Владимир Панков всеми этими возможностями пользуется азартно, но как-то беспринципно. В том смысле, что не очень ясно, на чем именно основан его личный интерес к гоголевской страшной повести. Долго и медленно раскручивает он маховик сюжета, долго музыкальный руководитель проекта Сергей Родюков заунывно сказительствует под протяжные звуки колесной лиры. И хотя время от времени взрываются скрипки и виолончели, и красивые женщины голосят что-то на условно-украинском языке, и звуки множатся, пытаясь сложиться в драму, еще долго весь спектакль оставляет впечатление звукового хаоса. "Времена года" Чайковского, голосистые народные веснянки, стоны виолончели - большую часть представления накапливает Панков звуковую среду для своего главного прорыва, оставляя публику в тихом недоумении по поводу смысла происходящего.
Но вот начинается волшебная майская ночь, Левко со своей пугливой возлюбленной (Алиса Эстрина) падают на мешки, и хаос складывается в дикую, полную тайны и страсти, ужаса и боли гармонию. Его и девичьи страхи, их общая невинность, жажда прикосновения и страх овладеть женским телом, шепоты и вскрики - этому неловкому и прекрасному любовному танцу аккомпанируют четыре пары, две скрипки и одна виолончель, в чьем теле соединяется тоска и томление всей этой майской ночи.
Наконец свершилось, и изможденные тела жаждут отдохновения, но смущенная новыми ощущениями девушка просит Левко рассказать ей страшную историю Панночки. Сонный Левко начинает рассказ, который обрастает звуками, стонами, ворожбой, фигурами Отца и Мачехи, смертью Панночки и ее воцарением в русалочьем царстве. Драма, наконец, включает все свои механизмы, и вот уже сама девушка становится жертвой властного Отца, который насилует ее и превращает в утопленницу, ту самую Панночку, обуреваемую местью. И вот уже сам Левко собирает казаков на кровную месть, чтобы в диком карнавале насмерть закружить насильника.
Кружат парубки в женских обличьях, и музыка Римского-Корсакова сливается с дикими ритмами гопака, а сам гопак превращается в то, чем он, собственно, и является - изощренное и виртуозное боевое искусство. Только что певший немыслимым мальчишеским дискантом Левко (Павел Акимкин) превращается в одержимого воина, кружащего в диком гопаке точно заправский репер городских окраин, и неожиданно открывается смысл новой саунд-драмы Владимира Панкова. Оказывается, в этой дикой украинской сказке, в ритмах гопака и гоголевской прозы ему интересны те же древние, вакхические импульсы, что до сих пор, сквозь толщу веков, пронизывают юную жизнь городов.
И хотя в его спектакле языческий ужас снят тем, что превращен в страшный предсвадебный сон, таинственная энергия "Майской ночи" от этого не исчезает. Несмотря на то, что Панков и его актеры совершенно нечувствительны к природе гоголевского языка, к его украинским, полным странной поэзии, созвучиям, несмотря на то, что в его увлечении "саундом" часто пропадает драма, он слышит в гоголевской "Майской ночи" древний архетип любовного сюжета.
Но будь Панков чуть более последователен и внимателен к собственным интуициям, у него могла бы получиться вполне оригинальная (одновременно украинская и постмодернистская) версия "Вестсайдской истории".