На российского пролетария мы достаточно насмотрелись в постсоветские времена. Видели его всякого. И лежащего на рельсах в Кузбассе. И стучащего каской перед Домом Правительства в Москве. И распластавшегося на подъездных путях к Сахалинской ГРЭС. Но чтобы на предприятии отечественного автопрома ведомые профсоюзом рабочие объявили забастовку - такого еще не было. На заводе "Форд" во Всеволожске - да: там независимый профсоюз трижды останавливал конвейер и трижды добивался повышения зарплаты. А вот, скажем, на ГАЗе трудовая гвардия борется за право безнаказанно производить известного качества "Волгу", терроризируя непатриотичных владельцев "тойот" и "ниссанов" плакатной демагогией: "Купил "японку" - продал Родину".
Начальники АвтоВАЗа говорят об инициаторах забастовки как о смутьянах, сбивающих с панталыку здоровый коллектив. Да кто они такие?! Кого представляют, кроме себя?! Из 100 тысяч рабочих всего-то чуть более тысячи вступили в независимый профсоюз! Я бы сказал иначе: не всего-то, а уже более тысячи вазовцев не доверяют заводскому профкому. Они не ищут поддержки и в Федерации независимых профсоюзов России (и не только они - численность членов ФНПР за последние годы сократилась на 10 миллионов человек), чья независимость - та еще. Поняли, что только подлинно независимый профсоюз готов (способен ли - это другой разговор) защищать их трудовые права. Этот профсоюз называется "Единство". Он возник на заводе несколько лет назад, но существовал полуподпольно. Некоторые рабочие до сих пор состоят в нем тайком. "Для полноценной забастовки рабочим не хватает организующей силы, - говорит лидер "Единства" Петр Золотарев. - А наш профсоюз слишком малочислен". Эта малочисленность может кого-то огорчать, но удивлять не должна. Всякая альтернатива устоявшемуся порядку вещей поначалу воспринимается настороженно. Привыкших к "карманным" профсоюзам рабочих не так-то просто подвигнуть к свободной самоорганизации, научить отстаивать свои интересы, в том числе и крайним, но законным способом - забастовкой. Точно так же и российских государственных менеджеров (во многих из них еще сильна советская закваска) нелегко приучить к мысли, что профсоюз по своему социальному предназначению не слуга администрации, а ее контролер, оппонент. И что всякое выступление в защиту прав рабочих не следует расценивать как бунт, провокацию, проявление экстремизма, а профсоюзных лидеров приравнивать к вождям политической оппозиции.
Западные предприниматели, открывшие бизнес в России, ведут себя куда более цивилизованно. Они вступают с рабочими в переговоры, упираются, торгуются, ищут компромисс, как было на заводе "Форд". Но не зовут на помощь милицию, не изымают тиражи профсоюзных газет и листовок, не требуют взять под стражу инициаторов стачки, как происходило в эти дни на АвтоВАЗе. Собственно, только на предприятиях иностранных компаний и рождаются российские независимые профсоюзы. В отличие от "системных" профсоюзов они умеют добиваться достойной зарплаты и дополнительных социальных гарантий. И успехи их не остаются незамеченными. ВЦИОМ констатирует: доля работников, считающих независимый профсоюз эффективным защитником трудовых прав, за последние четыре года выросла с 13,5 процента до 19,6.
Но вообще-то российский труженик на профсоюз не уповает. Недовольство своим положением он по-прежнему изливает начальству. Или не ропщет. По данным ВЦИОМ, в последнее время к администрации апеллировали 16,7 процента опрошенных, а к профсоюзу - 5. Бастовать же и вовсе охотников мало. Как сообщает Росстат, в 2006 году произошло всего восемь забастовок, число участников которых едва перевалило за тысячу. При этом почти половина опрошенных считают, что их трудовые права нарушаются работодателями. А 62 процента респондентов полагают возможным защищать эти права посредством забастовки. Но, к счастью для заводской и учрежденческой администрации, в России практически нет профсоюзов, способных остановить сборочный конвейер или повесить замок на дверях школы.
Разумеется, забастовка забастовке рознь. Забастовки авиадиспетчеров, например, запрещены законом: за это судят и увольняют. Поэтому четыре года назад, требуя повышения зарплаты на 30 процентов, российские представители этой профессии избрали юридически безупречную форму протеста - голодовку. Но людей, обессиленных длительным воздержанием от пищи, врачи не могут допустить к управлению воздушным движением. Значит, в итоге и по сути - забастовка, чем ее ни камуфлируй.
В таких обстоятельствах самое простое, по-человечески естественное - проникнуться сочувствием к участникам акции. Своего рода "стокгольмский синдром" охватывает общество всякий раз, когда кто-то ложится на рельсы, требуя света и тепла, стучит касками по асфальту, выбивая из казны надбавки, "повышающие коэффициенты" и т.п. А то, что при этом нормальная жизнь входит в ступор, - так что ж, дескать, поделаешь, с властью иначе не договоришься. Однако мне помнится случай, когда на подобный шантаж власть едва не ответила крайними мерами. Дело было на Сахалине. Там в июле 1998 года, протестуя против задержки зарплаты, бастовали шахтеры. Они заблокировали Сахалинскую ГРЭС. И в течение шести суток остров был погружен во тьму. Электричества не было ни в домах, ни на предприятиях. Стояли морские порты, на железнодорожных станциях скопились десятки составов с различными грузами. И тогда губернатор объявил по местному радио, что блокада будет снята силой. На либеральные стенания: ах, как же это можно - ОМОНом разгонять людей, отстаивающих свои законные права! - глава области дал жесткий ответ: "Мы не можем позволить группе горняков держать в заложниках все население острова". Примерно такой же ответ дал в 1981 году году Рональд Рейган забастовавшим американским авиадиспетчерам. Президент приказал им немедленно выйти на работу. Они не подчинились. И тогда Федеральное авиационное агентство без долгих разговоров уволило 11 300 человек.
Забастовка на АвтоВАЗе - иное дело. Никому, кроме заводского менеджмента, она неприятностей не доставила. Но и участникам результата не принесла. И не могла принести: в два с половиной раза повысить зарплату на предприятии, чья продукция неуклонно теряет рынок, было бы полным безумием. А вот профсоюзное двоевластие, возникшее в цехах волжского автогиганта, может оказаться результативным. В конкурентном состязании между "школой коммунизма", наследником которой показывает себя коренной вазовский профсоюз, и альтернативным профессиональным сообществом в конце концов когда-нибудь победит сильнейший. А именно тот, кто научится реально защищать интересы работников.