Все постсоветские годы мне трудно было сделать две вещи: легко произнести слово "совок" как приговор недоумкам, которые когда-то жили в СССР. Я там тоже была, жила, состояла. И ввернуть в контекст что-нибудь этакое: "еще один Павлик Морозов нашелся!" Не могу и не могла. По одной простой причине. Вообразите только, как на клюквенном болоте родной дед запарывает ножом двух своих внуков - тринадцатилетнего Павлика и его восьмилетнего брата Федю.
Есть классическая версия: Павлик раскулачил родного отца, сдал его ОГПУ, старик Морозов этого простить уже не смог и покончил с внуком-предателем.
В конце 80-х годов прошлого века появился еще один взгляд на трагедию Морозовых. Эту версию когда-то привез из перестроечной командировки в Герасимовку тогдашний мой коллега по "Комсомолке" Валерий Хилтунен. Почти сто страниц текста показались не совсем доказательными, как-то не звучали даже в самой смелой тогда газете на фоне генеральной страсти ниспровержения идолов.
Внимание: представьте себе подростка, на глазах которого пьяный отец не раз избивает мать, потом вообще оставляет ее с четырьмя детьми (Павлик - старший, на него сваливается все хозяйство) и уходит жить на другой конец деревни к молодой женщине. При чем тут коллективизация и героизм? Сын как-то хотел защитить мать и наказать отца, чтобы тот еще в семью вернулся, при этом не пил, не бил... Любой психолог эту семейную драму назовет классической. Подежурьте когда-нибудь на телефоне доверия для подростков, и вы такое про жестокость и насилие в семье услышите!
Позже я узнала, что в Лондоне в 1988 году вышла книга советского писателя (сейчас американского профессора) Юрия Дружникова "Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова". Теперь она издана и в России, часто читается и обильно комментируется интернет-сообществом. Автор проделал огромную документально-исследовательскую работу по разоблачению мифа, подтвердил драму семьи Морозовых и предложил свою версию преступления: убийство несчастных детей совершили сотрудники ОГПУ, чтобы поднять пропагандистскую волну массового возмущения кулачеством.
Я не знаю, что за отношения были в семье Морозовых. Знаю только одно, что показания несовершеннолетнего ребенка всем нормальным законодательством не могут быть истолкованы против него самого. Болело вывихами общество на голоде, а расплатиться в общественном мнении за коллективизацию заставили совсем мальчишку.
Трагедия Павлика Морозова в том, что одна система сделала его мучеником идеи, главным пионером страны, другая система - юным доносчиком, предателем собственного отца.
Но, господа-товарищи! Факт (а не версия!) бесспорный: в 1932 году были убиты двое детей. И за это современное, свободное, демократическое общество так и не назначило виноватых. При этом так легко, как клеммы - плюс на минус, меняется осмысление прошлого. Всегда современная история служит скорее актуальной правде, чем скучной истине. Пусть историки изучают коллективизацию и пишут про село Герасимовку и про то, как совсем мальчишка был назначен героем той эпохи.
В новейшей истории ни один правозащитник, ни один верующий не ужаснулся вслух этим преступлением, совершенным кем? За что? Если даже будут более полные ответы на эти вопросы, я все равно не смогу помянуть всуе имена безвинно убиенных детей.
Александр Даниэль, историк:
- Ну как можно относиться к 13-летнему мальчику? Он не политический деятель, просто несчастный погибший мальчик. Знаете, когда мне было 10 лет, я только-только стал пионером, нам на пионерском сборе рассказали историю Павлика Морозова. Я пришел домой и радостно пересказал ее родителям. Я был таким истовым пионером. Родители слегка позеленели, прямо ничего не сказали, но стали меня мучать вопросом: "А ты бы донес на своего отца?". Я говорю: "Но ты же не кулак".- "Ну а если бы я был кулак?" (я ж тогда не знал, что отец мой хуже, чем кулак). В общем, они меня до слез довели этими вопросами. Они не просто мне говорили - хорошо он поступил или плохо, а мучали меня нравственными дилеммами. И так замучали, что с тех пор я этого имени слышать не могу.
Нина Белецкая, драматург:
- Я написала пьесу "Павлик, мой бог" о современной девочке, которая вообразила себя Павликом Морозовым и решила повторить его геройский, в ее понимании, путь - предать отца.
Пьеса о том, что из этого получается. У меня самой появлялись мысли предать отца, и я решила понять эту историю. Такую пьесу не напишешь, сидя в Москве, поэтому мы с режиссером Евгением Григорьевым (так удивительно совпало, он родился в соседней деревне и учился в школе имени Павлика Морозова), который собирается ставить мою пьесу в "Театре на Фабрике", поехали в Герасимовку собирать материал. Нашли в деревне двоюродную сестру Павлика, она, правда, не сказала нам никакой семейной правды.
Павлик не предавал отца, все получилось случайно, его вызвали свидетелем на суд (хотя по закону он не должен был быть им), спросили: "Продавал ли отец справки?". Он ответил: "да". Отец их бросил, оставив на голодную смерть, а затаивший злобу дед убил детей. Мне Павлик дорог, близок, я к нему отношусь как к младшему брату, никаким символом предательства он быть не должен.
Читайте также:
14.09.2007 Павлик навсегда
18.11.2004 Житие святого Павлика