Неудавшееся харакири
"Я бывший офицер, летчик-камикадзе японской армии. С 1941 года воевал на Филиппинских островах против США, с января 1945 года против Советского Союза на Сахалине. В августе 1945-го попал в плен к советским солдатам, был освобожден в 1949 году. После этого остался жить в Советском Союзе. В Японии я не был более 60 лет..."
Это письмо 85-летний житель поселка Южного Ики-Бурульского района Калмыкии Еситеру Накагава отправил в организацию "Военные мемориалы", которая, помимо прочего, занимается поиском родственников немцев, венгров и японцев (союзников Германии во время Второй мировой войны), погибших на территории России. Попросил найти близких и дать ему возможность побывать на родине.
Он появился на свет в префектуре Ямагато в 1919 году в большой семье. У Кисадо и Мие Накагава было 14 детей: семеро своих и столько же приемных. Четвертый по старшинству - Еситеру. Когда началась война, выучился на летчика и в составе японского воздушного флота добровольцем отправился на фронт, где сбил 18 вражеских самолетов, за что был награжден государственными наградами своей страны.
Все это, как в киноленте, промелькнуло перед глазами молодого японца, когда он несся к земле за штурвалом пылающего истребителя. Когда самолет упал, пилоту удалось выбраться из охваченной огнем машины и... сделать себе харакири. Этого требовал кодекс чести летчика-камикадзе, и Еситеру не мог его нарушить. Однако случай распорядился по-своему. Русский хирург Олег Терентьев спас парню жизнь. Долг врача оказался сильнее долга камикадзе.
В сталинских лагерях пленные валили лес, строили дома и дороги. Тогда Накагава во второй раз оказался на волосок от смерти - едва не умер от истощения. В плену он по ошибке переводчика-корейца получил новое имя - Садао, а затем и вовсе стал отзываться на русское имя Саша. Можно сказать, родился заново.
"Уважаемый господин Накагава! Посольство Японии сообщает вам результаты анализа биологических материалов, которые были переданы вами сотрудникам правительства Японии. Ваша личность была подтверждена на основе проведенного анализа вашей ДНК, а также ДНК лиц, считающихся вашими родственниками..."
"Сделай все, что можешь, а в остальном положись на судьбу", - гласит японская пословица. Садао всегда следовал ей. Несколько лет спустя после того, как он отправил письмо с просьбой еще хоть раз увидеть Страну восходящего солнца, в Южный пришел ответ. Сжимая в неловких пальцах конверт, от которого, как показалось Садао, исходил почти забытый, ни с чем не сравнимый аромат далекого теплого моря, он понял, что поступил правильно.
В 1953 году бывшему летчику-камикадзе предложили сделать выбор: либо вернуться в Японию, либо принять советское гражданство. Он остался жить на чужой земле:
- Долг не выполнил. Умереть должен был, а меня спасли, - объясняет он. - Позор это... Назад нельзя.
Со временем японец совсем обрусел, обзавелся семьей и колесил по всему Союзу: жил в Сибири, Узбекистане, потом подался на заработки в Дагестан. В Калмыкии он появился 34 года назад - приехал строить плотину на Чограйском водохранилище. Успел поработать и плотником, и сварщиком, и разнорабочим. Прошло два года, срок трудового договора закончился, но дяде Саше так полюбилась местная рыбалка, что он попросил прописать его в Южном. Жена и сын, жившие в узбекской Фергане, переезжать на новое место жительства наотрез отказались. Так и зажил Садао сначала бобылем, а позже сошелся с местной жительницей Любой Завгородней и стал вместе с ней растить ее детей. Местные жители, прознав, что сосед их хоть и бывший, но все же настоящий офицер японской императорской армии, дни и ночи проводили за пересудами. Потом успокоились, конечно, и только гордое прозвище Самурай с тех пор накрепко пристало к дядя Саше.
"Посольство Японии имеет честь обратиться с просьбой к министерству здравоохранения Республики Калмыкия оказать содействие японской стороне при проведении мероприятий по возвращению Садао (или Еситеру) Накагава в Японию в целях временного или постоянного проживания..."
За несколько километров до Южного асфальтированная дорога сменяется пыльной грунтовкой. Именно по ней в поселок приезжали представители японского посольства. Привозили фотографии, вежливо задавали вопросы с подковыркой: почему на родину не вернулся? Зачем российское гражданство принял?
Садао объяснил все, как смог. Посланцы далекой Родины уехали, а вскоре прислали приглашение - приехать в Японию. Жена Люба плакала, собирая супруга в дорогу.
Самурай крепился. Многочасовой перелет на авиалайнере он перенес на удивление легко и с широко раскрытыми глазами сошел по трапу самолета на землю, которую все еще часто видел во сне.
- Там все перестроили. Дома новые, дороги. Ничего не узнал. Рыба там вкусная. Это потому, что вода соленая. А у нас - пресная и тухлая. Я у сестры жил в Саппоро. Таеко зовут. С другими сестрами встречался. Она мне одежду подарила, - дядя Саша любовно гладит себя по новой рубашке и замолкает, вспоминая, что еще удивительного было в Японии. - С министром за столом сидел. И еще важные люди были. Когда все сакэ пили, я только губы намочил. Министр удивляется: "Почему он не пьет?". Когда дело до японской водки дошло, а она - чистый спирт, то все стали водой ее разбавлять. А я взял, выпил залпом. У министра глаза круглые. Думает: что за алкаш приехал?
Самурай по-стариковски тихонько хихикает, а когда мы садимся за богатый калмыцкий стол с жареной рыбой и шашлыками из барашка, лихо опрокидывает рюмочку и снова пересказывает байку про то, как удивил министра.
- Смешно же, - объясняет.
В аэропорту он прощался с плачущими сестрами и кричал: "Банзай!" до тех пор, пока не вошел в зону таможенного контроля.
- На будущий год поеду, - мечтает. - А оставаться... Нет, не буду. Здесь прижился. Кирсан (глава Калмыкии Кирсан Илюмжинов) хату подарил. Огород сажать надо. Картошка, капуста - все растет.
Хата - низенький домик с сильно запущенным двором. Его владелица вышла замуж и уехала в Элисту. Теперь это владения дяди Саши и его жены Любы.
- Земля - хорошо. Вода будет - жить можно.
Вернувшись из Японии, дядя Саша как ни в чем не бывало занялся хозяйством. В свои 87 он настоящий орел.
- Дядь Саш, а какие женщины красивее: русские или японские? - спрашиваю я его. Самурай долго смотрит вдаль, туда, где искрится на солнце водная гладь Чограя, а потом удивляется:
- Да зачем она, красота эта? В женщине главное, чтоб добрая была и... водку не пила.