Русский балетный шлягер даже из самой Поднебесной везут в Россию в юбилейные дни, дабы представить историю любви прекрасной лебеди Одетты и принца Зигфрида в... акробатическом варианте. Везут из Шанхая, где танец маленьких лебедей гуттаперчевые китайчата танцуют вверх тормашками, 32 фуэте оттачиваются внутри одновременно вращающихся гигантских колес, а прима-балерина замирает в грациозном па под куполом... театра.
Впрочем, за более чем вековую историю своего существования самый главный балет видел и не такое.
При дворе Людвига Баварского. Второго
Кого только не было. Придворные, восхищавшиеся воплотившимся спустя почти что сто лет в эмблему студии "Дисней-фильм" замком своего властителя, карлики-шуты, безуспешно пытавшиеся вернуть своего патрона с альпийских высот на бренную землю, композитор Двора Рихард Вагнер, педантично укреплявший своим творчеством своего владетельного спонсора в безоблачном будущем вверенного ему отечества. И... лебеди. Конечно же, они тоже были при дворе. Ибо не было для короля-эстета никого желаннее и милее этих самых прекрасных на свете существ, к коим спускался он каждый вечер, дабы у подножия своего загадочного Нойшванштайна поведать о загадке и своей собственной судьбы.
При дворе Александра Романова
Загадочное озеро, на брегах которого далекий король предается своим грезам, заставляла грезить о далеком путешествии и сочинителя-славянина. Получив заказ написать романтический балет, композитор Петр Чайковский, вдохновленный грандиозным успехом идущего на российской сцене вагнеровского "Лоэнгрина" и таинственными слухами о "странном" короле из Баварии, отправляется в Альпы. Увы, история деликатно умалчивает о том, состоялась ли встреча русского композитора и баварского короля, двух гениев, объединенных более всего на свете любовью к прекрасному. И если все же рандеву было, то где? Не на том ли самом берегу озера лебедей? Именно так, кстати, хотел Чайковский назвать свой балет (первый русский национальный балет) до путешествия в Альпы. Однако, вернувшись в Россию, он назвал его "Лебединое озеро".
На подмостках сцены
Но ни король Людвиг, ни композитор Чайковский так и не увидели триумф сказки про лебедей, воплощенной в танце. Волею рока и отвечавших за репертуарную политику императорских театров чиновников, балет был поставлен на санкт-петербургской сцене лишь в 1894 году, спустя год после кончины его автора. Впрочем, до того он шел в Москве, но не имел успеха. Причиной тому было то, что балет попал в руки весьма среднего хореографа Рейзингера, а не гениального Петипа, а г-жи Карпакова и Собещанская, танцевавшие партию Одетты, совершенно не поняли тонкой психологической основы своей героини. А вот уже беда была в том, что московский неуспех "Лебединого" надолго закрыл ему путь на столичные подмостки. Когда же спектакль все же добрался до Мариинки, на сцене которой заблистали в нем блистательные примы Двора Его Императорского Величества, в короне русского балета засиял ее главный бриллиант.
В лучах славы
Ах, кому только не пришлось в течение многих лет прославить свое имя в партии хрупкой и нежно любящей Одетты! Хореографически безупречная Анна Павлова преображалась и внешне, исполняя вариации белой лебеди, приготовленные под руководством великого итальянского ментора, самого маэстро Чекетти. А обладавшая природной красотой форм Матильда Кшесинская демонстрировала их неувядаемость, прощаясь с публикой в начале прошлого века сценой из "Лебединого", в которой Одетта удалялась в глубину сцены спиной к публике. Гениальная Галина Уланова, невзирая на невысокий рост, стала одной из первых русских балерин, станцевавших в балете не только партию Одетты, но и ее природного антипода - Одиллии, открыв тем самым публике глубокий психологический замысел композитора. Майя Плисецкая, сосредоточив - прежде всего в силу природных данных - внимание на образе "черного лебедя", явила миру настоящего демона обольщения.
Екатерина Гельцер и Марина Семенова - в России, Тамара Карсавина и Наталья Макарова - в эмиграции, Иветт Шовире и Алисия Алонсо - на Западе. Десятки прим по ту и другую стороны океана, снискавшие восторги публики в балете Чайковского. А премьерам скольких мировых трупп выпал успех в партии принца Зигфрида. В то время как мастера характерного жанра прославили свое имя в роли злого гения Ротбарта, а танцовщики-эксцентрики - в образе Шута.
С вниманием к первоисточнику
Почтительно считая хореографическую основу Петипа в целом неприкосновенной, балетмейстеры позднейших эпох, прикасаясь к "Лебединому озеру", привносили в ткань балетной драматургии лишь некоторые элементы собственного миросозерцания, балансируя прежде всего между разным решением судьбы Одетты и Зигфрида. Либо главные герои побеждали, не столько одолев силы зла, сколько вымолив у высших сил прощения за измену принца, согрешившего с Одиллией, либо погибали, сраженные не столько властью тьмы, олицетворенной злым гением, сколько роковым непостоянством Зигфрида. Но в том-то все и дело, что дуализм был изначально заложен в гениальном балете Чайковского. И миновать его было невозможно. А отказ советских цензоров принять, например, пессимистическую версию Юрия Григоровича по сути дела не играл никакой роли. Фабула все равно жила и говорила сама за себя. Sapientia sat, как говаривали древние в Риме, где еще и балета никакого не было. Умному достаточно, говорим мы. И знакомая каждому с детства мелодия из 1-го и 4-го актов балета, ставшая в наши дни уже и своеобразным ремиксом в жанре рок-музыки, по-прежнему настойчиво обнажает трагедию предательства. Скучным прологом к событиям августовского фарса 1991 года она напомнила об этом нам еще раз.
Эксперимент без копирайта
И лишь в конце минувшего столетия решились посягнуть и на сюжетную канву "Лебединого озера". Так, талантливый шведский хореограф Матс Экк создал спектакль о переходном возрасте принца Зигфрида с фрейдистским уклоном. У американского авангардиста Мэтью Борна, спектакли которого еще недавно были абсолютным табу для нашего зрителя, а недавно заокеанский enfan terrible наконец показал их и в Москве, наследник престола и вовсе так далеко пошел в своих сексуальных фантазиях, что в результате угодил в клинику для душевнобольных, где и был растерзан хищными лебедями на почве нынче такой модной однополой любви. И если в строгом лондонском "Ковент-Гардене" столь бережно отнеслись к жемчужине русского балета, что даже использовали мотив хоровода, то уж "прогрессивный" Гамбургский балет в лице балетмейстера Джона Ноймайера (ставящего сегодня в московском Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко "Чайку") пошел так далеко, что и вовсе отменил озеро, а героев превратил даже не в людей, как у великого парадоксалиста Розанова, а в "иллюзии лунного света", что то и дело мелькали в воспаленном сознании короля Людвига Баварского. Ну что, собственно, и требовалось доказать. Впрочем, еще петербургский эстет Валерий Михайловский шокировал публику мужской версией "Лебединого озера", сохранив, правда, при этом все сюжетные коллизии. В то время как великий Рудольф Нуреев в своей сверхскандальной версии балета Чайковского представил Ротбарта влюбленным в принца. Ну что ж, сильна, как смерть, любовь, наверное, он это хотел сказать.
От балета к бренду
Если не считать недавнего перформанса откровенного бельгийского провокатора Яна Фабра, вполовину сократившего партитуру (Маэстро, урежьте марш! - помните, конечно же?) и выведшего на сцену попугая и козочку (спектакли, кстати, имели совершенно оглушительный успех не только на сценах фрондирующей Северной Европы, но даже в престижном парижском Шатле), а также пародию от труппы балета "Трокадеро", то остается лишь учесть бесчисленные шоколадные наборы и просто сладости, названные в честь любимого озера баварского короля, а также парфюмы и всякого рода галантерейные аксессуары, одноименные с увековеченным Чайковским и раскрученным на полную катушку брендом.