Российская газета | Вадим, вы пишете стихи, прозу, я слышал ваши песни. Но в "башне из слоновой кости" вам не сидится. Ваши поэтические фестивали в Нью-Йорке, серия "Русский Гулливер", где современные поэзия, проза, эссеистика авторов вашего поколения. Это редкий случай, когда поэт занимается творчеством других.
Вадим Месяц | Думаю, мое творчество происходит именно из-за того, что хочу что-то изменить. Мне не хватает чего-то в литературе: плотности письма, интонаций, изображений, тем, глубины какой-то. Меня не устраивает дух современной литературы, жизни вообще. Это не лозунг, а, скорее, личная проблема. И в силу своих возможностей пытаюсь добавить корешков в общую библиотеку. Отсюда "Русский Гулливер". Я хочу, чтобы книги наших авторов были, чтобы о них тоже знали, читали и любили, как я сам. Критики называют это высоколобой литературой, но они ошибаются: я за нормальное строение черепа. С Америкой было немного иначе. Во времена романтической перестройки (я в Штатах с 1992 года) персона, занимающаяся диалогом русских и американских поэтов, была востребована. Эдвард Фостер, поэт, издатель журнала "Талисман" в тандеме с вашим покорным слугой в этот поэтический туризм включился. Предприниматель Джон Кайзер дал небольшие (по тамошним меркам) деньги, достаточные для того, чтобы пригласить в гости почти весь цвет тогдашней российской поэзии, показать американцев в Москве и Питере. Назову, кого вспомню: Нина Искренко, Иван Жданов, Аркадий Драгомощенко, Елена Шварц, Тимур Кибиров, Лев Рубинштейн, Алексей Парщиков, Илья Кутик, Сергей Гандлевский, Елена Фанайлова, Дмитрий Воденников, Шамшад Абдуллаев, Мария Максимова... Очевидная для прошлого десятилетия обойма. Так мы работали девять лет, но 10-летний юбилей отметить не удалось: кончились деньги.
Я женился, переехал на Лонг-Айленд, тоже в глушь.. Исподволь изменилось и мое отношение к американской словесности. На каком-то этапе я понял, что все эти американско-университетские ценности не по мне.
РГ | Что такое американско-университетские ценности?
Месяц | Приоритеты можно перечислить по пальцам, начиная с прав человека, включающих яростный пацифизм, интернационализм с перекосом в сторону людей небелого цвета кожи, борьбы за разрешение марихуаны, дзен, равенство полов и кончая изучением психосоматических комплексов у Достоевского. Я не против, конечно. Но скучно. Меня смущают коллективизм, омассовление духа. Можно начинать с первых пуританских университетов в Новой Англии, можно с Линдона Джонсона и Ричарда Никсона, которые то ли в поддержку (то ли вопреки) поэтам-битникам и черным националистам создали Национальный фонд искусств, распределяющий в каждом штате деньги среди маленьких журналов, авторов, бюрократов. Поэзия стала презентабельной карьерой людей среднего класса. Поэтов стали расселять по кампусам.
РГ | Чем вы не довольны? Пестуйте свою гениальность, а в свободное время занимайтесь преподаванием.
Месяц | Писатели стали жить более или менее одинаково и писать так же одинаково. Друг для друга.Вот в древнем Уэльсе поэт сидел рядом с королем в одинаковой шестицветной одежде.
РГ | Вы хотите стать придворным поэтом? При чьих дворах?
Месяц | Скорее при кострах. Я хотел бы, чтобы друид вновь мог остановить солнце для вызревания урожая. Чтобы Орфей опять мог двигать словами камни и заговаривать ад.
РГ | Бродский принадлежал к тому поколению, у которого факт эмиграции как бы раскалывал судьбу надвое. Бродский в Ленинграде - это одна судьба, в Америке - другая. Вы принадлежите к поколению, которое уезжало не эмигрируя.
Месяц | Нет, разлом, пожалуй, был. Любовь - ненависть, внутреннее раздвоение. Иногда мне вообще было непонятно, что я там делаю? Возвращался сюда и не понимал, что я делаю здесь.
РГ | Зачем вы вообще уехали?
Месяц | К подруге в Южную Каролину. Любовная авантюра. Но американскому опыту благодарен. Наконец, почувствовал себя именно русским. Заинтересовался войной Севера и Юга (обязательно напишу об этом), у меня появилась свобода передвижения по стране, благо там отличные дороги. Это и Конфедерация вместе с Флоридой, и Юта, и Нью-Мексико, и Миссури, и Нью-Йорк до Великих озер, и Калифорния, и даже Пенсильвания, где у нас с женой осталось пока что некоторое пристанище. С какого-то момента ты не чувствуешь себя туристом, пришельцем, эмигрантом. Эта земля настолько красива, а люди щедры и простодушны, что у тебя возникает желание эту землю удочерить. Такое же ощущение возникало у меня и на Родине, в первую очередь в Сибири, на Урале, в глубинке, когда смотришь в окошко поезда и понимаешь, что хочешь эти домики обнять, хоть как-то помочь. Ведь все рано или поздно исчезнет. И исчезает. Кошмар какой-то.
РГ | Ваш последний американский роман "Правило Марко Поло" довольно неожиданный. Обычно русские писатели- от Набокова до Солженицына- не слишком лестно писали об Америке. Не говоря уже о Лимонове с его "Это я - Эдичка", где герой на балконе ест борщ и с ненавистью плюет на Нью-Йорк. А ваш роман с самого начала пронизан любовью к этой стране. Например, вы очень точно пишете об американской сентиментальности. Всемирная отзывчивость?
Месяц | Какая там всемирная отзывчивость с моим broken English? Просто в Америке много мест и людей, которых я успел полюбить. Помню начало войны с Ираком и речь президента Буша, подкрепляемую жаркими аплодисментами, по яростности перекликающимися с овациями съездов КПСС. При этом мой американский сосед говорил: нас оскорбили, как при Пёрл-Харборе, нам нужен свой Сталин! Недавно я был в Америке на Рождество и видел этого соседа. Он изменил свое мнение. Они уже понимают, что происходит полный абзац. Американцы способны на великие поступки. Ведь войну во Вьетнаме они остановили сами. Поднялись, построились в колонны, прошли до столицы маршем. Америку есть за что уважать, это правда.
РГ | На вечере в Доме ученых вы читали очень сильное стихотворение об американских индейцах. Там была неподдельная боль. Вы интересуетесь этой культурой?
Месяц | На каком-то интуитивно-эмоциональном уровне. Все-таки прожил на их земле почти 15 лет. Читал кое-что, один раз плясал в конопляном дыму. Я жил рядом с индейской резервацией Пуспотук на Лонг-Айленде, общался с ее жителями. Сложно мне говорить об их культуре, в "Правилах Марко Поло" есть несколько подробных описаний. В основном они торгуют беспошлинными сигаретами (это исконно индейский товар). Это мир маленьких магазинчиков, где с прилавка тебе продадут трубку для гашиша, а из-под полы сам наркотик. Это совершенно замкнутое пространство - вроде цыганского. Кстати, знаменитая "Песня о Гайавате" Лонгфелло - чистейшая подделка. Об индейцах дотошно написал Карлос Кастанеда. Разве этого мало? Я бы мог написать только об одном индейце из Нью-Мексико (название деревни не помню), но рассказ получился бы вторичным. Художник. Живет с прирученным волком. Он - его единственная модель.
РГ | Вы пишете о современной России?
Месяц | А разве "Марко Поло" об Америке? Натура-фактура заокеанская, но печаль-то общечеловеческая, причем в православном таком изводе. Россия сильно изменилась за десять лет, но понять, больше ли воцарилось на этой земле зла, ушло ли оно в космос или, наоборот, намертво произросло в душах, я не могу. Знаю примерно столько же, как все. Адаптировался: научился давать взятки гаишникам, но в очереди стою законопослушно, хотя знаю, что можно и без этого. Вряд ли я похож на Маугли, вышедшего из джунглей атлантизма. Мне сейчас здесь нравится больше, хотя многих скрытых течений не замечаю. В Америке жил в период правления дикого российского капитализма. Не стану говорить, что бежал от режима, но до сих пор рад, что я дистанцировался. Слишком в этом доме пахло воровством. Впрочем, политика для меня, как и для любого нормального литератора, не есть литературная тема.
РГ | А что для вас тема?
Месяц | Люди. Характеры. Чтоб они были настоящими. Последнее время ищу невозможных, иррациональных ходов. Постлогичных, постсимволичных, постмифологических. Попытка довести абсурд до совершенства - малые формы это позволяют. Один из последних рассказов "Ключ и кастет" - о деревенской девочке. На "Харлее", она наезжает в Москву и в часы дорожных пробок разбивает пассажирские стекла иномарок кастетом: выхватывает барсетки у нуворишей. Потом на недосягаемой скорости возвращается в поселок помогать матери доить корову.
РГ | Это про Россию?
Месяц | Про Россию, но почти про индейцев.
Досье РГ
Вадим Месяц родился в 1964 году, окончил Томский государственный университет, кандидат физико-математических наук. С 1993 года - координатор русско-американской культурной программы при Стивенс-колледже (Хобокен, Нью-Джерси). Опубликованы 4 книги стихов и три книги прозы. Редактировал "Антологию современной американской поэзии" (1996) и антологию современной русской поэзии Crossing Centuries: The New Generation in Russian Poetry (2000). Лауреат Сетевого литературного конкурса "Улов" (2001), входил в шорт-лист Букеровской премии (2002), первый лауреат Бунинской премии (2005).