26.01.2007 02:01
Культура

Новая "Травиата" Александра Тителя стала для Москвы музыкальным событием

Вокруг новой постановки оперы раздули шумиху
Текст:  Валерий Кичин
Российская газета - Неделя - Федеральный выпуск: №0 (4278)
Читать на сайте RG.RU

Конфликт

Как и следовало ожидать, очередная музыкальная премьера в Москве прозвучала командой "фас!". Иначе теперь не бывает: на театре нет жанра более скандального, чем опера. Про новую "Травиату" в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко чего только не пишут. Пишут, что там "бренчат сиськами" девушки из Erotic Show, и злорадствуют тому, что один из пружинистых шаров-кресел на премьере свалился со сцены в оркестр. Все дружно отмечают среди стриптизеров третьего акта "чернокожего Тарзана". Доносят о "махровой развлекухе под аккорды старика Верди" и о том, что постановщики хотят устроить в театре очередной пожар. Одна критикесса брезгливо описывает "обстановку провинциального дома свиданий", где "основной элемент декора - огромные прозрачные колбы, в которых невидимая воздушная струя рождает вихрь из разноцветных лепестков", но не признается, в какой именно провинции она видела дом свиданий со столь затейливыми колбами.

Можно было бы схватиться за голову от ужасов, творящихся на священной сцене, если бы рецензии разных авторов не аннигилировали бы друг друга: кто-то ругает стриптиз, кто-то им восхищен ("девочки были отменны"), кто-то "колбы" разносит вдребезги, кто-то почтительно называет их "колоннами" и в их мерцании находит смысл. Кто-то считает, что исполнение партии Виолетты примой театра Хиблой Герзмавой "не казалось убедительным в смысле качества", кто-то в связи с нею пишет о музыкальным событии, которое нельзя пропустить. Оперные критики в перманентной растерянности, и это можно понять: все привычные критерии сбиты, остается брюзжать и в любом случае со значением оттопыривать губу. Если бы режиссер Александр Титель поставил эту "Травиату" без затей со стеклом и стриптизом, а куртизанка Виолетта у него осталась бы традиционной гранд-дамой высоких моральных устоев, спектакль все равно ругали бы за консерватизм и скуку, как сейчас ругают за "бойкость" и даже "пошлость" (имея в виду все те же крамольные сиськи).

Контекст

Вот реприманд неожиданный! - центр самых дерзких, на грани фола, поисков театральной режиссуры вдруг сместился в жанр, который объявляли умирающим, - в оперу. Здесь в союзниках у фантазера мощный поток эмоций, возбуждаемый музыкой. Здесь сюжет можно переписать до неузнаваемости, ибо кроме фабульного смысла свои темы несет партитура, разгадывать которую можно бесконечно.

В оперный театр входишь, предвкушая авантюру. И даже чувствуешь разочарование, если на сцене возникнут фижмы и старомодная живопись задников. Пусть даже прекрасная, как в "Фальстафе" Большого театра, еще в 1980-м поставленном Джорджо Стрелером в Милане и эксгумированном в 2005-м в Москве. Театр - дело живое, и законсервированный шедевр четвертьвековой давности напоминал высохший кокон, из которого улетела бабочка.

Опера сегодня как губка, она впитывает приемы всех зрелищных жанров - от эстрадных шоу до кино и компьютерной анимации. Она перестала быть заповедником штампа и существует в общем культурном контексте. Это рискованный поиск, потому что оперные критики чаще всего люди узко специализированные: все знают про музыкальные традиции, но не знают, какие художественные идеи бродят в кино и какие перевороты в искусстве готовит компьютер. Это рискованный поиск, но он и делает оперу искусством живым и современным. И открывает новые резервы контактов оперы с публикой, которая теперь заметно помолодела.

Недавно на страницах "РГ" мы об этом говорили с самым экспериментирующим режиссером оперной России - создателем "Геликона" Дмитрием Бертманом. И мне остается только напомнить его находки с гильотиной-боулингом в "Диалогах кармелиток" или с переносом действия "Повести о настоящем человеке" в современную больничную палату, где никому не нужный умирает ветеран войны ("Упавший с неба"). Ему, кстати, принадлежит и идея переосмысления сцены дуэли Онегина с Ленским, которой так восторгаются критики в спектакле Дмитрия Чернякова "Евгений Онегин" в Большом - тоже, как известно, скандальном. Это именно Бертман в постановке Шведской королевской оперы пошел по логике не Пушкина, а Чайковского: Онегин не может выстрелить в друга, просит мира и тогда слепой от ревности Ленский в отчаянии стреляется сам. Это шокировало, но и заставляло по-новому вдуматься в заштампованную оперой ситуацию - она обрела психологизм.

Я не вижу в таких вольностях криминала. В них есть мысль, без которой любая премьера стала бы слепком с предыдущей.

Из-за пуризма местных законодателей мод Москва пока в стороне от многих европейских театральных поветрий. В Европе бум барокко. Постановки опер Рамо в Париже - самые хитовые. Более 1700 представлений выдержали его "Галантные Индии" в театре Palais Garnier. Дирижер Уильям Кристи вел суперакадемический по музыке спектакль с темпераментом рок-диджея, а режиссер Андрей Сербан разыграл мифологический сюжет-путешествие с морями-океанами и землетрясениями так изобретательно, современно и с таким юмором, что трехчасовое действо казалось просверкнувшим мгновением.

Еще более дерзки "Паладины" Рамо в театре Chatelet, поставленные режиссером-хореографом Хосе Монтальво. Он известен виртуозным использованием компьютерной анимации, синхронизированной со сценическим действием. Каждый персонаж любовной истории раздвоился: один патетично изображает героические порывы и пылкие страсти, другой - балетный - пластически комментирует пение, выражая реально раздирающие героя чувства. Получились смешные контрасты типа трусости, которая хочет притвориться отвагой. Два уровня сцены с живыми артистами оттенены компьютерным фоном: на задник проецируются королевские замки и райские кущи, циклопические Венеры и разнообразная живность: натуральный танцовщик играет с добродушным львом и спасается от гигантской курицы, великаны оборачиваются карликами, павлин - стадом зебр и кроликов, и все это может быть сметено подкатившим поездом метро. В хореографии использованы не только классика, но и би-бои с роботами и брейк-дансом. И навалом "стриптиза" - от юмористического (реально голый танцовщик с вечно спадающим с чресел надувным сердечком) до патетического (живые, но опять же обнаженные статуи в финале). Зрелище яркое, остроумное, весело чувственное - аттракционное. И "старик Рамо" в темпераментной интерпретации все того же Уильяма Кристи здесь абсолютно в своей тарелке. "Барокко - это рок!" - утверждают авторы спектакля, соединив век XVII с XXI.

Представляю, как хорошо погуляла бы на этом рискованном шоу московская критика.

Спектакль

...А новая московская "Травиата" была мне интересна. Она вовсе не рассчитана на скандал, зато стала для Москвы музыкальным событием. Дирижер Феликс Коробов воссоединил хитовые "номера" в единый пульсирующий звуковой поток, и он достаточно непредсказуем в обращении с темпами, чтобы создалось ощущение драмы импровизированной, живой, возникающей спонтанно, здесь и сейчас. Исполнение партии Виолетты Хиблой Герзмавой я бы признал выдающимся: даже редкие технические огрехи не хочу подсчитывать, потому что это был не консерваторский экзамен, а театр, где судьбы возносились, переживали миг счастья и погибали. Это необычная Виолетта: сильная, страстная, яркая, несовместимая со смертью, отчего трагический финал воспринимаешь особенно остро. Суровым критикам режиссуры напомню, что прошедшая перед нами жизнь и есть главный, в опере довольно редкий результат тщательно продуманной, глубоко психологичной режиссуры, а вовсе не только шары-пуфики и колбы-колонны. Необычен и Альфред, у нового тенора Алексея Долгова похожий на современного студента-очкарика. Конечно, игру "в быт" можно признать излишне подробной и для музыкального действа - заземленной. Конечно, стиль театральной игры сбивается внестильем костюмов. Но возникшая на сцене тусовка прожигателей жизни и возвращение сюжета к истории VIP-шлюхи, которая уже не ждала, но вдруг познала счастье любви, мне кажутся решением уместным, содержательным и даже актуальным. Стриптиз, заменивший цыганскую сцену, сделан корректно, в таком решении спектакля он смотрится органичным и вовсе не выпирает, как пишут, в расчете на "сенсацию". Почему он так шокировал коллег по перу, понять нельзя: в контексте сегодняшнего драматического театра и кино это было само целомудрие.

Кинокритика не слушает музыку. Литературная критика не бывает в художественных галереях. Театральная - не знает, где в кино экран. Зритель оказывается умнее и образованнее: он смотрит все. Он-то как раз в контексте. Отсюда и постоянные вилки: то, чему аплодирует зритель, критик автоматически начинает презирать.

Самые громкие скандалы вокруг оперных премьер

1. Критики возмущались "Травиатой" и в "Геликоне": режиссер Дмитрий Бертман развернул действо на огромной кровати.

2. В "Новой опере" Виолетта разъезжала на велосипеде.

3. В Берлинской Штаатсопер Отелло был белокож, Яго щеголял в блейзере, а действие протекало в подобии одесского морвокзала с красотками в бикини на пляже.

4. "Севильского цирюльника" в Opera Bastille Колин Серро переместила в арабский мир - получилось еще смешнее, чем было у Россини.

5. Питер Селларс разыграл "Дон Жуана" в современном Гарлеме, а Cosi Fan Tutte - в нью-йорском фаст-фуде.

6. Но самый громкий скандал разыгрался недавно вокруг премьеры "Идоменея" в Берлине: там на сцену выносили отрубленные головы Христа, Будды и Магомета. Христиане и буддисты к этому отнеслись спокойно, мусульманские экстремисты пообещали взорвать театр. Результат скандала: малоизвестная опера Моцарта стала главным хитом года.

Театр