Для советского человека высшее руководство олицетворяли прежде всего такие имена, как Сталин, Молотов, Ворошилов, Микоян. Непосредственно общаться со Сталиным мне не довелось. Но пять раз видел его на трибуне Мавзолея, участвуя в военных парадах на Красной площади. Дважды слушал его выступления на встречах с избирателями. И как раз накануне отъезда в Китай в марте 1953 года прощался с ним в Колонном зале Дома союзов.
А вот мимолетная встреча с Молотовым произошла у меня в начале 70-х. Тогда он уже был пенсионером. А я только что стал самым молодым членом редколлегии "Правды", получил право ездить на черной "Волге" с водителем и был прикреплен к поликлинике на Сивцевом Вражке, так называемой "кремлевке".
Ненастным осенним днем я сел в машину после посещения врача и вдруг увидел шагавшего по переулку Молотова, который, подняв воротник, пытался укрыться от дождя. Я попросил шофера притормозить и распахнул дверцу со словами: "Вячеслав Михайлович! Разрешите довезти вас до улицы Грановского. А то погода уж больно мерзкая, не для прогулок".
Молотов молча кивнул и сел в машину. А меня сверлила мысль: раз выпал случай оказаться рядом с такой исторической личностью, требуется что-то сказать. Но что..."Вячеслав Михайлович! Как вы в свои годы замечательно выглядите!" - наконец промолвил я. "А вы чаще ходите пешком, молодой человек. Тоже будете хорошо выглядеть!" На этом наше общение и закончилось.
С третьим человеком в сталинской иерархии - Ворошиловым - я встретился в Пекине в 1957 году. Это был его последний зарубежный визит в качестве главы государства. Министр иностранных дел КНР Чэнь И повез первого советского маршала на Китайскую стену. Однако вместо восхищения гость поверг хозяев в шок.
"Кому только могла прийти в голову такая глупость - строить стену по горам! Не проще ли было оборудовать пару пулеметных гнезд на этом склоне, а другую - на противоположном. Тогда бы по ущелью никакая конница не прошла! И хватит дергать меня за рукав!" - продолжал Ворошилов, обращаясь к сопровождавшему его заместителю министра иностранных дел Николаю Федоренко.
Как и все свидетели этой сцены, я испытал неловкость за представителя советского руководства. Зато через несколько лет, уже в Японии, совершенно противоположные чувства вызвал у меня Микоян. Визит делегации Верховного совета СССР, которую он возглавлял, совпал с Карибским кризисом.
Наши парламентарии прибыли в Хиросиму как раз в те дни, когда американские боевые корабли вышли навстречу советским транспортам, которые везли на Кубу наши ракетные установки. Поэтому на пресс-конференцию Микояна съехались представители не только японской, но и мировой прессы со всех концов Азии.
Я сидел рядом с Анастасом Ивановичем, когда он начал отвечать на вопросы более тысячи журналистов. Речь зашла о том, удастся ли политикам в Москве и Вашингтоне предотвратить мировую термоядерную катастрофу.
Я написал записку. "У японцев есть пословица: только слепой не боится наступить на змею. Здесь, в Хиросиме, - не слепые". Микоян пробежал глазами текст и, как мне показалось, раздраженно отложил листок в сторону. Я уже пожалел, что вздумал делать подсказки такому человеку. Но несколько минут спустя Анастас Иванович так удачно использовал подброшенную мной пословицу в контексте своих ответов, что заслужил аплодисменты журналистов. Именно эта часть пресс-конференции попала потом в заголовки газет. А я испытал чувство национальной гордости за представителя нашего руководства.