Он предложил собравшимся обратить внимание на тот факт, что в истории России дважды проигранная война приводила к революции (учитывая революцию 1905 года), а также на то, как важно, чтобы соотношение мучительно долго ожидаемых перемен в обществе было адекватно их реализации. "Опыт революционных событий показывает, что как только теряется стержень, система рассыпается", - грустно подводил итоги ректор.
Политолог Александр Ципко тоже говорил о двух революциях, правда, для него первым революционным годом был 1917-й, зато вторым - 1991-й. "Интеллигенция совершила две революции, но качественно не изменилась", - убежденно заявил Ципко.
Он поделился впечатлениями от статьи Солженицына, заметив, что "именно сегодня эта работа приобрела такое значение, будь она опубликована тогда - она абсолютно бы противоречила обществу, мы тогда так ждали перемен, мы были больны переменами, поэтому все консервативные тезисы работы просто не восприняли бы". "Теперь мы стали совершенно другими, потому что мы пережили собственную Февральскую революцию, - ответил за свое поколение политолог. - Мы стали более ответственными". И хотя он считает, что новая революция в России невозможна ("мы попали в консервативную волну, люди боятся перемен"), "на мой взгляд, угроза существует - нынешняя Россия все еще слаба, слабые гражданские институты, слабая легитимность собственности". Именно поэтому, по мнению Ципко, уроки Февральской революции важны и для образовательного сообщества, и для власти, и для общества - "у нас все еще очень слабо развита ответственность за национальное бытие".
В дискуссии участвовал и замглавы президентской администрации Владислав Сурков. Хотя он выступал третьим, но, окинув взглядом собравшихся, предпочел начать с шутки: "для меня большая честь выступить, так сказать, на разогреве у Радзинского".
Прежде всего замглавы президентской администрации призвал избегать привычных клише в оценке февральских событий 1917 года: "На мой взгляд, Октябрь произошел уже в Феврале, потому что к октябрьским событиям реальная власть была в руках самых радикальных группировок в России". По мнению Суркова, и сами члены Временного правительства понимали, насколько это правительство было декоративным: "Мне кажется, что политическое самоубийство имущих классов произошло задолго до Февраля, но именно тогда демократия была заранее проиграна правящими классами Российской империи". Однако важность тех событий, с точки зрения Суркова, следует оценивать именно с позиции "практической политики сегодня, потому что многое, действительно, повторяется, повторяется дословно".
И замглавы президентской администрации предложил начинающим либералам несколько тезисов, каждый из которых как бы продлевал историческую связь: от событий 90-летней давности к современной России.
Во-первых, Владислав Сурков предложил "не путать личное мнение с общественным". Он не назвал тех деятелей, которые привыкли высказываться от имени общества, в том числе и в прессе, но подчеркнул, что сейчас "партии забыли о том, что должны не только разделять, но и объединять людей вокруг общих ценностей".
Во-вторых, не надо, по мнению Суркова, "надеяться осчастливить родную страну с помощью иностранных правительств". Скрывая улыбку, он заметил, что российская элита действительно может считать себя интегрированной в мировом масштабе, особенно учитывая размещенные за рубежом активы, однако подчеркнул с нажимом: "Демократия - это власть нашего народа в нашей стране".
В-третьих, "не нужно говорить о демократии и свободе чужими словами". Тут Сурков вздохнул и, видимо, припомнив свой опыт посещения всевозможных "круглых столов", мрачно заметил, что иногда на подобных мероприятиях "мы часто слышали, извините, непереваренные куски чужого опыта, слова, которые только казались мыслями".
Привычка к заимствованию, подчеркнул оратор, была присуща политическому классу и тогда, 90 лет назад. А ведь следует учитывать темпы развития каждой страны, и в России, считает Сурков, "демократия должна расти внутри страны и народа". "Везде демократию критикуют, и правильно, когда демократия несовершенна - она жива". Именно поэтому так важно сейчас для России добиваться "возможности интеллектуального суверенитета" и способствовать "попыткам своим умом добиться свободного развития".
В-четвертых, "не нужно желать поражения или ослабления своей страны". Владислав Сурков напомнил, как еще недавно во время трагических событий на Северном Кавказе российским властям предлагали вести переговоры с "убийцами детей", чуть ли не сдаваясь на милость "террористическому интернационалу". "Из этой же оперы заклинания о том, что пока на российскую нефть сохраняются высокие цены, до тех пор якобы демократии не будет - это же продажа страны, - возмущался Сурков. - Не надо забывать, что демократия - это власть народа, это власть, сила и порядок". Он также с удовольствием вспомнил высказывание лидера КПРФ Геннадия Зюганова о том, что "лимит на революцию в нашей стране исчерпан - и я целиком с ним согласен". Сурков призвал сторонников революций задуматься о том, что для России сейчас подобные потрясения опасны хотя бы из демографических соображений - ведь и так ежегодно население уменьшается на 700-800 тысяч человек. "В результате действий романтиков к власти обычно приходят маньяки и террористы, - напомнил революционно настроенным идеалистам Сурков. - Как только сильную власть выдергивают из общества, этот бахвалящийся высший класс рассыпается за одну секунду".
После такого "разогрева аудитории" писатель Эдвард Радзинский умело подхватил дискуссию, приковав внимание аудитории своими излюбленными метафорическими приемами: "История - это карта мореплавания, и если места кораблекрушений объявлены местами побед - за это отвечает страна". Он признался, что также прочитал работу Александра Солженицына, заметив о той России: "Это была феодальная страна, со всеми ее феодальными бедами, и, что бы ни делал несчастный царь, Февральская революция была неизбежна и сделала ее безумная власть". Радзинский также высказал уверенность, что "Февральская революция была как ответ на невыполнение властью задач, которые стояли тогда перед страной, впрочем, элита никогда не умела управлять страной". Хотя о Февральской революции он был лучшего мнения, чем об отпразднованном в прошлом году 100-летии парламентаризма в России: по поводу того юбилея Радзинский заявил, что готов "одеться в траурные одежды".
Депутат Госдумы Наталия Нарочницкая, вышедшая на трибуну в черном пиджаке, даже пошутила, что оказалась одета по случаю, хотя с высказыванием этим не вполне согласна. Она заметила, что скорее разделяет позицию Владислава Суркова и тоже считает, что "парламент существует для того, чтобы забирать с улиц людей, парламент вовсе не для того, чтобы разрушать". Однако, указала Нарочницкая, "русской интеллигенции всегда был свойственен радикализм". Тут она вспомнила программу декабриста Павла Пестеля, где одним из пунктов была смерть царской семьи.
"У каждой демократии есть своя логика, - продолжила Нарочницкая, - каждый попадает в пучину перемен и я тоже принадлежала к советской интеллигенции, приветствовавшей освобождение от всех этих парткомов, но в отличие от вас, Александр Сергеевич (тут она обратилась к Ципко), у меня всегда было чувство беспокойства". Что же до февральских событий, то, по мнению Нарочницкой, "уроки всегда полезны - только человек редко учится, но я считаю, что нация в целом переболела радикализмом".
Между тем студенты начали отвлекаться от выступлений ораторов и завалили президиум записками, адресованными Владиславу Суркову. Его расспрашивали о том, как он оценивает реформу высшей школы. Замглавы президентской администрации сразу оговорился, что не настолько хорошо владеет этой темой, как, например, избирательной, но от ответов на этот и другие вопросы не уклонился. "Очень важно, чтобы мы понимали, где наше место в мире: если мы входим в клуб мировых держав, если мы выступаем за присутствие нашей страны в истории - то за это надо платить", - решительно заявил Сурков. Он также припомнил, как, часто выступая в молодежных аудиториях, сталкивается с тем, как охотно поддерживают идею о российской империи - зато в ответ на вопрос о желающих служить в армии обычно бывает тишина. Тихо стало в аудитории и на этот раз.
"Мы не единственное общество, у которого чего-то не хватает, - попытался вселить в слушателей оптимизм Сурков, - но профилактика революций - это наша ежедневная забота". "Я уважаю практику и очень снисходителен к реальности, но я считаю, что у нас достаточно здоровая система, поэтому я думаю, что партии не должны жить отдельно от населения, как какие-то марсиане, общество должно быть достаточно целостным", - оценивал замглавы президентской администрации политическую структуру.
А что касается уровня экономического развития страны, то тут он высказал уверенность, что "перманентное реформирование также вредно, как и перманентная революция". "В России есть огромная проблема - наша экономика, на мой взгляд, экономикой не является, а сегодня в мире доминируют те страны, где экономика построена на инновациях", - пояснил Сурков. Он подчеркнул, что считает создание инновационного сектора экономики главнейшей задачей, при этом основой такого сектора экономики должен стать "интеллектуальный капитал".
Тут не выдержала Наталия Нарочницкая и прямо с места, не включая микрофон, стала спорить, доказывая, что по уровню знаний российские учащиеся вовсе не отстают, например, от американских. "Да, мы, наверное, сильно эрудированные, - отпарировал замглавы президентской администрации, - на выходе делаем как-то маловато". "Как это скучно не звучит, - и Сурков обвел глазами аудиторию, - задача молодежи - хорошо учиться, ведь пока из наших природных ресурсов интеллектуальный капитал у нас на последнем месте". И только изменив порядок в цепочке нефть - газ - инновации, считает замглавы президентской администрации, "только тогда мы сможем говорить о том, что создали современное общество".
Получил записку и Эдвард Радзинский. Он энергично вскочил с места, подбежал к трибуне и решительно воскликнул в микрофон: "Да, идеи Февральской революции были великими, но вот у меня газета, вышедшая в те дни, и рядом с сообщением об отречении царя заметка об убийстве тверского губернатора". По мнению Радзинского, перед студентами РГГУ стоит великая задача - понять, как все это произошло.
Самой успешной российской революцией академик Юрий Пивоваров назвал революцию 1905-1907 годов, когда "был заключен компромисс между обществом и властью, но обе части - и общество, и царская бюрократия, - хотели выйти за рамки компромисса". Он, кстати сказать, тоже поспорил с Ципко, заметив, что не считает тогдашнюю интеллигенцию слабой, ведь "многие из них прошли через работу в земстве, так что у них не было слабых дрожащих рук". Пивоваров вообще считает главным событием того периода отречение Николая II, поскольку в России живуче "сакральное представление о власти", то именно решение царя стало разрушением привычного представления о властецентричности нашей культуры. "Главное, что мы должны усвоить, - революция случайной не бывает", - считает академик.
"В России именно власть чаще всего запускает революцию", - опасается политолог Глеб Павловский. Впрочем, он как всегда элегантно противоречил сам себе: с одной стороны, по его словам, в обществе есть запрет на революцию - табу, с другой - в обществе постепенно подрастает новый средний слой граждан, живущих, как правило, в городах, чья энергетика никак не встроена в систему. Так что Павловский предлагает создавать выход для этой "запертой креативной энергии", иначе "однажды эта энергия захлестнет барьер". Он, кстати, и сам попытался приложить руку для создания такой системы, удовлетворенно заметив: "Политика - это практическая магия, единственное средство сделать так, чтобы воспрепятствовать человеческим инстинктам, так что учитесь политике!"