Мы гордились знаменитыми игроками нашего "Динамо". Какие имена! Блестящие форварды Константин Щегоцкий и Виктор Шиловский, непробиваемые вратари Антон Идзковский и Николай Трусевич, техничные полузащитники Гребер и Лившиц, надежные защитники Клименко и Кузьменко. Да и не было на свете более уютного стадиона, чем наш, динамовский, в парке на берегу Днепра...
Может, футбол и остался бы моей страстью на всю жизнь, если бы один из братьев мамы не научил меня другой игре - шахматам. Я настолько увлекся ими, что забыл о футболе и занялся самообразованием, разбирая партии, сыгранные известными мастерами прошлого и современниками. Думаю, это самый эффективный способ повышения мастерства. Во всяком случае анализ партий лучших шахматистов заметно расширил мое понимание этой великой игры. Более того, еще не получив аттестат зрелости, я осмелился принять предложение открыть и вести "уголок шахмат" в городском журнале на украинском языке "Советский Киев".
Не мог я тогда, в предвоенные годы, знать, что шахматы станут моей специализацией в спортивной журналистике, которой отдано более полувека. Время достаточное, чтобы "копилка памяти" наполнилась множеством фактов, эпизодов, наблюдений. И я с удовольствием буду делиться своей "копилкой" с вами, уважаемые читатели газеты.
Есть такая партия
Бобби Фишер - одна из самых таинственных фигур шахматных летописей. Разгадать его "код" пытались и пытаются многие - психологи, врачи, шахматные специалисты, журналисты, болельщики... В своих заметках я, наверное, не раз буду возвращаться к "загадке" "нетихого" американца, поскольку, как бы ни трактовать его странности, Фишером написана яркая страница истории шахмат.
Впрочем, тогда, в 1962 году, на шахматную Олимпиаду в болгарской Варне приехал 19-летний вундеркинд, о котором только и было известно, что самоуверен и уже замахнулся (во всяком случае на словах) на титул чемпиона мира. Титул особенно дорогой советскому руководству, считавшему, что шахматное чемпионство - свидетельство интеллектуального превосходства "страны победившего социализма" над остальным миром. А Михаил Ботвинник, выигравший звание лучшего шахматиста планеты еще в 1948 году, Давид Бронштейн, Василий Смыслов и другие гроссмейстеры приучили всех к абсолютному первенству советской шахматной школы.
И вот партия Ботвинник-Фишер, лидеров команд СССР и США. Я пришел в зал минут за сорок до начала игры. Хотелось запомнить мельчайшие детали этой дуэли гигантов.
Михаил Моисеевич, как обычно, пришел пораньше, сел за столик, аккуратно поправил каждую фигуру и пешки на своих клетках, проверил бланк для записи партии, вынул из кармана небольшой термос с напитком, который всегда интриговал зрителей: а что там внутри? Затем стал медленно прохаживаться по эстраде, снова сел на свое место. И тут порывисто, крупным шагом вошел Фишер. Садясь, протянул руку Ботвиннику. Я заметил, как заволновался юный американец: телом, видимо, ощутил, что сел играть с самим чемпионом мира!
Белыми играл Ботвинник. Начал ферзевой пешкой, нажал кнопку часов, записал ход. Борьба началась! В защите Грюнфельда Ботвинник применил домашнюю заготовку, которую готовил к матчу со Смысловым. Для Фишера это был сюрприз, но американец прямо за доской нашел опровержение. Вскоре наш чемпион оказался без пешки. Партия продолжалась до конца контрольного времени и была отложена все с той же лишней пешкой у Фишера. Оценка позиции всеми специалистами была неутешительной для Ботвинника: у него огромные проблемы в прерванной позиции, надо искать пути для спасения...
Понимал это, разумеется, и Фишер. Он с улыбкой покинул сцену, а в отеле даже не стал анализировать позицию и лег спать.
Доигрывание по регламенту предстояло уже следующим утром - до начала нового тура. Всю ночь в "штабе" чемпиона мира шла сложная аналитическая работа. И лишь в шесть утра гроссмейстер Ефим Геллер, который тогда был в тренерской бригаде Ботвинника, нашел удивительный вариант, буквально этюдным способом приводивший эндшпиль к ничейному результату. Идея Геллера, ставшая новым словом в теории ладейных окончаний, сводилась к тому, что две разрозненные пешки обладают в определенных позициях не меньшей силой, чем две связанные проходные. Кстати, сам Ботвинник в своем комментарии к партии поставил к ходу, найденному Геллером, два восклицательных знака и, к удивлению многих, признался в интервью для газеты "Правда", что именно Геллер, а не он нашел путь к спасению партии...
Настало долгожданное утро. Ботвинник с большим искусством - идею ведь надо еще реализовать на доске, а это самое трудное - довел партию до конца. Сенсационная ничья! Я наблюдал за Фишером. Поначалу он вел себя самоуверенно. Потом, когда понял, что выигрыш ускользает, буквально побледнел. Согласившись на ничью, Бобби поспешно покинул арену борьбы, пришел в отель, сел в вестибюле, положив на американский манер ноги на столик, и... зарыдал. В таком состоянии застал его там главный арбитр Олимпиады гроссмейстер Сало Флор, который тут же рассказал мне об этом.
История имела продолжение. Один из тренеров Фишера гроссмейстер Эванс позднее опубликовал в Америке свой анализ эндшпиля, где доказывал, что выигрыш все-таки был, но его подопечный прошел мимо такой возможности. В ответ Ботвинник попросил юного тогда еще Гарри Каспарова, который помогал чемпиону мира вести занятия в его шахматной школе, провести свое "расследование". И Каспаров со своей стороны убедительно доказал, что все же закономерный итог той встречи - действительно ничейный.
Увы, это была единственная партия, сыгранная между двумя титанами - Ботвинником и Фишером. Михаил Моисеевич, проиграв в 1963 году матч Петросяну, постепенно отошел от шахмат, а взлет Фишера к мировым высотам случился позднее, в конце 60-х годов.