- Егор Тимурович, все вроде у нас просто замечательно, везде растем, укрепляемся. А вы бьете тревогу. В чем же причина вашего беспокойства?
- Когда наша команда пришла к власти, то валютные резервы страны составляли 4 миллиона 130 тысяч 953 доллара 11 центов. Сейчас, когда они равны 300 миллиардам долларов, то ситуация несравненно более благополучная. И можно подумать, что нашим финансам ничего не угрожает. На мой взгляд, это серьезная ошибка. Сегодня мы сталкиваемся с вызовом, стоявшим перед Западной Европой в 50-70-х годах и во многом определившим ключевые финансовые проблемы наиболее развитых стран сегодняшнего мира.
Этот вызов - быстрый рост государственных доходов. Темпы экономического роста в Западной Европе после завершения Второй мировой войны были аномально высокими по историческим нормам. Это позволяло государствам вводить новые налоги.
Именно в это время вводится налог на добавленную стоимость, появляются аналоги нашего единого социального налога. Темпы роста государственных доходов становятся аномально высокими. Во Франции, где был введен в первую очередь НДС, в 1950-1973 годах темпы роста реальных доходов бюджета составляли 8,4 процента. Именно в это время принимаются те социальные обязательства, которые на протяжении последних двадцати лет обернутся головной болью для всех западноевропейских стран.
В консервативном ХIХ веке министр финансов, который предложил бы увеличить государственные расходы и не объяснил, за счет повышения каких налогов он собирается их профинансировать, не имел бы шансов сохранить свой пост. Даже во время беспрецедентного роста доходов 1950-1960-х годов это правило действовало. Ситуация изменилась на рубеже 70-80-х годов. Возник острый финансовый кризис, связанный с социальными обязательствами, принятыми в период с беспрецедентным ростом доходов бюджета. Политические обязательства сокращать трудно. Но и профинансировать за счет увеличения налоговых ставок нелегко.
- Вы считаете, что такая опасность может возникнуть и у нас?
- Когда в начале 2000 года формировали экономическую программу нового президентства, страна только выходила из периода постсоциалистической рецессии, усугубленной кризисом Юго-Восточной Азии и дефолтом 1998 года. И всем было понятно, что финансовые ресурсы крайне ограниченны. Сейчас многие забыли, что в 2000-2001 годах ключевой проблемой считали проблему 2003 года - пика долговых обязательств. На этом фоне возник консенсус по поводу проведения осторожной финансовой политики, Идея, что такая политика - предпосылка обеспечения стабильности политического режима, в то время была доминирующей. В последние годы накладываются три фактора: восстановительный экономический рост, успехи налоговой реформы 2000-2002 годов, затем в 2004 году резкий скачок цен на нефть, который резко увеличивает налоговые поступления. Мы получили те темпы роста налоговых поступлений, которых даже не видела Западная Европа в период 1950-1970-х годов, - примерно 13 процентов в реальном исчислении за последние 7 лет.
Министерство финансов сделало все, что могло, чтобы на фоне роста доходов удержать текущие расходы бюджета и не допустить их роста темпами, которые превышали бы заметно и устойчиво темпы роста ВВП в 2003 году. Созданный Стабилизационный фонд этому сильно помог. Но долго проводить политику сдерживания роста доходов, когда доходы бюджета растут столь быстро, очень непросто.
- Выходит, мы вот-вот сорвемся в финансовый штопор?
- Министерство финансов удержит госрасходы на приемлемом уровне в следующей бюджетной трехлетке. Но жизнь не кончается тремя последующими годами, а будет продолжаться и дальше. К 2005-2007 годам стало ясно, что этот запас прочности в поведении консервативной финансовой политики, когда правительства не берут на себя обязательства, за которые предстоит платить их преемникам, а именно это считалось важнейшим принципом финансового консерватизма, скажем, в ХIХ веке, исчерпан. Конечно, можно принять программу материнского капитала, и за нее действительно в течение финансовой трехлетки ничего не надо будет платить. Но начиная с 2010 года государственные обязательства станут реальными. Можно профинансировать строительство скоростной магистрали Москва-Санкт-Петербург. Но я не видел расчетов, связанных с тем, сколько будет стоить ее эксплуатация. Можно принять двухлетнюю программу создания животноводческих комплексов за счет льготных на 8 лет кредитов, две трети процентов по которым покрывает государственный бюджет. Кто будет покрывать разницу на протяжении оставшихся 6 лет?
- Но без долгосрочных проектов ни одна страна не может обойтись. И в России дореволюционной, и в СССР было немало примеров успешной реализации таких долгоиграющих программ. В чем же, по-вашему, особенность нынешнего этапа?
- Действуют два фактора, серьезные для нашей страны. Первый - это демографический, быстрое снижение числа работающих, приходящихся на одного пенсионера. На это накладывается низкий по всем международным нормам пенсионный возраст. Изменять его никто всерьез по политическим мотивам не собирается. Это задает тенденцию к снижению коэффициента замещения, то есть соотношение средней пенсии к средней заработной плате на долгосрочную перспективу. У нас привычный коэффициент замещения где-то составлял от 30 до 35 процентов. В 2005 году он был 27 процентов. Согласно инерционным прогнозам, он снизится до 20 процентов в 2015 году и до 16 процентов в 2020 году. Сегодня всех волнует соотношение средней пенсии к прожиточному минимуму. Это та проблема, которую рост ВВП позволяет решать. Значимость же коэффициента замещения в социальной политике не выдумка чиновников из МОТ, а реальность. Когда на рубеже ХIХ - ХХ веков формировались пенсионные системы, в их основе лежало представление о том, что уровень жизни пенсионера должен быть сопоставим с тем, который для него привычен в трудоспособном возрасте. И изменить подобную данность без социальных катаклизмов мало кому удавалось.
Второе обстоятельство, не менее неприятное. Большая часть доходов нашего бюджета зависит от нефти и газа. Эти доходы нестабильны. Их толком никто не умеет прогнозировать. Недавно МВФ на 20 долларов понизил прогноз цен на нефть на 2007 год - и никто не ушел в отставку. Все понимают непредсказуемость этого параметра.
У нас от нефти и газа, по подсчетам минфина и МВФ, зависит больше, чем треть доходов бюджета. Мы специально моделировали по просьбе властей сценарий наихудшего развития событий, связанного со снижением нефтяных цен. И пришли к выводу, что до 2009 года при самом худшем из них наши резервы позволяют избежать кризиса, напоминающего 1998 год. Но жизнь не кончается в 2009 году. А нефтяные доходы имеют еще одну неприятную особенность, на которую совершенно справедливо обратило внимание министерство финансов: при неизменных объемах их доля в ВВП сокращается.
- А с чем этот связано?
- С рядом факторов. Первый заключается в том, что добыча нефти растет в России заметно медленнее, чем ВВП. ВВП возрастает на 6-7 процентов, а добыча нефти - на 2 процента.
Второе обстоятельство. По мере экономического роста ВВП, рассчитанный в паритетах покупательной способности, постепенно приближается к ВВП, рассчитанному по текущим курсам валют. Это значит, что доля экспортной выручки в ВВП, пересчитанная в паритетах покупательной способности, сокращается.
Третья причина. В стране растет внутренний спрос на энергоносители. И возможность поддерживать долю экспорта на том же уровне, на котором она есть сейчас, сокращается. В какой степени выпадающие нефтедоллары можно будет заместить ее внутренними налогами, сказать трудно. Прогнозы того, что нефть и газ кончатся, делались многократно и нередко оказывались неточными. Но то, что крупнейшие месторождения вступают в период падающей добычи, это реальность, с которой сталкиваются многие страны. Наша власть исходит из того, что добыча нефти начнет сокращаться с начала двадцатых годов, а добыча газа стабилизируется с начала тридцатых. И это проистекает в условиях, когда мы сталкиваемся с дополнительной нагрузкой на пенсионные обязательства, связанные со старением населения.
- Что же, таким образом, у нас получается?
- В долгосрочной перспективе расходные обязательства бюджета, связанные со старением населения, увеличиваются. А доходные источники сокращаются. Это стратегическая финансовая проблема. Что с этим делать? Мы своевременно создали Стабилизационный фонд накануне скачка цен на нефть в 2004 году. Мы не единственная страна, которая зависит от конъюнктуры рынка углеводородов. Есть страны более развитые, чем Россия, которые имеют те же самые проблемы. ООН считает показатель более совершенным, чем душевое ВВП, - индекс человеческого развития, оценивающий качество жизни. По этому показателю Норвегия самая развитая страна мира. Она, как и мы, имеет проблемы, связанные с зависимостью от конъюнктуры рынка углеводородов. Поверить, что власти этой страны на протяжении многих лет проводят безответственную, противоречащую национальным интересам политику, трудно. В России Стабилизационный фонд составляет 9,9 процента ВВП по состоянию на 1 февраля 2007 года. В Норвегии, где Стабилизационный фонд реально начал наполняться в 1996 году, его размеры составляют 100 процентов ВВП. Норвежской политической элите было не просто проводить такую финансовую политику. Разговоры о том, что норвежское правительство совершенно зря накапливает средства в Стабилизационном фонде, - неотъемлемый элемент политических дискуссий в последнее десятилетие. Тем не менее элита договорилась, что если стареющее население, трудности с обеспечением устойчивости пенсионной системы и перспективы снижения доходов от углеводородов - реальность, имеет смысл накопить значительные финансовые резервы. Норвежский нефтяной фонд был трансформирован в пенсионный фонд, и средства из него направлены на то, чтобы решить ключевую проблему двойного платежа в пенсионных реформах.
- Что это за проблема?
- При переходе к накопительной пенсионной системе одно и то же поколение заставляют платить дважды. Один раз за пенсии действующим пенсионерам, второй раз - за пенсию себе. Норвежский пенсионный фонд решил этот вопрос. Средства из нефтяной копилки, равной 100 процентам ВВП, размещены в ликвидные мировые финансовые активы. Они позволяют получить доходы, равные 4 процентам ВВП. Эта сумма нужна для устойчивости норвежской пенсионной системы. Примерно те же 4 процента ВВП нужны и нам для сохранения коэффициента замещения на уровне 2005 года. А для этого нужны в Стабилизационном фонде накопления, составляющие 100 процентов нашего ВВП.
- Если мы достигнем этой цели, что за этим должно последовать?
- Первое следствие - трансформация Стабилизационного фонда в фонд будущих поколений и пополнение на этой основе накопительной части пенсионной системы. Она должна быть распространена не только на охваченные ею возрастные группы, а на все население, включая действующих пенсионеров. Причем это не текущие выплаты. Речь идет о средствах, которые обеспечивают устойчивость системы на 30-40 лет вперед. Это первая линия обороны.
Никто не может нам гарантировать, что высокие цены на нефть сохранятся надолго. А значит, нужно увеличить финансовые резервы с нынешних 10 процентов ВВП по меньшей мере до 70 процентов. Для этого у нас есть один ресурс - государственное имущество. Приватизацию в середине 90-х годов проводили в условиях экономического кризиса. И надеяться, что в то время можно было продать предприятия за крупные деньги, было нереально. Прекрасно помню историю с приватизацией Нижневартовска с ОМОНом, с убийствами. Обсуждался вопрос, за сколько одна из крупнейших в мире нефтяных компаний купила бы объект. И получили ответ - да ни за сколько, отказались бы, даже если бы нам еще приплатили. Нам не нужно, чтобы наших менеджеров убивали, их семьи брали в заложники. Сегодня ситуация изменилась, страна финансово стабильна, валютные резервы не 4 миллиона, а 300 миллиардов долларов, рейтинг кредитный растет. Это радикально повлияло на капитализацию наших компаний. В последнее время были предприняты шаги, направленные на увеличение доли государства в экономике. Сказать, что они помогли ее развитию, трудно. Задолженность предприятий нефтегазового сектора, находящихся в государственной собственности, примерно в 20 раз превосходит задолженность по внешним обязательствам компаний частного сектора. Привести аргументы в пользу того, что государственная собственность - это гарантия роста производства и финансовой устойчивости, трудно. Тем не менее на фоне экономического роста государственная собственность оказалась привлекательной. По существующим оценкам, только стоимость акций, котирующихся на рынке государственных компаний, составляет 35 процентов ВВП. Это примерно столько, сколько нужно, чтобы обеспечить устойчивость пенсионной системы.
- Итак, если подвести итог, что вы предлагаете?
- Предложений два. Первое - трансформировать Стабилизационный фонд сверх того лимита средств, который там накоплен, в Фонд будущих поколений, направить его на капитализацию накопительной части пенсионной системы, распространив ее на все население. Второе - для этих же целей использовать доходы от медленной, неспешной, ориентированной на наилучшую рыночную конъюнктуру приватизации государственных активов.
Динамика денежной базы (в узком определении) и золотовалютных резервов РФ в 2006-2007 годах
