Нашего собеседника можно бы представить и безо всяких титулов - Ф. М. Бурлацкий, и точка. Все же о титулах нелишне напомнить, так как они имеют прямое отношение к теме беседы. В 1960-х - заведующий группой консультантов в отделе социалистических стран аппарата ЦК КПСС и политический обозреватель "Правды", в 1980-х - политический обозреватель и главный редактор "Литературной газеты", в 1990-х - депутат Верховного Совета СССР, в промежутках - приглашенный профессор Колумбийского, Гарвардского, Оксфордского университетов. Политолог, историк политической мысли, автор доброго десятка замечательных книг.
Российская газета:Федор Михайлович, тему нашей беседы мы обговорили по телефону - президентская республика. Через год с небольшим состоятся очередные президентские выборы, все волнуются, кто сменит Путина. Для вас, как я понимаю, это не просто проблема выбора преемника, но еще и проблема наследства, которое ему достанется.
Федор Бурлацкий: Совершенно верно. Президентские республики никогда не рождаются в готовом виде, их приходится строить, и это, как правило, долгий исторический процесс.
РГ: Обозначим сразу смысл понятия: что же такое президентская республика?
Бурлацкий: Это три ветви власти - президент, парламент и судебная система, - каждая из которых имеет свои четко очерченные конституционные полномочия и все три контролируют друг друга. Забегая вперед, скажу: президентский институт у нас состоялся в полной мере, но ни парламентский, ни судебный еще не сложились. Фактически мы все еще находимся в начале процесса. Напомню, что во Франции этот процесс длился больше ста лет, прежде чем устоялась Пятая республика.
РГ: Если не ошибаюсь, идея президентской республики в нашей стране обсуждается с 60-х годов, и вы были у самих истоков. Что тогда удалось сделать?
Бурлацкий: Хрущев намеревался отменить сталинскую Конституцию 1936 года, но для этого надо было написать новую. Сначала он распорядился подготовить записку для Президиума ЦК КПСС с коротким изложением тезисов. На бывшей даче Горького собрались две группы: одну, от отдела социалистических стран, возглавлял я, другую, от отдела агитации и пропаганды, - Г. Смирнов. Люди мы были молодые, рисковые, ну и записка получилась лихая: предложили учредить всенародное избрание президента и депутатов парламента на альтернативной основе, учредить Конституционный суд и суд присяжных. Когда эта записка за двумя нашими подписями была представлена в Президиум ЦК, Никита Сергеевич спросил: "Это что, какие-то мальчишки хотят снять меня с поста Председателя Совмина? И перевести на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР?". Видимо, он вначале полагал, что в наших условиях это и есть пост президента. Впрочем, это могло быть сказано в шутку, потому что обсуждение записки возымело эффект, которого мы ждали: подготовить развернутые тезисы о проекте новой конституции. Вот тогда и началась серьезная работа, к которой были привлечены видные ученые. Мы ночей не спали, шлифуя каждую строку, тем более что из Москвы постоянно торопили: "Скорей! скорей!". И вдруг, когда работа над тезисами была практически завершена, наступила полная тишина. Проходит день, второй, ни одного звонка из ЦК. Это был октябрь 1964-го: Хрущева сняли.
РГ: Все ясно: идея погибла...
Бурлацкий: Пожалуй, уместнее сказать: была временно похоронена.
РГ: Но разве она не была обречена даже в условиях "хрущевской "оттепели"? Готовы ли были реформаторы 60-х годов отказаться не только от диктатуры пролетариата, но и от однопартийной системы?
Бурлацкий: Да, это центральный вопрос. Ни у кого из нас, и у меня в том числе, даже мысли такой не возникало. Но, конечно, противоречивость ситуации мы сознавали. Как выход из этого противоречия зародилась идея вернуться к ленинской практике формирования фракций внутри партии, к положению, которое существовало до 1920 года. Нам тогда представлялось, что в рамках компартии могут сосуществовать две фракции - социал-демократическая и коммунистическая. Как бы более правая и более левая. И что они способны, разделяя основные цели государственного и партийного строительства, в то же время конкурировать друг с другом на выборах органов государственной власти.
РГ: Когда же диктатура пролетариата была отменена окончательно? В брежневской Конституции 1977 года о ней уже не упоминалось.
Бурлацкий: Но в той Конституции ни слова не было сказано и об общенародном государстве. Зато появилась статья 6 о руководящей роли партии, которая впоследствии стала предметом острой борьбы на Первом Съезде народных депутатов СССР. Даже сталинская Конституция 1936 года такого положения не содержала! Советская политическая система, таким образом, окончательно отмежевалась от парламентаризма и президентства по образцу западных обществ.
Так что, если подытожить, первый, еще очень робкий шаг по направлению к президентско-парламентской республике был сделан в начале 60-х годов, второй - только через четверть века, в 1988 году.
РГ: А во второй раз что послужило толчком?
Бурлацкий: Это было накануне 19-й партконференции. В ходе ее подготовки шла дискуссия, выдвигались разного рода новые идеи. Я выступил в "Литературной газете" со статьей "О советском парламентаризме" (15.06.1988 г.). Все, что раньше удавалось докладывать только в записках вождям, теперь обсуждалось открыто: о всенародном избрании президента, вице-президента СССР, двухпалатного парламента, учреждении Конституционного суда и суда присяжных, принятии Декларации прав человека и гражданина. Эти предложения были доложены Горбачеву, однако он в тот момент заколебался: мол, слишком много власти в одних руках - и Генеральный секретарь партии, и президент страны, народ может и не понять. Михаилу Сергеевичу даже в голову не пришло, что президентом может быть избран кто-то другой и что в отличие от генсека президент должность сменяемая. Кстати говоря, А. Яковлев поддержал эту идею и, как впоследствии написал в своих мемуарах, полагал, что именно он может претендовать на роль президента. Забавно, не правда ли?
Однако никто из нас тогда и в мыслях не имел, что в нашей стране появятся шестнадцать президентов: 15 - в республиках и один - cоюзный. Такого прецедента нигде в мире нет.
Итак, руководитель СССР не принял президентскую модель, зато ее подхватил Председатель Верховного Совета России Борис Николаевич Ельцин - с чьей подачи, не знаю. Как известно, он одержал оглушительную победу. Михаил Сергеевич спохватился, но получилось, что Ельцина избрал весь народ России, а Горбачева - только депутаты Союзного парламента. Степень их легитимности оказалась явно в пользу первого. Возникли два центра власти, и с самого начала было ясно, какой из них обречен.
РГ: Неужели только из-за различия в легитимности двух президентских институтов?
Бурлацкий: Конечно, не только поэтому. Самый мощный удар по Союзу ССР нанес акт о суверенитете России. Суверенитет - это полная независимость. От кого же? От Союза ССР? Затем последовала целая серия законов, принимавшихся без оглядки на исторически сложившееся и все еще живое государство, которое не только гражданами и народами нашей страны, но и за рубежом воспринималось как Великая Советская Россия. Еще больше противостояние двух центров власти возросло после того, как Ельцин стал президентом России. Понимаете, что я хочу сказать? Беловежская Пуща началась задолго до того, как это произошло в действительности. Кстати, сам акт о роспуске СССР и создании СНГ, с юридической точки зрения, был не более чем предложением руководителей трех республик, которое должны были рассмотреть полномочные органы Союза и всех республик.
РГ: Вы хотите сказать, что в развале Советского Союза больше всех виновата российская власть?
Бурлацкий: Думаю, это правильный вывод. Дело было не только в намерениях вождей, но и в настроениях народа. Помню, на Первом Съезде народных депутатов СССР выступил писатель, которого я очень люблю, Валентин Распутин, и сказал слова, глубоко меня поразившие: если республики нами недовольны, что ж, Россия готова выйти из Советского Союза. Это был первый сигнал, потом их становилось все больше. "Русский национализм"? Нет, я так не думаю. Это была "русская обида", которая жила в стихийном народном сознании. Все российские края и области в СССР жили хуже, беднее национальных республик, тех самых "окраин", которые так любят теперь называть себя бывшими колониями империи, хотя для их развития Советский Союз сделал гораздо больше, чем для развития России. Что касается меня, то я выступил против роспуска СССР, предлагал в качестве компромисса Конфедерацию с сохранением важных федеральных функций в обороне, защите границ, экономическом сотрудничестве и др. Я официально приостановил свое членство в ВС СССР, а после окончательного его развала имел глупость отказаться даже от полагавшейся мне депутатской пенсии...
РГ: А что же с институтом президентства?
Бурлацкий: Так или иначе, события катились к созданию какой-то модели президентской республики, тем более что сам Борис Николаевич этого хотел. Какое-то время президент Ельцин не имел достаточных полномочий, чтобы руководить государством, по крайней мере он так считал. После драматических событий 1993 года было созвано Конституционное Совещание. И хотя я находился как бы в оппозиции, решил тем не менее принять участие в его работе.
РГ: Для этого достаточно было только желания?
Бурлацкий: Право на участие в Совещании мне давало то, что я был руководителем общественной организации "Фонд Международного культурного сотрудничества". На Конституционном Совещании столкнулись две позиции - сторонников французской и американской моделей президентской республики. "Французы" настаивали на ограничении полномочий президента в пользу главы правительства. "Американцы", к числу которых относился и я, стояли на том, что следует отдать президенту всю полноту исполнительной власти, зато ее действия вправе контролировать парламент, который наделен монопольной властью на издание законов, а также суд.
РГ: А парламентская республика, скажем, итальянского типа нам бы не подошла?
Бурлацкий: В многонациональной стране с населением свыше 100 миллионов очень не просто обеспечить согласование интересов всех групп, начиная с проблемы их представительства в органах власти. Тем более в России, где сложилась своя традиция. Помните, как о русской традиции сказал Пушкин? "Душа державы". Народ больше доверяет сильной личности, чем институтам власти. Эта патриархально-авторитарная традиция складывалась веками не только в сознании, но и на генетическом уровне, поэтому и преодолевается она так медленно. И потом, характеру русского человека присуща "бодливость": "я - сильнее", "я - могу". Русские люди тянутся к воле, но не понимают свободы как компромисса с другими людьми. Национальная черта. Думаете, случайно в Коммунистической партии при Ленине было столько внутренней борьбы, столько вождей, столько оппозиций? Пока их не перестрелял Сталин - и только оставшись один, сделался "вождем". Вот по совокупности всех этих причин нашей "бодливой" России больше подходит президентская республика с ее четким конституционным разделением и равновесием трех подконтрольных друг другу видов власти, чем парламентская, где приоритет отдается одному институту - представительному, законодательному.
РГ: По-вашему, новая российская Конституция не обеспечивает такого равновесия властей?
Бурлацкий: Ну, начать с того, что Конституционное Совещание так и не остановилось на какой-то определенной модели. То, что у нас получилось, это смесь двух политических систем - американской и французской. Что-то от одной, что-то от другой. Сам Борис Николаевич не был заинтересован в том, чтобы отдать парламенту всю полноту законодательной власти, да еще и право контроля над другими ветвями. Конституция явно перекошена в сторону президента за счет полномочий, которые должны принадлежать парламенту. Так что же удивляться тому, что кампанию приватизации госимущества у нас осуществлял не кто иной, как президент? Ведь больше тысячи указов о фактически безвозмездной передаче собственности в частные руки было подписано самим Ельциным. Вот почему я тогда выступил со статьей "Нужна еще одна Конституционная реформа", которую согласилась опубликовать только "Вечерняя Москва" (11.09.1998 г.).
РГ: Да мы и так уже впереди планеты всей: четыре конституции за ХХ век!
Бурлацкий: А у французов - пять, правда, за сто пятьдесят лет, потому они свою республику и называют Пятой. А конституция США, хотя республиканский строй в этой стране не менялся, вобрала уже 28 поправок, и там никто не призывает раз и навсегда поставить точку в конституционном процессе. Мы только недавно вступили в период новой демократической республики. И для ее успешного становления и функционирования еще предстоит решить многие проблемы.
РГ: Как это вам представляется?
Бурлацкий: Перечислю как минимум три проблемы, которые придется решать, думаю, путем конституционных поправок.
Первое. Парламентаризм - как полномочное народное представительство, парламент - как орган народовластия, которому принадлежит абсолютная монополия в принятии законов, у нас еще не состоялись. Это придет только тогда, когда возникнет двухпартийная система, включающая в себя подавляющее число избирателей, когда будет происходить подлинное состязание между крупнейшими массовыми партиями, имеющими ясные программы, стабильный электорат, теневые правительства. Это не исключает наличия спутниковых партий.
Второе. Смысл соперничества крупных политических партий не только в борьбе за власть и ротации власти, а в эффективной, профессиональной, состязательной парламентской работе, прежде всего над законами. Создание комиссий по контролю за деятельностью исполнительных органов, по расследованию злоупотреблений министерств, ведомств и других учреждений, активное участие депутатов в международной жизни с широкими полномочиями.
Третье. Должна утвердиться Судебная власть как институт президентской республики, без которого не может сложиться подлинная законность, в том числе в деятельности президентского и парламентского институтов. Судебная система пока еще не состоялась - ни как третья власть в государстве, ни как институт защиты законности и прав человека, ни как институт контроля над другими ветвями власти, ни как институт борьбы со злоупотреблением властью.
РГ: В США сто сенаторов, потенциально каждый из них вправе претендовать на президентское кресло, с этой площадки сейчас и стартует Хиллари Клинтон. Пятьдесят губернаторов, из числа которых тоже часто выходили президенты. А наша президентская республика уже второй раз сталкивается с таким дефицитом реальных претендентов, что постоянно витает мысль о третьем сроке для Владимира Путина. В чем дело?
Бурлацкий: Вы поставили очень важный вопрос. Он касается уже не юридической стороны дела, а человеческой, кадровой. Увы, институт формирования лидеров у нас тоже не сложился. В советской истории лидерство осуществлялось в основном методом захвата: Сталину и в страшном сне не приснилось бы, что его преемником станет Хрущев, Хрущев даже вообразить не мог, что власть у него отнимет Брежнев, история противостояния Горбачева и Ельцина у нас на памяти. Не школа, а антишкола. Кстати сказать, она логично продолжает русскую традицию наследственной монархии, где передача власти тоже происходила с большими надрывами.
РГ: Тогда как объяснить удачное выдвижение Путина? Чистой случайностью или прозорливостью Ельцина?
Бурлацкий: То, что Ельцин выбрал никому не известного ранее и даже ему не очень известного, не очень испытанного в политике человека, говорит о его невероятной политической интуиции. Ельцин не был рациональным лидером, он был интуитивным лидером.
РГ: Поскольку мы уважаем право Владимира Владимировича не нарушать Конституцию и не избираться на третий срок, кого же вы видите на горизонте 2008 года?
Бурлацкий: Я в политике больше 50 лет. Через неделю мне исполнится 80. Мне ни терять, ни приобретать уже нечего. Поэтому скажу откровенно: сейчас я просто не вижу реальной альтернативы президенту Путину. Может быть, где-то вне политики и существуют невыявленные лидеры, каким был он сам, но как их найти? И, главное, как не ошибиться с выбором?
РГ: Уже прочитываю вашу мысль: переизбрать Путина? А как же Конституция?
Бурлацкий: Рузвельта избирали четыре раза, хотя американская конституция тоже отводит президенту только два срока. Была чрезвычайная ситуация: шла война.
РГ: Но сейчас такой чрезвычайной ситуации в мире нет.
Бурлацкий: Чрезвычайная ситуация - в самой стране: бедственное положение народа. Мы все еще на последнем месте по уровню жизни не только в Европе и США, но даже по сравнению с развитыми странами Азии. Бедность, нищета, болезни, демографические проблемы, неокрепшая экономика, коррупция. Пока мы вступили в период стабильности лишь одной ногой. Чтобы пройти по этому пути, достроить президентскую республику, обеспечить народу хотя бы тот уровень благосостояния, который имеется в странах Восточной Европы - недавно тоже "социалистических", нужно еще время и еще гигантские усилия.
РГ: За четыре предстоящих года все равно недостроить и не удовлетворить.
Бурлацкий: Да, но за четыре года дело будет прочно поставлено на рельсы, с которых уже не сойти. Тогда и решит народ, кто будет следующим президентом. А сейчас важно не потерять уверенность, не потерять темп, не потерять лидера, который показал себя с лучшей стороны, обеспечить бесповоротность курса. Но я рискнул бы выдвинуть одно важное условие: нужен Общественный Договор между будущим кандидатом в президенты и народом, о том, что он направит все свои усилия в течение следующего срока на спасение населения страны от трагического положения, в котором оно оказалось.
РГ: Кем и как может быть скреплен Общественный Договор?
Бурлацкий: Такое решение едва ли может приниматься парламентом, который пока, к сожалению, не пользуется достаточным авторитетом. Я предложил бы вынести на всенародный референдум вопрос о возможности избрания в порядке исключения президента на третий срок в связи с бедственным положением народа. Само по себе это не предрешает избрание нынешнего президента, но даст ему шанс состязаться с другими кандидатами. А там вскрытие - я имею в виду, конечно, вскрытие урн - покажет, кому доверяет народ свою судьбу. Во всяком случае риск избрания нового малоизвестного кандидата на высший пост в государстве значительно выше, чем переизбрание нынешнего президента, который получает признание, судя по опросам, у двух третей избирателей.
Имеются и другие варианты, о которых приходится слышать. Например, союз с Белоруссией, когда будто бы начнется новый отсчет президентского срока В.В. Путина, либо рокировка - выдвижение его на пост премьер-министра при неком "ослабленном" президенте. Все это представляется мне "азиатскими хитростями": чесать правое ухо левой рукой...
Самое главное: если В.В. Путин согласится участвовать в выборах на условиях Общественного Договора с народом, он примет на себя все бремя ответственности за изменение положения в стране. Лично я надеюсь, что первым делом он также позаботится о формировании двухпартийной, в основном, системы, реальном укреплении самостоятельности и активности Государственной Думы и о превращении судебной системы в подлинного стража законности в государстве и безопасности людей.
Если все это войдет в нашу политическую жизнь, в политическую культуру избирателей и приведет к формированию нового общенародного политического курса, то, уверен, к середине и, уж наверняка, к концу ХХI века мы станем истинно президентской республикой с высоким уровнем благосостояния, деловой и интеллектуальной активности граждан свободной страны.