В 15 (!) лет Адамович партизанил в белорусских лесах, наравне со взрослыми ходил на боевые задания. В бою под Березиной партизанский отряд был уничтожен фашистами, мальчик один из немногих остался в живых.
После войны выучился на филолога, писал литературоведческие книги. Адамович пишет романы "Война под крышами" и "Сыновья уходят в бой" (1960-1963). По-настоящему свой жанр он обретает в "Хатынской повести" (1972) о трагедии сожженных белорусских деревень - это соединение достоверных свидетельств, страстной публицистики и писательского мастерства. В 1985 году режиссер Элем Климов снял по этой повести фильм "Иди и смотри". Фильм оказался настолько страшным и кричащим, что его не сразу пустила на экраны советская цензура.
В 1979 году Алесь Адамович вместе с ленинградским писателем Даниилом Граниным опубликовали знаменитую "Блокадную книгу" о трагедии Ленинграда во время войны. Одной литературы ему всегда было мало. В 80-е годы он заявил о необходимости "сверхлитературы". Над этим посмеивались, но не надо забывать, что одним из толчков к этому заявлению была трагедия Чернобыля. Адамович добился личной встречи с Горбачевым, чтобы донести до него замалчиваемую, как ему казалось, от генсека правду об истинном положении дел.
Поделиться воспоминаниями о своем друге мы попросили Даниила Гранина:
- Алесь Адамович - это моя любовь, моя боль. Он слишком рано ушел из жизни, из моей жизни, из жизни писательского сообщества, из жизни той порядочной части людей, которой он был так любим и у которой был так популярен. Он партизанил в Белоруссии, начал рано писать и отличался удивительной чистотой характера, взглядов, может быть, немножко наивных.
Мы вместе написали "Блокадную книгу". Для меня это было странным делом: никогда в жизни у меня не было соавторов и, надеюсь, не будет. Но для меня оказалось открытием, что можно работать вместе так дружно, с такой радостью. Он не знал города совершенно. Приехал из Белоруссии. Для него здесь все было в новинку. И было интересно и даже несколько рискованно: сумеет ли он вписаться в обстановку блокады, в интеллигентность нашего города, которая так много определила в истории блокады. Вписался! И понял, почувствовал блокадный Ленинград, что было непросто даже для нас, фронтовиков. Я был на фронте, и, наверное, три раза всего был в городе во время блокады.
Блокада имела свои тайны, особенности, интимные сложности. Спасались те люди, которые спасали других. Это надо было прочувствовать, понять из этих сумбурных рассказов блокадников, которые стеснялись говорить о своих подвигах, о своей помощи другим. И Адамович это улавливал, чувствовал. Я отношу это прежде всего на счет его писательского чутья и обостренного чувства социальной справедливости. Он понимал, что речь шла не о казенном стереотипе подвига, героической эпопее и тому подобном. Речь шла о мучениях и страданиях людей. И как они в этих страданиях, муках голода, обстрелов, бомбежек, морозов, беспомощности своей сумели не расчеловечиться. Вот это он дивно понимал, и для меня это очень важно было. Он мне много дал.