Процесс по делу капитана Ульмана прерван по непредвиденным обстоятельствам: подсудимые ударились в бега. Бывшие спецназовцы, в том числе сам Ульман и двое его подчиненных, привлеченные к суду за расстрел мирных чеченских жителей, скрылись в неизвестном направлении. Их мобильные телефоны отключены, никакой информацией о том, где находятся обвиняемые, когда они объявятся и объявятся ли вообще, суд не располагает. Не знают этого также ни адвокаты, ни друзья беглецов. Все трое подсудимых объявлены в федеральный розыск.
От чего они бежали? Самый простой ответ: от приговора. Что он будет скорее всего обвинительным, теперь мало кто сомневается, и меньше всего иллюзий на этот счет питают сами подсудимые. Но мне кажется, беглецами двигало не только желание оттянуть час расплаты. Я склонен предполагать, что они просто безумно устали. От судебного разбирательства, длящегося уже три с половиной года. От череды приговоров, ни один из которых, как потом выяснялось, не был последним и окончательным. От широкого, далеко не спокойного внимания к этому делу, получившего политический и общественный резонанс. От возбужденной публики у здания суда, одна часть которой размахивает плакатами: "Свободу - офицерам-патриотам!", "Ульман - герой России", другая требует для подсудимых высшей меры.
На всех стадиях следствия, а затем и суда бывшие спецназовцы признавались в содеянном, факт совершенного ими убийства не отрицали. Но признать себя виновными категорически отказывались. Говорили: "Мы выполняли приказ". Представители обвинения (на последнем заседании прокурор потребовал для подсудимых от 18 до 23 лет лишения свободы) возражали: "Ни один устав не предусматривает расстрела не только мирного населения, но и военнопленных".
Процесс по делу Ульмана во многом повторяет перипетии и метаморфозы, сопровождавшие дело Буданова. Ну вспомним... Первая экспертиза, проведенная Институтом им. Сербского, установила: в момент совершения преступления полковник был невменяем. Затем по требованию Главной военной и Генеральной прокуратуры Буданова отправили на повторное обследование. Нарастание в обществе недовольства противостоянием в Чечне, миротворческая риторика "Яблока" и СПС, уже не столь решительно пресекаемая властями, - все намекало на то, что Буданова признают вменяемым и он свое получит. "Норд-Ост" опрокинул эти прогнозы. Конъюнктура опять изменилась. Обвинительный приговор плохо вписывался в нее. В результате Буданов снова был признан невменяемым. Казалось, точка в его деле поставлена. Но тут пришло время проводить референдум в Чечне - и вердикт Ростовского суда о признании Буданова невменяемым был сочтен незаконным. Референдум состоялся - и процесс возобновился.
Примерно то же происходило и с делом Ульмана. Дважды суд присяжных выносил оправдательный приговор. И столько же раз Военная коллегия Верховного суда отменяла его. В конце концов был вынужден сказать свое слово Конституционный суд, постановив: пока в Чечне не появится суд присяжных (а он начнет действовать с 1 января 2010 года), дела о военных преступлениях там подлежат рассмотрению только профессиональными судьями.
Собственно, суд присяжных и стал главным источником проблем, связанных с делом Ульмана. Начать с того, что сам этот институт - суд присяжных - в современной России еще не устоялся. На классический вопрос "А судьи кто?" российская система народного правосудия дает неизменный ответ: пенсионеры, домохозяйки, отставные военные, безработные... Представители среднего класса, образованного сословия, молодые и социально активные граждане не хотят тратить время на судебные заседания. Вот отчасти еще и поэтому в присяжные рекрутируются люди с низким материальным достатком, не ахти как просвещенные, зараженные социальными, а подчас и национальными предрассудками. И на процессах с их участием российское правосудие терпит поражение за поражением. В феврале 2006 года в Мосгорсуде присяжные оправдали бизнесменов Игоря Поддубного и Евгения Бабкова, обвиняемых в контрабанде и хищении сигарет на сумму 2 миллиона долларов. А нашумевшее на весь мир убийство таджикской девочки в Петербурге, когда присяжные оправдали убийцу, решив, что он виновен только в грабеже и хулиганстве? А лидер ДПНИ Александр Белов-Поткин, привлеченный недавно к уголовной ответственности за разжигание национальной вражды в Кондопоге? Его, видимо, тоже будут судить присяжные. И не из числа ли тех, кто, откликнувшись на его же призывы, громил магазины кавказцев?
Вот и капитана Ульмана с его бывшими подчиненными судили люди, не охваченные, как мы можем догадываться, большой симпатией к жертвам этого преступления. Оправдывая спецназовцев, выполнявших приказ, присяжные по-своему защищали не столько даже их самих, сколько армию в их лице: "Разве Ульман и те, кто был с ним, совершили нечто такое, что не вписывалось в каноны и логику тогдашних событий в Чечне? Там ведь было немало солдат и офицеров с будановским диагнозом "накопленная ярость". Почему же несколько бойцов спецназа, подобно Буданову, должны нести ответ за всех? Они не более жестоки и не менее милосердны. Они такие же, как все остальные. И вот их сделали козлами отпущения. Да и вообще почему боевого капитана и его товарищей, выполнявших приказ, судят по законам мирного времени? Если в Чечне была война, то судить их надо по военным законам. И тогда они подлежат оправданию".
Примерно так объяснили бы свой вердикт присяжные, если бы им, вопреки процедуре, на суде предоставили слово. Но подобной риторики не чужда и значительная часть общества. Почему? Наверное, еще и потому, что неоднократные амнистии бывшим чеченским боевикам подчас выглядели пропагандистски неподготовленными. Рядовой обыватель иногда впадал в недоумение: еще недавно был "Норд-Ост", а теперь, глядите-ка, амнистия. И задавался вопросом: а как воспримут амнистию в армейской среде, особенно в воевавших частях? Как отнесутся к подобной акции родственники погибших в Чечне российских солдат и офицеров? Не всех устраивало и государственное прощение обеим воевавшим сторонам - вчерашним боевикам и федеральным военнослужащим. За последними право на такое прощение народная молва безоговорочно признавала, за первыми - нет.
Смесь этих настроений, густая их концентрация - в двух оправдательных приговорах, вынесенных присяжными. "Социальный заказ" такого рода будет теперь тяготеть и над профессиональными судьями. Но они испытают давление и с другой стороны. Давление не в прямом, вульгарном смысле (звонки, угрозы и т. п.) - нет, давление политических обстоятельств, с которыми не считаться гораздо труднее, чем с обывательским нажимом. Понятно ведь: оправдать Ульмана - значит вызвать волну негодования в Чечне, откуда уже раздавались предупреждения о возможных в этом случае массовых беспорядках и даже звучали призывы к самосуду.
Вот от такого процесса, где столько всего намешено, сплетено, где еще не зажившее прошлое фантомными болями отзывается в настоящем, и бежал капитан Ульман. Возможно, скоро подсудимый поймет, что своим бегством он только продлил себе срок того самого наказания, которое отбывал последние три с лишним года - ожидание окончательного приговора.