Посмертные танцы со звездами
На Первом существует цикл передач, в котором отдается должное скоропостижно скончавшимся артистам. Называется он "Последние 24 часа из жизни...". Идея простая и плодотворная: сквозь призму последних часов жизни великого артиста взглянуть на всю его жизнь. Список героев: Андрей Миронов, Юрий Никулин, Евгений Евстигнеев, Иннокентий Смоктуновский...
На минувшей неделе дошла очередь и до Виталия Соломина.
Сквозь "призму" замелькали кадры с фрагментами из спектаклей и фильмов с участием артиста, пошли синхроны с воспоминаниями его родных, друзей и коллег, эпизодически вклинивались обрывки репетиций, фотопортреты... И все это было заключено в рамку философской задумчивости Леонида Якубовича, его соображений о бренности человеческой жизни вообще и о той тяжкой участи, что выпадает на долю фанатично преданного делу Мастера.
С "рамкой" можно было бы смириться. Ну, нанизывает телеведущий эпитеты на имя артиста - "замечательный", "выдающийся", "невероятный", "блестящий" - и ладно. Таков ритуал талантопочитания, что-то вроде обязательной программы в фигурном катании. Скучно, но что с этим поделаешь.
Царапает другое: когда тот же ведущий берется исполнить роль внутреннего голоса своего героя. Делает он это примерно следующим образом.
Для начала задается вопросом: "О чем он думал, возвращаясь поздно вечером из театра?". Дальше как бы внутренний монолог Виталия Соломина, озвученный: "Все скачу, а уж годы не те. Завтра "Кречинский". Наверное, пора его закрывать".
Потом следуют сокрушения и сожаления самого Якубовича, что вот человек совершенно себя не щадил на работе и в конце концов надорвался - случился тяжелый инсульт.
Чтобы как-то оживить плавное повествование, автор пробует в него внести игровой момент: мы видим, как ведущий подкрадывается к двери репетиционного помещения, приоткрывает ее, а там репетирует... живой Виталий Соломин.
Или: Якубович за столом при свете лампы с зеленым плафоном обещает познакомить нас с сугубо конфиденциальным документом, который предоставил ему отдел кадров Малого театра только на один вечер. И знакомит. Это стандартная анкета, изъятая из личного дела артиста. Ведущий многозначительно зачитывает до боли знакомые каждому советскому служащему пункты: "не привлекался", "не участвовал", "не состоял", "не имею родственников за границей". И все.
Такие "эксклюзивные находки" говорят всегда об одном: о поверхностности исследования, о дефиците в арсенале исследователя характерных, неповторимых подробностей из жизни оплакиваемого и воспеваемого художника.
"Когда я устаю от пустозвонства..."
Понятно: маслом кашу не испортишь. Благожелательное воспоминание о талантливом артисте никогда не бывает лишним и совершенно напрасным. Есть, однако, побочное противопоказание. В славословии, каким бы оно ни было искренним и заслуженным, индивидуальность предмета поклонения неизбежно стирается, нивелируется и таким образом усредняется. Все герои цикла "Последние 24 часа из жизни..." - артисты "замечательные", "выдающиеся" и "блистательные". Все они самоотверженно отдавались работе, надрывали здоровье, и жизнь их обрывалась внезапно. В таком изложении биографий поди отличи Андрея Миронова от Юрия Никулина и Виталия Соломина - от Евгения Евстигнеева. Вроде авторы и стараются оттенить неповторимость своих героев, а цели достигают как раз обратной: равняют их.
Мне уж стало мерещиться, что синдром "общего места" в этом благородном деле неизбежен. Но тут подоспело 90-летие Зиновия Гердта, по случаю которого телевидение показало пару документальных фильмов.
Тот, что шел на ТВ Центре - "Мир, который построил Гердт" - оказался вполне традиционным мемориальным мероприятием с добросовестным перечислением заслуг артиста, с подобающим упоминанием всех главных событий его биографии. Ничего нового. Но был он уже тем приемлем, что его авторы не стали заниматься реконструкцией душевной жизни героя; они просто показали, как со стороны выглядит мир, который он построил, как он сегодня смотрится.
А надо сказать, что Гердт сам по себе, без всяких предисловий и послесловий является надежным противоядием против "пустозвонства", которого не выносил и которое его, как и любого другого уважающего себя человека, раздражало.
Лента, представленная на канале "Культура", названа просто, без претензий - "Зиновий Гердт". Вот она - пример живой, неспекулятивной заинтересованности авторов (да простят они меня: титры так быстро мелькнули, что я не успел записать их имена) в судьбе артиста и памяти о нем. В ней авторам удалось угадать строй души деликатного человека. И воспроизвести его художественно, а значит - убедительно.
В ленте практически нет свидетельств друзей и коллег, говорящих "на камеру". Свидетельства выговорены в книгах, дневниковых записях, в письмах. Как ни странно, выраженные таким образом, они кажутся более естественными, искренними и глубокими. Рассказ вдовы не синхронен с ее присутствием в кадре, но в нем такие важные и все объясняющие подробности... То, как он неожиданно попросил у ее родителей руки их дочери ("Я обещаю вашу дочку жалеть всю жизнь". А потом прибавил, что он очень устал и потребовал чаю)... Как обожал быть зрителем и говаривал: "Не знаю, какой из меня артист, но зритель я международного класса"... Как иронизировал над собой: "Я артист на хромые роли"... И еще эта замечательная история про то, как ему уступил роль Паниковского Ролан Быков...
Наконец, легкомысленное объяснение их взаимной привязанности: "Важно, чтобы смешно было одинаково". Но это очень верное объяснение. Ирония, бывает, роднит людей больше, чем кровь и даже рифмующаяся с ней любовь.
В контексте этого фильма вовсе не высокопарными кажутся слова Татьяны Гердт, которая, спустя десятилетие после кончины мужа, повторяет: "Я не вспоминаю Гердта, я с ним живу". Может, в частности, и потому эти слова легли на душу, что и авторы ленты заняты не воспоминаниями о знаменитом актере, а общением с ним.
Всем уставшим от пустозвонства очень полезен Гердт в неограниченных дозах. Но они ограничены нынешним ТВ, в фондах которого погребено лучшее из того, что было сделано артистом на телевидении, - записи рассказов Исаака Бабеля. И еще есть запись его чествования в день 80-летия. Все это могло бы быть извлечено из нетей. И повод был - 90-летие со дня рождения. Но не случилось. Подождем 100-летия. Время летит быстро.