 1936 года спектаклем "Любовь Яровая" по очень популярной тогда пьесе Тренева в Ростовском драматическом театре имени Горького он открыл свой первый провинциальный сезон. Неизбалованные ростовские зрители хлынули в театр - и прежде всего на Марецкую в заглавной роли. Актриса не играла Яровую, как было принято, классово зрелой, она лепила образ существа юного, романтически увлеченного волной народного гнева. Играла личную драму женщины, которая приходит на помощь униженным. Потом она сыграла королеву в "Стакане воды" Скриба, Лизу в "Горе от ума", Мирандолину в "Трактирщице" Гольдони - и тоже блистательно.
В 1937-м она отправила из Ростова посылку своему брату Мите, посылка вернулась, и она поняла, что Мити больше нет. Понимала она и то, что старший брат Гриша после бухаринского процесса тоже обречен. Еще надеялась поехать в Москву, найти влиятельных людей, с которыми недавно знакомили ее братья, не спала ночами. Но уже было ясно, что все кончено.
В Ростове она оставалась, пока Завадский не получил разрешение вернуться в Москву. В Москве он поставил "Бесприданницу" в Театре Революции с Бабановой в главной роли, и это обидело Марецкую. Но обиды уходили, и Завадский, как всегда, продолжал искать для нее новые роли. Уже в Москве они выпустили премьеру "Надежды Дуровой". Спектакли прерывались воздушными налетами - шла война. В Москве тогда работали только два театра: музыкальный имени Станиславского и Немировича-Данченко и Театр Моссовета. В обоих, несмотря на бомбежки, был аншлаг.
Марецкая стала любимицей театральной Москвы. Но дома по-прежнему было нехорошо. Арестовали ее сестру. Снова надо было отправлять посылки - в тюрьму, в лагерь. Марецкая билась за ее спасение и сделала все, чтобы через несколько лет сестра вернулась в Москву.
Все это выглядело странно. С одной стороны, она была первой народной артисткой СССР в Театре Моссовета, многократным лауреатом Сталинской премии. С другой стороны - страшная судьба братьев, бессонные ночи в тревогах за сестру, вынужденный отъезд из Москвы. Непростой жизнь оставалась и после войны. Вышло печально знаменитое постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград", отлучившее Ахматову и Зощенко от литературы, появилось постановление о репертуаре драматических театров. Театральное дело становилось не только тяжелым, но и опасным.
Завадский выпустил пьесу сербского драматурга Нушича "Госпожа министерша". Марецкая играла Живку, и это был гвоздь многих театральных сезонов, публика ломилась. Глупенькая Живка, внезапно ставшая важной госпожой, игралась ею в стиле не бытовой комедии, как написал Нушич, а настоящей буффонады. Партнером ее как всегда был Плятт. Я до сих пор вижу, как его герой убеждает Живку: "Мадам, вы можете стать дамой высшего общества, только играя в бридж, куря и имея любовника". И Марецкая очень смешно играла потрясенность: если курить и играть в бридж для Живки еще куда ни шло, то иметь любовника - это уж слишком.
В этот период Театр Моссовета ставил много плохих пьес. Драматург Спешнев специально для Марецкой написал "Мадлен Годдар" - было затрачено много труда с нулевым результатом. Но она сыграла и Кручинину в "Без вины виноватых". Спектакль вышел сразу после знаменитого фильма с Аллой Тарасовой, и играть Марецкой было трудно, она сама понимала: что-то не вышло. Играла баронессу Штраль в "Маскараде". Но себя найти не могла. Особенно после всенародного успеха ее Прасковьи Лукьяновой в фильме Эрмлера "Она защищает Родину", после триумфов ее "Надежды Дуровой". Завадский был вынужден ставить официального автора Софронова. И "Миллион за улыбку" он поставил так, что спектакль в течение несколько сезонов оставался одним из самых посещаемых - Марецкая играла свою Карташову невероятно смешно. Но ей приходилось участвовать и в совершенно чудовищных пьесах типа "Далей неоглядных" Вирты, "Рассвета над Москвой" Сурова, "Аплодисментов" Штейна. Обилие плохих пьес - это, конечно, была беда. И для нее, и для театра. В то же время Марецкая ослепительно играла Пульхерию Александровну в "Петербургских сновидениях".
В 1956 году, в день открытия ХХ съезда КПСС, когда доклад Хрущева стал поворотным пунктом в истории страны, на экраны вышел фильм Марка Донского "Мать", где она удивительно играла Ниловну, снова покоряя зрителей всей страны своей искренностью.
Последние годы она много болела и долго эту болезнь скрывала. Я хорошо помню, как встречал ее в Паланге: она часто сидела у пирса, печально смотрела на море. Было видно, что она больна. Но без театра жить не могла, и когда появлялись роли, хваталась за них с упоением. Она была участницей первой постановки Теннесси Уильямса на советской сцене - "Орфей спускается в ад". Ничего подобного прежде она не играла, и вообще ставить Уильямса у нас тогда было делом непривычным и трудным. Завадский понимал, что пока Марецкая может играть, надо искать для нее роли.
И он нашел Лисистрату из вольной интерпретации комедии Аристофана, которую для театра переработали Назым Хикмет и театральный критик Комиссаржевский. Там у нее была роль утомленной славой актрисы. Не могу назвать это лучшей работой Марецкой, но этот спектакль "Бунт женщин" имел успех: в нем слился политический памфлет, почти фарс, с мелодрамой. Марецкая была второй после Раневской исполнительницей роли в "Дядюшкином сне", а потом, перед парижскими гастролями, вслед за Раневской и Любовью Орловой сыграла "Странную миссис Сэвидж", один из самых знаменитых спектаклей Театра Моссовета. Именно с ее участием этот спектакль был записан телевидением.
Для Завадского по-прежнему никого не существовало в театре, кроме его Вэ Пэ, как он называл Веру Петровну. Он нашел для нее "Вдову полковника". И это снова была абсолютная актерская победа: роль позволила ей войти в мир гротеска. Она с юности тяготела к этому стилю, к эксцентрике и теперь купалась в спектакле к восторгу публики.
Но болезнь брала свое, и она все больше времени проводила в больницах. Звонила в театр: "Как дела?". Сознавала, что жить осталось недолго. Умирала очень тяжело, боролась как могла. У нее была страшная, неизлечимая болезнь - рак мозга. Хоронить ее пришла вся Москва. Все понимали: из жизни ушла великая актриса. Личностей такого масштаба и такого таланта на сцене и экране, в общем, уже почти не оставалось…