В Институте нефтехимического синтеза, которым руковожу, ведутся работы по очень широкому кругу проблем - от специальных медицинских препаратов до технологий уничтожения химического оружия. Для лечения больных сахарным диабетом нам удалось впервые в мире создать пероральную форму инсулина, то есть принимать его можно в виде таблеток, а не только посредством инъекций. При нашей консультации производственной фирмой синтезированы сверхпрочные полимерные материалы. Из них можно делать трубы, не уступающие по прочности стальным. Мы смогли даже "залить" искусственный каток, где вместо льда использован сверхвысокомолекулярный полиэтилен. По степени скольжения немного отличается, зато не надо никакого холода - кататься на коньках можно в шортах.
Большая группа моих коллег работает над реализацией вместе с промышленными фирмами нашей оригинальной технологии по превращению природного газа в синтетическое жидкое топливо, на котором могли бы работать широко распространенные сегодня бензиновые и дизельные двигатели. Это крайне перспективное направление использования альтернативных, не нефтяных источников сырья для производства широкого ассортимента так называемых нефтехимических продуктов.
Российская газета: Декан химфака МГУ академик Валерий Лунин, который представлял вас на вручении премии "Триумф", не преминул отметить, что вы, несмотря на свои многочисленные обязанности в Академии наук и заботы директора в институте, продолжаете читать лекции студентам. Не жалко на это своего времени?
Платэ: Мне нравится преподавательская работа. Думаю, было бы самым большим разочарованием в моей жизни, если бы я не смог передать что-то из своего любимого дела, из своих знаний. Люблю рассказывать другим о том, что мне самому понравилось, чем-то особенным запомнилось. Причем совсем не обязательно по своей специальности, но и о работах по истории, архитектуре, живописи.
РГ: Тем самым отдаете дань памяти своему учителю - академику Каргину?
Платэ: В каком-то смысле - да. Он говорил так: если ты в университете, совершенно не важно, какую занимаешь должность: в педагогическом или в научном штате. Ты обязан тратить время на воспитание, на работу со студентами. В эти дни отмечается 100-летие со дня рождения академика Каргина, хотя ушел он сравнительно молодым, в 62 года.
Чем он был силен как ученый? Феноменальной образованностью, которая позволяла ему строить очень быстро аналогии и мысленно сопоставлять явление здесь с явлением где-то там и улавливать между ними какую-то общность. Один из моих друзей-нейрофизиологов как-то объяснил, чем отличается талантливый человек от способного. Скорость мысленного перебора вариантов у талантливого человека в сто, а то и в двести раз выше. У академика Каргина эта способность была развита чрезвычайно. А кроме того, он обладал почти фотографической памятью.
РГ: Это идет с рождения, закладывается на генетическом уровне?
Платэ: Да. Но и образование имеет огромное значение, и опыт. Каргин работал как химик-аналитик, как геолог-петрограф. Лаборантом, когда еще учился в университете, ездил в экспедиции - на Памир, на Кавказ, на Алтай. Затем занимался электрохимией, был заведующим лабораторией коллоидной химии в Институте имени Карпова. А в середине 30-х годов стал заниматься еще физикохимией полимеров.
На майском пленуме ЦК КПСС 1958 года Никита Хрущев провозгласил: "...плюс химизация всей страны". Это был поистине революционный шаг для страны. И Хрущеву надо воздать должное уже хотя бы за то, что он решился на это, привлек очень большие средства, убедил правительство. А знаете, кто готовил доклад Никите Сергеевичу? Каргин, Николай Николаевич Семенов, за два года до этого получивший Нобелевскую премию, и Александр Васильевич Топчиев, вице-президент Академии наук.
РГ: Вы знаете об этом от Каргина или вас тоже привлекали к работе?
Платэ: Ну что вы. Там была очень серьезная команда, а мы в научном плане были тогда еще малыши. Я только два года как окончил университет. И в 1958-м Валентин Алексеевич сподвиг меня читать на химфаке общий курс лекций по полимерам. Представьте: м.н.с. без степени - и сразу общий курс. Для начала, правда, дали вечернее отделение, но все равно я дрожал перед первыми лекциями. Ночами не спал, готовился, конспекты писал, чего-то придумывал...
К подготовке пленума не привлекал, нет. Говорил: занимайтесь больше наукой, преподаванием - это тоже государственное дело. И только потом, когда мы встали на ноги, стал давать такие поручения - и мне, и моему товарищу-однокурснику Виктору Кабанову. Особенно памятным был 63-й год. Хрущев созывает очередной пленум ЦК - по химии же. К тому времени уже были созданы десятки институтов, новых лабораторий, заводы построены. И кто, вы думаете, делает основной доклад на партийном пленуме? Беспартийный Каргин. Небывалое по тем временам дело. Валентин Алексеевич мне потом рассказывал: столько споров было - выпускать его на трибуну или не выпускать. Выпустили. Это лишний раз показывает, с каким уважением и надеждами относилась тогда власть к науке.
РГ: Но и сами ученые стремились этим ожиданиям соответствовать?
Платэ: Конечно. Тогда мы раз в год собирали коллоквиумы, которые молодежь называла - "рубить хвосты". Каждый в присутствии Каргина рассказывал о последних работах, а тот слушал и в какой-то момент прерывал: "Знаешь что? Хватит. Два года этим занимались, не получилось. Ничего страшного. Отрицательный результат - тоже результат. Займемся другим". Так рубили неперспективные темы.
Кто-то из молодых, случалось, всхлипывал: да как же так, я столько времени потратил на отработку методики. "Ничего, - отвечал Каргин. - Методика еще может пригодиться. А сейчас давайте-ка вместе придумаем другую задачку..."
С ним было интересно, несмотря на разницу в положении и возрасте. Ведь я с ним познакомился на четвертом курсе, когда мне было двадцать, а ему - сорок семь.
РГ: Не такая уж большая разница для учителя и ученика...
Платэ: Мне он тогда казался стариком - седой, статный. А разговаривал со мной абсолютно как с равным. При этом для посторонних он мог быть очень суровым или казался таким. Ведь ему часто приходилось принимать организационные решения, а тут никто не застрахован от ошибок. Хотя в моем теперешнем понимании - процентов на 80-90 его решения были абсолютно правильными.
РГ: А как вы теперь соизмеряете усилия и затраты времени на собственно научную и организационную работу? От чего получаете больше удовлетворения?
Платэ: Безусловно, от занятий наукой. Правда, на науку у меня остается несколько вечеров в неделю, полсубботы и полвоскресенья. Это время, когда я предоставлен сам себе, если не беру с работы на выходные крупного домашнего задания. Большой удачей считаю, если находится время поразмышлять, сопоставить, что-то записать. Очень хорошо думается на лыжах, когда не спеша идешь по заснеженному лесу.
РГ: Выходит, пристрастия и увлечения есть у академика Платэ? Хотя вы обычно говорите, что хобби и профессия у вас счастливо совпадают. Если не ошибаюсь, вы с 1985 года возглавляете Институт нефтехимического синтеза им. Топчиева? Наверное, за это время изменились и ваши профессиональные интересы, и какие-то житейские привязанности?
Платэ: Безусловно. Начну с того, что я устал быть директором института. И это не рисовка. Замыливается глаз, зацикливаешься на каких-то одних проблемах, заедает текучка. К сожалению, так устроена система взаимоотношений в нашем государстве, что прислушиваются только к первым лицам, и то не всегда. И чтобы решить для института даже рядовой вопрос, заниматься этим должен лично директор. Это съедает очень много времени.
Мои научные интересы тоже претерпели некую трансформацию. В проблематике института полимеры занимают процентов сорок, моих собственных интересов - процентов 8-10. Да, у меня есть своя лаборатория и еще две дружественных - близких или смежных по научной проблематике, где мы сообща обсуждаем постановку задач, результаты. То есть там, где я могу без угрызений совести поставить свою фамилию среди соавторов. А так я уже давно пресек практику лжесоавторства, когда тебе приносили оформленный титульный лист с фамилией директора во главе списка.
РГ: И как на это реагировали?
Платэ: Поначалу удивлялись: "Ну как же? Вы же все-таки руководитель!" Поневоле вникая в проблемы, которыми занимался институт, я просто не мог остаться безучастным к таким задачам, как, например, уничтожение химического оружия. Или, скажем, технология получения мономеров нетривиальным путем - ударными воздействиями или в реакторе на основе модифицированного дизельного двигателя. И тут моя роль сводится порой к одной идее-предложению: а давайте попробуем, вдруг получится? Оказывается, получилось. А дальше на каждом из таких направлений есть специалисты, гораздо компетентнее меня, и дело развивается.
Кое-что стало получаться на границе полимеров с медициной. Сейчас делаем совместную программу с академиком Бокерия. В свое время плотно взаимодействовали с кардиоцентром Евгения Ивановича Чазова, еще ранее - с академиком Бураковским. Могу не без гордости сказать, что мои студенты и аспиранты стояли за спиной у оперирующего хирурга, когда в институте трасплантологии у Валерия Шумакова использовали наши полимерные разработки. В детской больнице имени Русакова в буквальном смысле своими руками удалось спасти 18 детских жизней. Все они были приговорены к смерти диагнозом, который им поставили врачи: переизбыток билирубина из-за сильной желтухи.
РГ: Не каждый знает, что такое билирубин...
Платэ: Это разрушенный гемоглобин, он отравляет все каналы. Так вот надо было найти экстренный способ вывести из детского организма избыточные количества этого вещества. То есть не причину возникновения гепатита устранять, а действовать как скорая помощь - снизить содержание билирубина, чтобы можно было проводить терапию. Во многих случаях речь шла о новорожденных. Представьте, у двухнедельного малыша родовая желтуха. По врачебной статистике, большинство таких пациентов погибало. И медики обратились к нам: придумайте что-нибудь.
РГ: Обратились, видимо, не случайно?
Платэ: Да, они были наслышаны о наших работах. В частности, о том, что мы научились приспосабливать наши полимеры к контактам с кровью. А тут была вполне конкретная задача - "вытащить" из крови один компонент. И мы придумали такой сорбент гидрогелевый - студенистый, как тело медузы, и прозрачный. Больного подключали к специальной хромотографической колонке с этим сорбентом, прокачивали через нее кровь, и экстрабилирубин "садился" в заготовленное для него альбуминовое "кресло". Два раза прокачал - содержание опасного компонента в крови заметно снизилось. У врачей появлялось время, чтобы найти причину возникновение гепатита и подобрать лечение. Потребовалось - еще раз очистили, еще...
Мы работали тогда по 24 часа в сутки, и то были счастливейшие дни нашей лаборатории и моей жизни. Комиссия Мосгорздравотдела вместе с руководством клиники подписывала разрешение на использование препарата. И когда ты видишь на второй, третий день, как сходит с кожи желтизна, на щеках появляется розовость, - будет жить! Тех чувств никакими словами не передать.
РГ: Сейчас такие методы где-то используют?
Платэ: Они годятся для экстренных случаев. За прошедшие годы саму идею и технологии мы существенно развили, нашли новые возможности, какие-то системы пошли в серийное производство и теперь используются в повседневной клинической практике.