Между этими двумя церемониями проходил очень непростой и неоднозначный процесс первого, по сути, за последние два десятилетия масштабного диалога российских и китайских писателей, издателей, журналистов. Только изнутри можно было почувствовать, насколько сложен этот диалог, насколько мы с китайцами сегодня разные и одновременно тяготеющие друг к другу в силу общего недавнего исторического прошлого. Несомненно, на участие России в Пекинской книжной ярмарке повлиял весь немыслимо запутанный клубок наших сегодняшних отношений с Китаем, политических и экономических в первую очередь. Сказалась и разность мироощущений, русского и китайского.
Естественно, к российскому стенду (1000 квадратных метров, 67 издательств) был проявлен особый интерес. Мы уже писали о тех мероприятиях, которые состоялись на самой ярмарке и вокруг нее: писательские встречи, семинары представителей российских и китайских СМИ, выступления писателей в различных аудиториях. Подвести общие итоги события мы попросили главного редактора издательства "Вагриус" Алексея Костаняна и писателя Михаила Веллера.
Прямая речь
Российская газета: Во время ярмарки вы работали одновременно на стенде издательства "Вагриус" и в качестве модератора российско-китайских писательских встреч, представляя две вышедшие на китайском языке антологии: современной российской прозы и современной российской поэзии. Вопрос модератору: насколько интересны были эти встречи и насколько они были реально полезны? Проще говоря: российско-китайский литературный диалог состоялся?
Алексей Костанян: Знание нашей литературы Китаем остановилось где-то примерно на уровне первой половины ХХ века. Классика - да. Достоевский, Тургенев, Чехов. Советская литература - да. Горький, Фадеев, Николай Островский. Отчасти захвачена наша военная проза: Бакланов, Васильев. Дальше - говорить сложно. Крупнейшее пекинское издательство "Народная литература" пытается делать шаги в продвижении современной российской литературы на китайский рынок, но мое и общее мнение: по большей части китайский рынок занят англоязычной литературой. Это происходит потому, что современная китайская молодежь ориентируется в основном не на русский, а на английский язык. Но это общая мировая ситуация, с которой нельзя не считаться. То, что мы, по крайней мере, издали две антологии современной русской литературы на китайском языке, 35 поэтов и 22 прозаика, это пусть небольшой, но какой-то шаг для продвижения наших авторов на китайский книжный рынок.
РГ: Был ли проявлен с китайской стороны интерес к конкретным писателям?
Костанян: В основном к писателям старшего поколения. Интересовались новыми книгами Бориса Васильева. Они привыкли его читать как военного писателя, а Борис Львович в последнее время работает в историческом жанре, пишет о Древней Руси. Знают Василия Аксенова по произведениям 60-х годов. Маканин известен, но только его отдельные вещи. Например, рассказ "Кавказский пленный" вышел в Китае сразу в трех переводах.
РГ: А более молодое поколение?
Костанян: Интересовались Дмитрием Быковым, Ольгой Славниковой, Михаилом Шишкиным. "Венерин волос" Михаила Шишкина сейчас переводится на китайский язык. Заинтересовались романом Славниковой "2017". Но все это на уровне точечных проектов. Да что говорить - а у нас у этих писателей миллионные тиражи? А уж о нашем знании современной китайской литературы вообще лучше помолчать. Они-то хоть нашу классику ХХ века знают, а мы? Остановились на Конфуции и Ли Бо.
РГ: Китайцы пытались как-то продвинуть своих новых авторов, чтобы их издавали в России?
Костанян: Разговоры, конечно, были. Во время нашей беседы в китайском Союзе писателей я задал вопрос: какой роман сейчас самый читаемый в Китае? Мне назвали автора. А о чем роман? О реформах в современной китайской деревне.
РГ: Может, это интересно? Китайский Борис Екимов.
Костанян: Борис Екимов очень популярен в России?
РГ: Какая-то безнадежная вырисовывается ситуация.
Костанян: Надеюсь, в будущем году, когда в России будет Год Китая, аналогичные антологии современных китайских авторов выйдут на русском языке. Но для этого нужна государственная поддержка.
РГ: Как работал стенд "Вагриуса"? Кто подходил, что спрашивали, какие книжки брали в руки?
Костанян: Китайцы в основном интересуются прикладной литературой. Словари, книги по различным отраслям знаний. Еще подходило много русских людей.
РГ: Русских?
Костанян: Кто-то выехал на постоянное жительство в Китай, потому что вышли замуж, женились. Кто-то постоянно здесь работает.
РГ: Китайским русским не хватает книг на русском языке?
Костанян: Прежде всего детской литературы. Хотя ребенок воспитывается в Китае, но язык матери или отца для него актуален.
Из первых уст
Российская газета: Одной из главных задач участия России в Пекинской ярмарке в качестве Почетного гостя было свести лицом к лицу современных российских и китайских писателей, чтобы был диалог, прерванный в предыдущие десятилетия. Получилось? Если получилось, то что, если не получилось, то почему?
Михаил Веллер: Сегодня в России возникло несколько писательских союзов и группировок. Они борются за читателя, за пряник, за место под солнцем и за международные контакты. Здесь был представлен сектор демократических писателей. На встрече в Пекинском университете я, подытоживая выступления своих коллег, сказал, что здесь представлена неполная картина современной российской словесности. Впрочем, полную картину и трудно было бы представить. Есть течение коммерческой литературы: женский роман, Борис Акунин, Виктор Доценко (хотя и прошедший свой пик популярности), Эдуард Тополь и много других. Как бы к ним ни относились, без них картина неполна. Неполна она и без Пелевина, Сорокина. И без Виктории Токаревой, этой матерой, в хорошем смысле, дамы русской женской прозы. И без коммуниста Александра Проханова, и без левого патриота Юрия Полякова.
РГ: Юрий Поляков был на ярмарке и организовал здесь интересный "круглый стол" "Литературная реальность и реальная литература". Приехала и "Группа 17", представители отнюдь не либерального, но и не коммерческого направления, позиционирующие себя как новый русский реализм. Вообще, как представить полную картину современной российской словесности? Это лебедь, рак и щука и "трепетная лань".
Веллер: Тем не менее картина была неполна. Но общее впечатление от ярмарки положительное. Ощущение удивительно теплого такого русско-китайского бардака. Говорят: первый блин комом. Но для нас это ностальгическое путешествие в наш позавчерашний день. Главным героем для китайской литературы остается Павка Корчагин. Установка на патриотизм, на веру в светлое будущее, от чего мы уже отошли, причем гораздо дальше, чем намеревались.
РГ: У китайцев отчетливое устремление к оптимизму. И на политическом, и на культурном уровне. Стране сказали: будете жить лучше, лучше и лучше и в конце концов станете первой державой мира. В России в последние два десятилетия, особенно в литературе, победило пессимистическое отношение к собственной стране, к ее историческому опыту.
Веллер: Я думаю, они в своем оптимизме рано или поздно разочаруются, но мы-то в своем пессимизме уже разочаровались. Они несколько законсервировались в своем оптимизме, а мы в своем пессимизме уже подошли к Европе и Америке и даже ближе, чем они сами. Мы хотим в Европу тогда, когда Европа становится гибнущей цивилизацией. Вот, в чем горе. Нам бы в Европу лет сто пятьдесят назад, когда она была на подъеме.
РГ: Повернуть в Китай, который сейчас на подъеме?
Веллер: Китай сложная страна, где 96 народностей, где люди, говорящие на южных диалектах, не понимают людей, говорящих на северных. Вот если бы их экономический опыт наложить на наш, более высокоорганизованный, то мог бы действительно получиться великий союз.
РГ: Как практически вы представляете этот союз?
Веллер: Практически это сегодня невозможно. Это дело десятилетий. Но для этого наш дипломатический корпус здесь, который в шесть раз меньше американского, должен быть в десять раз больше. Жалеть денег на это нельзя, тем более что они есть. Необходимо глубокое изучение их идеологии, психологии и ментальности. Открытие здесь своих газет и телеканалов. Нужно исподволь, чтобы не противоречить их коммунизму, проводить свои взгляды. Этому нужно учиться у американцев, которые десятилетиями оттачивали эти технологии. Пока у России не будет осознанной стратегии в отношении к Китаю, никакая наша политика здесь будет невозможна, потому что дипломаты не знают, в какую сторону им рулить.
РГ: Вернемся к литературе. Состоялся диалог между российскими и китайскими писателями?
Веллер: Говоря цинично, - нет. Но приятные контакты все-таки были. Василий Аксенов с удивлением узнал, что его "Звездный билет" был переведен в Китае в 60-е годы и распространялся в китайском самиздате. Я вдруг узнал, что два профессора из Пекинского университета видели меня в передаче "Культурная революция", были шокированы, стали выяснять, кто я такой, и теперь были рады меня видеть. При встрече я оказался совсем не таким негодяем, каким показался по нашему телевидению. Это очень важные человеческие контакты, которые нельзя заменить ничем. Но в целом мы, конечно, находимся настолько в разных эпохах и на разных культурных платформах, что о настоящем диалоге еще рано говорить.
РГ: Вы первый раз в Китае. Какое впечатление от страны? От Пекина?
Веллер: Здесь толпа не прет по улицам валом, как в Москве, хотя в Китае в десять раз больше народа, чем в России. Видимо, люди здесь ходят на работу больше, а по улицам и магазинам шляются меньше. Здесь прекрасная центральная пешеходная улица, на уровне лучших улиц мира. И что удивило: выражение лиц молодых людей. Совершенно не зажатые. У них черты азиатские, а выражение лиц европейское. В воздухе нет никакой агрессии. Потом здесь хорошо строят дома. Я обратил внимание на строительство 28-этажного обычного жилого дома. Железобетонная коробка. Но у нее стенки в два раза толще, чем у наших. Они их рассчитывают не на двадцать лет и даже не на пятьдесят. Это внушает уважение. Вообще архитектура и ее исполнение здесь мирового класса.
РГ: Так кто же "западнее", мы или они?
Веллер: Трудно вывести общий знаменатель. Средний уровень жизни у нас и у них приблизительно одинаковый. Но самые бедные у нас бедны иначе. Они сравнивают свою бедность с европейским уровнем жизни. А китайцы сравнивают свою бедность со вчерашним днем нищего Китая. Им легче морально. Но главное - у них есть чувство коллективного, национального удовлетворения. "Китай - великая страна!" "Будущее за нами!" В команде все в порядке, даже если по отдельности плоховато. У нас, если тебе плохо, это твое горе. Простому человеку в Китае живется легче. Он ходит на работу, ему гарантирован завтрашний день, и никто не смеет ему сказать, что он никому не нужен. Он - гражданин великой страны. Дело не в количестве денег, а в том, сколько ты получишь от них счастья. Китайцы на свой юань имеют счастья больше, чем мы на свой рубль.