Мне не раз приходилось бывать на родине создателя "Поднятой целины" и "Тихого Дона" - в Вешенской. Однажды, рассматривая фотографии гостей прославленной на весь мир донской станицы, увидел Михаила Шолохова в обнимку с классиком белорусской поэзии Якубом Коласом. На обороте карточки короткая фраза: "Память о фронтовых днях 1944 г." Поинтересовался у Михаила Александровича, как они познакомились? Писатель усмехнулся в усы:
- Да как на фронте знакомятся? Выпили по чарке и всю ночь в полковой землянке проговорили о литературе. Башковитый был, мыслей полна голова. Там и побратались. А потом не раз встречались в Москве. У меня квартира была на Сивцевом Вражке, а Константин Михайлович всегда в гостинице "Украина" останавливался. Так и там общались.
От Шолохова я узнал, что Якуб Колас - это псевдоним Константина Мицкевича, что он был старше Шолохова на 23 года и потому называл его Мишей, а тот его - по имени-отчеству. Когда в 1926 году вышла первая книга Михаила Александровича "Донские рассказы", Якуб Колас уже носил звание народного поэта Беларуси, был академиком, а затем вице-президентом Академии наук республики. Еще до революции он заслужил признание своими сборниками "Песни неволи" и "Песни печали", а затем, уже в советское время, поэмами "Хата рыбака", пьесами, поэмами, трилогией "На перепутье".
Им было во время встреч о чем рассказать друг другу. "Сябры мы были", - закончил воспоминания о Якубе Коласе Шолохов.
Одна из моих памятных встреч с донским писателем датируется июнем 1967 года. В гостях у Шолохова в Вешенской побывал первый космонавт Земли Юрий Гагарин.
Когда самолет сел на станичный аэродром, Михаил Шолохов встретил Гагарина у трапа.
- Здравствуйте, Михаил Александрович, - сказал космонавт, протягивая руку, - я вас таким и представлял.
- Каким, Юра? - улыбнулся в усы писатель.
- Ну таким - от народа. А то писатели ведь... - и оглянулся на сопровождающих его столичных литераторов, человек тридцать, в пиджаках и при галстуках.
В тридцатиградусную жару "этикет" давался нелегко, а Гагарин и Шолохов, облаченные в легкие рубашки, вроде ее и не замечали.
- Казаки не любят, когда нос задирают, - продолжил Шолохов. - Занимай в моем "броневике" водительское место, космонавт. Посмотрим, к какому причалу ты нас доставишь...
- С таким штурманом, как вы, Михаил Александрович, - поддержал тон Гагарин, - к любому!
Пять дней пробыл первый космонавт в Вешенской. Встреч, рассказов о людях станицы, о себе Юрий Алексеевич услышал от Шолохова немало. Как-то вечером писатель поведал Гагарину: "Юра, а ведь моя творческая биография в Москве начиналась"... Парнишкой с хутора Кружилинский приехал в белокаменную и устроился мостить Столешников переулок, потом на Красной Пресне, в жилтовариществе, гроссбухи вел. И продолжал писать. С Дона он привез в Москву несколько донских рассказов. Случай свел его с писателем Серафимовичем, в журнале "Октябрь". И пошло-поехало.
Уже в 60-е годы я попросил Михаила Александровича рассказать о войне, о создании романа "Они сражались за Родину".
- Ни одна война ничего не созидала, - ответил писатель, - тут речь о патриотизме вести надо, воспитывать его с "ползункового возраста".
Свой роман он начал писать в декабре 43-го. В то время его пригласили к Сталину. Тот предложил Шолохову: конец войне уже виден, надо бы вам, Михаил Александрович, книгу о войне писать. Предложил поехать для этого в Грузию, заодно и отдохнуть.
- Нет, в Грузию не поеду, - сказал Шолохов.
- Почему? - удивился вождь.
- Да вина там много, работать не смогу...
Роман "Они сражались за Родину", правда, в незавершенном виде, вышел в 1944 году. Позже его Шолохов переписывал, но так и не завершил.
А со Сталиным у него была еще одна встреча, не столь приятная. После войны при всем энтузиазме сил на возрождение не хватало. На пленуме Ростовского обкома партии Шолохов выступил с резкой критикой: дескать, очень медленно идет восстановление разрушенного фашистами. Местные власти обиделись, кто-то "настучал" в Москву: мол, Шолохов в нетрезвом виде нагородил выше крыши...
Писателя вызвали в столицу. В кабинете Сталин, дымя трубкой, во френче, ступая мягко в горских сапогах без каблуков, подошел и спросил: "Пьете, товарищ Шолохов?" "Выпиваю", - ответил писатель. От прямого ответа вождь, похоже, оторопел, сделал паузу. И, покрутив головой, произнес: "Вопрос о вас пока не стоит, но может встать".
Михаил Александрович вернулся в гостиницу, где его с нетерпением ждали друзья, и выдохнул: "Все, други, завязываю".
Еще одно воспоминание. Летом 1957 года в донскую областную газету приехал Шолохов. В ней впервые был напечатан рассказ "Судьба человека". На встрече в редакции Михаила Александровича спросили: сколько времени он писал рассказ. "Думал об этой теме не один год, - ответил Шолохов, - а на бумагу вылился мой Соколов со своей судьбой за два дня". И помолчав, добавил: "И две ночи".
...В свою московскую квартиру писатель всегда приезжал в гимнастерке. Впрочем, пришлось однажды одеть и фрак. Случай особый - когда в Стокгольме Шолохову вручали Нобелевскую премию в области литературы. Сшили ему фрак в совминовской спецмастерской, где обшивали вождей и дипломатов. Вернувшись домой, в Вешенскую, Шолохов пригласил к себе самых близких, в том числе писателей Виталия Закруткина и Анатолия Калинина. И поднял такой тост: "Вручали мне премию в Золотом зале, сверкающем драгоценностями. Но должен сказать, дорогие товарищи, в вашем обществе мне роднее и теплее сердцу..."
Жил Михаил Александрович в станице в старом несуразном двухэтажном деревянном доме - то ли местного купца, то ли адвоката. В каждой комнате - по три двери. Одну из комнат любил особенно - свою "оружейную". Там хранились подарки: карабины, ружья... Больше всего предпочитал "тулку".
На своем дне рождения, проходившем в гостинице, Шолохов поднял стакан минеральной воды: "Вот, друзья, казак до чего дошел, вы уж извините".
Похоронили его рядом с родным домом, без священников и оркестра.