Хроника трех вердиктов
На присяжных по "делу цыганской девочки" оказывалось давление в том смысле, что и следствие, и пресса, писавшая о процессе, повторяли, как заклинание, как будто всем все было уже ясно: "фашисты, фашисты, фашисты". Подсудимые на суде отказались от признательных показаний и пытались рассказать, как их били в милиции, но присяжным этого говорить нельзя. История с подстрелившим одного из подсудимых участковым тоже осталась им неизвестна. Обвинительный вердикт вызвал полное одобрение правоохранительных органов и прессы.
Убийство цыганской девочки стало одним из первых, с которого началась волна убийств и избиений на расовой почве, потрясшая всю страну. Санкт-Петербург считался "расистским городом" вплоть до мая 2006 года, в том числе к "расистам" были причислены и присяжные следующей коллегии, но с мая 2006 года такие преступления вдруг прекратились. Среди более чем десятка убийств (не считая избиений) мы выделим, не считая убийства цыганской девочки (1), еще два дела, по которым вынесены вердикты присяжных: 2) убийство таджикской девочки в сентябре 2004-го и 3) убийство вьетнамского студента в октябре 2004 года. На самом деле таких дел больше, но информация появляется только после окончания процессов, и по другим делам для выводов ее пока недостаточно.
Оправдательный (в части убийства) вердикт по делу об убийстве таджикской девочки Хуршеды, вынесенный в апреле 2006 года, вызвал настоящую истерику. Как прокурорские, так и весьма известные на политическом уровне лица сетовали, что "Россия не готова к суду присяжных", журналисты клеймили этих конкретных присяжных недоумками, сочувствующими расистам. Однако этот вердикт в августе был оставлен в силе Верховным судом, а главный обвиняемый (на день убийства ему было 14 лет) после двух лет в сизо досиживает еще два лишь за то, что отнял у таких же, как он, два мобильных телефона: если бы не "дело таджикской девочки", он получил бы, вне всякого сомнения, условное наказание.
Только что, в октябре, другая коллегия присяжных единогласно оправдала по обвинению в убийстве вьетнамского студента сразу четырнадцать пацанов (заодно их и еще троих оправдали и в большинстве менее громких инкриминированных им преступлений). Истерика в прессе была уже вялая, да и прокурорские и политики как-то ушли от комментариев. Что-то тут не то. Не то пальто.
К пацанам, отбывающих сейчас срок за убийство цыганской девочки, приезжали для беседы оперативники. Со слов ребят (я говорил с ними по мобильному), торг в колонии заключался в следующем. Они должны "вспомнить", что вместе с ними цыганскую девочку убивали также и скинхеды из банды Mad Crowd. Тогда вина за организацию "акции" ляжет на скинхедов, между ними перераспределятся роли, и срок для тех, кто был осужден в декабре прошлого года, когда ни о какой Mad Crowd никто еще и не слышал, сразу уменьшатся. Пацаны от такого рода сделки с правосудием отказались, сказав, что в день убийства их вообще не было и близко от платформы "Дачная" - так они говорили и в суде, и на следствии, кроме первых показаний, данных фактически без участия защиты.
И что это вдруг за Mad Crowd, про которую еще не слышали ни присяжные первой коллегии, выносившие вердикт в декабре 2005 года, ни присяжные второй коллегии, выносившей вердикт (оправдательный) в апреле 2006-го?
"Бешеная толпа"
Банда скинхедов Mad Crowd ("Бешеная толпа") в составе девяти жителей Санкт-Петербурга от 19 до 23 лет была задержана в мае 2006 года, при этом десятый - идеолог и главарь банды Дмитрий Боровиков, находившийся в розыске, но живший и организовавший "акции" в городе, при задержании был убит. В отличие от тех пацанов поскромнее и помоложе, которые предстали перед присяжными по трем выше названным делам, у членов банды Боровикова при обысках было найдено и оружие, и символика, и склады фашистской литературы, в том числе ими же и изданной. Кроме того, на первых же допросах они взяли на себя большинство совершенных в Санкт-Петербурге убийств на расовой почве, в том числе те три, о которых было сказано выше. Про малолеток, которых в это же время и за эти же преступления судили присяжные, члены Mad Crowd говорили смеясь: "Это хорошо, теперь они придут к нам".
Однако в аресте банды Боровикова вообще нет никакой заслуги ни милиции, ни прокуратуры Санкт-Петербурга. Mad Crowd вычислил и установил журналист Евгений Вышенков, замдиректора Агентства журналистских расследований (АЖУР) в Санкт-Петербурге, в прошлом сотрудник уголовного розыска, опер той старой формации, когда еще умели работать не кулаками, а разговорами. В конце зимы 2006 года Вышенков сумел найти контакт со скинхедом по кличке Мардук, а затем и со вторым по кличке Перри. С ними Вышенков, не скрывая своих целей, но и не раскрывая их полностью, пил пиво больше двух недель, обсуждая тяжелый рок и системы татуировок. Оба они, с его слов, были уже близки к тому, чтобы выздороветь от фашизма, но сделанное их ужасало. Однажды они, примерно представляя себе, с кем говорят (Женя туманно, но в целом верно представлялся им "от имени государства"), начали рассказывать о совершенных убийствах. Сначала Вышенков им не верил. Но они перечисляли подробности и называли сообщников. Чтобы доказать, что не врут, предложили съездить в лес в районе Заходское, где в июне 2004-го банда Боровикова расстреляла и закопала двух бывших товарищей (Гофмана и Головченко). Вышенков взял штык, проткнул им землю в указанном месте - а трупный запах был ему хорошо знаком по работе в угрозыске.
После этого создатель и руководитель АЖУРа Андрей Константинов сообщил обо всем руководству МВД России. Задержание банды Боровикова проводила присланная из Москвы специальная бригада спецназа, потому что в Питере такую информацию в тот момент никому доверить было нельзя.
В конце мая 2006 года в Санкт-Петербурге вышел номер газеты "Ваш тайный советник", где рассказывалось об истории Mad Crowd, а также перечислялись (со слов источников Вышенкова и по известным ему в то время результатам первых допросов) совершенные бандой убийства: Гофмана и Головченко, антифашиста профессора Гиренко, цыганской девочки, таджикской девочки, вьетнамского студента, россиянина Бельды (из Якутии) и другие. Вскоре прошла совместная пресс-конференция прокуратуры и журналистов АЖУРа, на которой Андрей Константинов занял более умеренную позицию. В частности, он не возражал вслух против версии прокуратуры, по которой члены Mad Crowd оговорили себя "ради славы". Эту позицию Константинова (и Вышенкова) трудно поддержать, но легко понять: им еще работать и жить в городе. Но слово "самооговор", произнесенное не ими, а прокуратурой, говорит о том, что такие показания на первых допросах все же были. Как они изменились сегодня (а следствие ведется в глубокой тайне, что правильно), этого нам в прокуратуре не сообщили.
В августе мною был опубликован в "Новой газете" материал о "деле Хуршеды". После этого мне позвонил некий человек и спросил, интересуют ли нас и другие материалы, связанные с этим делом. Так у нас в руках оказались протоколы первых допросов (май 2006 года) пятерых из девяти арестованных членов Mad Crowd. Разумеется, это ксерокопии, но, зная рассказ Вышенкова и другие обстоятельства, им можно верить, а оригиналы должны быть в деле. Все пятеро допрошенных подробно рассказывают о том, как убивали Хуршеду. При этом в отличие от противоречивых показаний семерых сидевших на скамье подсудимых по этому делу показания членов банды Боровикова последовательны и точны. По первым показаниям они, хотя и менее подробно, говорят об убийстве цыганской девочки и об убийстве вьетнамского студента (и др.).
Сходства и различия
За несколько дней командировки в Санкт-Петербург в конце октября - начале ноября я успел поговорить с мамами, папами, бабушками и учителями бывших подсудимых по трем перечисленным делам, а также с пацанами - оправданными и заключенными в колониях (нелегально по телефону). Большей частью это были рассказы о грубых, жестоких, часто пьяных "ментах", которые врываются в дома и школы, кого-то куда-то тащат, часто бьют, иногда душат, надевая на голову целлофановые мешки, и всегда давят психически. По сути, они не подчиняются никому и никого, включая допрашиваемых, не слушают, а пишут в протоколы все, что по какой-то причине считают нужным туда вписать.
Количество и доказательность этих рассказов таковы, что не поверить трудно. О пытках обвиняемые говорили и раньше - следы таких свидетельств сохранились в протоколах судов и даже следствия: по "делу цыганской девочки" их дал первый из задержанных, у которого оказалось алиби. Следствию, которое не собиралось выпускать из лап остальных, хотя они и были задержаны по наводке этого первого, надо было как-то выкручиваться. Так в деле появились странные показания: я себя оговорил, потому что меня били такие-то, выглядели они так-то. Пацаны, которым с алиби не повезло, на вопрос, почему они теперь отказываются от показаний, на суде отвечали: "Это при присяжных говорить нельзя". Первая коллегия, видимо, исходила еще из того, что "у нас зря не сажают", но вторая и третья уже сделали свои выводы. На последнем процессе судья удалял присяжных, но без них слушал показания об избиениях, давлении и пытках, все это есть в протоколах.
Подсудимые по этим делам в худшем случае брили головы и носили высокие ботинки, но, по сути, не имеют никакого отношения к скинхедам
Подсудимые по этим делам в худшем случае брили головы и носили высокие ботинки, но, по сути, не имеют никакого отношения к скинхедам. Среди них много детдомовцев. С одним "фашистом" я говорил дома в окружении его коллекции плюшевых игрушек. Первые показания об убийстве вьетнамца дал парень, который рассказал, что он глава всех российских скинхедов, игрок дубля "Зенита" и у него миллион долларов в швейцарском банке. Ему не поверили, но не отпустили. Мне кажется (вопреки первому вердикту присяжных), что ядро подсудимых по "делу цыганской девочки" провинилось лишь в том, что одного из них застрелил чуть не насмерть пьяный участковый (см. начало заметки).
Присяжные могли убедиться, что многие подсудимые первый раз увидели друг друга только во время следствия. Если между ними по всем трем делам и есть что-то общее, то это то, что большинство из них из малообеспеченных семей (но таких семей в России вообще большинство). По этой причине особенно на первом этапе родители не могли заключить договоры с адвокатами, и ребят допрашивали, как правило, в присутствии так называемых "положняковых" адвокатов. Ближе к судам родители спохватились, одна мама даже продала квартиру, чтобы нанять настоящего адвоката. Большинство из этих бедных мам и пап вообще не верят, что возможно как-то сопротивляться милиции, и лишь единицы вопреки давлению со стороны профессиональных судей и следствия настояли на суде присяжных.
Что увидели присяжные
Из вещественных доказательств по трем этим делам есть только две капли крови, чья принадлежность жертвам (цыганской и таджикской девочкам), впрочем, тоже не установлена. (При таких кровавых преступлениях, как говорят криминалисты, крови не может не быть). В "деле вьетнамца" фигурируют окровавленные ботинки, якобы вымытые при бегстве одним из подсудимых в Макдоналдсе, но нет ни экспертизы ботинок, ни допроса свидетелей из Макдоналдса. По первом делу нет ножей и топора, которыми была убиты цыганская девочка, по второму нет ножа и бейсбольных бит, которыми была убита таджикская девочка и избит ее отец, по третьему упоминается, что обвиняемые выбросили в мелкую речку Карповку пять ножей, но в месте, которое они указали, никто эти ножи за два года даже не искал.
Сомнительное по процедуре прямое опознание есть только по делу "цыганской девочки", по "делу Хуршеды" отец девочки подсудимых в упор не опознал, два свидетеля опознать не сумели из-за освещения и дальности расстояния, один вроде бы опознал, но назвал одежду, которая не была найдена у обвиняемых, а видел он группу мальчишек в темное время и метров с пятидесяти. По "делу вьетнамского студента" есть случайная съемка видеокамеры, установленной на другой стороне проспекта. Она плохого качества, но присяжные могли рассмотреть на ней ребят не того роста, что на скамье подсудимых, и девушку, которой там вовсе не было.
Признания обвиняемых в теории могут считаться доказательствами только в том случае, если подтверждаются другими. На суде все обвиняемые от признаний так или иначе отказывались (кроме одного, который и сидел меньше всех). Парень, на чьих показаниях держалась позиция обвинения по "делу вьетнамца", рассказал в отсутствие присяжных, что его "по программе защиты свидетелей" держали не в сизо, а в специальной гостинице МВД - каждый день там начинался с того, что два опера поили его водкой, а потом били.
Всех их, собрав в изоляторе подходящую компанию, поодиночке возили для уточнения показаний на место в присутствие адвокатов. Почти все они по всем делам показывали разные маршруты подхода и отступления, путали дома и дворы, время, говорили, что тут перелезли через забор, который не осилил бы и Рембо. На видеозаписях, которые демонстрировались присяжным, пацаны переспрашивали у взрослых дядей, что и как правильно показывать и рассказывать, и повторяли это в выражениях, в каких только плохие следователи пишут плохие протоколы.
С точки зрения доказательств, представленных обвинением, это все. А защита по каждому третьему представляла алиби. Если алиби подтверждали родственники и друзья, прокуроры только смеялись, но были и распечатки роуминга мобильных телефонов, доказывавшие, что подсудимых на момент преступлений вообще не было в городе. То есть алиби были, конечно, и раньше, но следствие отметало их как искусственные. Так, у одного из обвиняемых почти в момент преступления в турникете метро сработала именная "пэтэушная" карточка - через год следствие допросило бомжа, который рассказал, что этот парень зачем-то дал свою карточку еще одному бомжу. Но самих бомжей в суд так и не привели - не нашли.
Перед присяжными, по сути, ставится два ряда вопросов: во-первых, доказано ли, что были совершены вот эти преступления, во-вторых, доказано ли, что совершили их именно те лица, которые сидят напротив на скамье подсудимых. На первый ряд вопросов все три коллегии единодушно отвечали "да". На второй ряд вопросов две из трех коллегий ответили "нет". Презумпция невиновности - она же в голове у всякого нормального человека, если он не следователь, не прокурор и не судья. Конечно, следователь, как и всякий человек, может ошибаться. Но, во-первых, такая ошибка слишком дорого обходится другим, а во-вторых, столько ошибок просто не бывает, это уже по-другому называется.
Выводы для присяжных
Три этих дела показали, что в Петербурге, городе, где все-таки, как считается, существовали какие-то правовые традиции, нет ни суда, ни следствия. Следователи не отличаются от "ментов", они ими если не руководят, то послушно записывают то, что операм удалось выбить из допрашиваемых. Мы не знаем, кто дал команду быстрее раскрыть убийства на расовой почве и была ли такая команда или они это сами сообразили, но мы знаем, как это было исполнено в трех разных отделениях милиции Санкт-Петербурга. Это можно было бы считать эксцессами, пусть даже и пресловутым обвинительным уклоном, если бы это продолжалось неделю, ну, две. Но дела расследовались по два года. Создавались следственные группы, милицию проверяли следователи, следователей прокуроры, докладывали в Генпрокуратуру и куда-то еще, судьи продлевали сроки следствия и содержания под стражей по каждому из обвиняемых. С мая было известно о первых показания членов банды Mad Crowd - всему городу, но как будто только не следствию.
Трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы дела рассматривались не в суде присяжных, а профессиональными судьями. К суду присяжных, разумеется, может быть множество претензий, в первую очередь связанных с некомпетентностью. А главный аргумент в их пользу один: к профессиональному суду претензий сейчас еще больше и они существеннее. Круг компетенции присяжных необходимо делать шире. Потому что если так расследуются (и контролируются профессиональными судьями) дела об убийствах, то что говорить о делах о кражах, по которым сидит основная масса "контингента" в изоляторах и колониях?
На "проблемных подростков", которых немало посидело в изоляторах по трем исследованным нами делам, фашизм давит и снизу, и сверху. По-прежнему никто не пресекает распространение фашистской литературы и символики, рок-группа, с концертов которой шли на свои "акции" настоящие скинхеды, выступает как ни в чем не бывало. Может, милиции эти песни тоже нравятся. Накачанные всем этим пацаны попадают к "ментам", а там, если говорить прямо, вообще "гестапо".
Не от инородцев надо спасать Россию, не от иностранных разведок, демократов, безответственных журналистов или НКО. Ее надо спасать от тех "ментов", которые подминают под себя правосудие. А суд в уже сложившейся так системе могут спасти только присяжные, да и то, как мы видим в этой истории, не с первой попытки.
Вопросы, не заданные прокурору Санкт-Петербурга
Находясь в командировке в Санкт-Петербурге, в предпоследний день 2 ноября из приемной редактора Северо-Западного представительства "Российской газеты" я позвонил в отдел по связям с общественностью прокуратуры города. Объяснив суть будущего материала, я попросил, чтобы меня принял прокурор Сергей Зайцев: вопросы достигли того уровня, когда на них уже пора отвечать ему. Начальник отдела Елена Ордынская сказала, что об интервью с прокурором надо прислать запрос за подписью главного редактора. Редактор "Российской газеты" в Санкт-Петербурге Владимир Угрюмов подписал и направил в приемную Зайцева факс с просьбой все же выслушать мои совершенно конкретные и не о погоде вопросы в течение 3 ноября, тем более что прокурор был на месте. Но нам не удалось ни в чем убедить ни прокурора, ни его пресс-службу.
Исходя из этого я сформулирую те вопросы, которые собирался задать Сергею Петровичу, но не получил такой возможности, непосредственно в газете:
1) Принимались ли меры для детальной и объективной проверки по десяткам жалоб обвиняемых и их родителей о давлении на них во время следствия, об избиениях и пытках в милиции? Если да, то какие, если нет, то почему?
2) Принимались ли меры к поиску вещественных доказательств, в том числе ножей в том месте, которое указали обвиняемые по "делу вьетнамского студента"? Если да, то какие, если нет, то почему?
3) Проводились ли следственные эксперименты для уточнения возможностей опознания, если да, то когда и где, если нет, то почему?
4) Принимались ли меры к устранению многочисленных противоречий в показаниях обвиняемых, в том числе данных ими при проверке с выездом на место совершенных преступлений? Если да, то когда и где, если нет, то почему?
5) Проводились ли очные ставки с целью устранения противоречий между показаниями обвиняемых? Если да, то когда и между кем, если нет, то почему?
6) Проверялись ли детальным и объективным образом алиби, которые заявляли обвиняемые и их защита? Если да, то кем и как, если нет, то почему?
7) Проводились ли очные ставки между обвиняемыми и членами банды Mad Crowd после того, как они взяли на себя убийства, за которые другие обвиняемые содержались под стражей? Если да, то когда и между кем, если нет, то почему?
8) Участвуют ли следователи, которые вели три перечисленных дела, также и в расследовании дела банды Боровикова? Не заявлялись ли отводы в этой связи?
9) На какой стадии следствия находится сейчас дело банды Mad Crowd и когда мы можем ждать передачи его в суд?
Тут возникают, конечно, и другие вопросы, которые пока прозвучали бы как риторические. Может быть, прочтя эту заметку, их зададут другие люди, у которых полномочий больше, чем у журналиста.
Об авторе
Леонид Никитинский - старшина Гильдии судебных репортеров, кандидат юридических наук, обозреватель "Новой газеты", ведущий колонки "Судебные хроники" в "РГ".