Эдуард Артемьев завершил работу над оперой "Преступление и наказание". В конце октября состоится презентация двойного CD, продюсер проекта Александр Вайнштейн. Новинкой уже заинтересовались за рубежом: послушать диск приедет Тим Райс, писавший тексты для Эндрю Ллойда Уэббера ("Иисус Христос - суперзвезда", "Эвита") и Элтона Джона ("Король Лев").
Артемьев - один из лучших наших кинокомпозиторов: он автор музыки к фильмам Тарковского, Кончаловского, почти ко всем картинам Михалкова. Ученик Юрия Шапорина, он стал лидером нашей электронной музыки, и его имя связывают с авангардом. Но у всех на слуху и его проникновенные саундтреки к фильмам "Раба любви" и "Несколько дней из жизни И.И. Обломова", симфонические звучания "Сибириады" - его музыка во многом определяет художественную ауру этих картин. И вот - опера, работа над которой заняла почти тридцать лет.
Российская газета: Как возникла сама эта идея оперы по Достоевскому?
Эдуард Артемьев: Ее автор - Андрей Кончаловский. Еще в 70-х, уезжая в Америку, он предложил либретто, которое написал вместе с Марком Розовским и Юрием Ряшенцевым. Мне самому такая мысль и в голову бы не пришла: перед Достоевским я себя чувствовал пигмеем.
РГ: Вы и прежде работали с Кончаловским?
Артемьев: Вместе учились в консерватории. Потом он позвал меня писать музыку к "Романсу о влюбленных", но я тогда не был готов к работе в кино, и музыку написал Александр Градский. А в работе мы с ним объединились на "Сибириаде".
РГ: Но почему понадобилось почти тридцать лет? Давил Достоевский?
Артемьев: И это тоже, конечно. Было написано множество эскизов, по объему материал для трех-четырех опер. Но все это меня не устраивало. Я бесконечно начинал все с начала, и если бы не Кончаловский, наверное, тянул бы до конца жизни. Но осенью 1998 года он позвонил и жестко сказал: если ты не бросишь все постороннее и не сосредоточишься на опере, ты никогда ее не напишешь и потом себе этого не простишь. Эти слова на меня сильно подействовали: всю жизнь казниться! И я все отбросил и за два года закончил. Это было самое счастливое время жизни: каждый день с утра до вечера никуда не спешил - сидел и работал. Все метания, все звонки - все было отсечено.
РГ: И что же получилось? Классическая опера, рок-опера, мюзикл?
Артемьев: Как сейчас говорят, полистилистика. Раскольников - это как бы рок-музыкант с его энергетикой, мятущейся душой, резким характером. А вот Свидригайлов дан в эстрадной стилистике. Это для меня две стороны одного героя. И все положено на большой состав симфонического оркестра. Есть элементы народной музыки: на Сенной площади гармошки играют.
РГ: Рок-музыкант - согласно осовремененному сюжету или это у вас такая фигура речи?
Артемьев: Нет-нет, сюжет прежний, но тип характера я представлял именно так.
РГ: Вы пережили этап увлечения электронным авангардом. Потом выяснилось, что вы мелодист, замечательный симфонист... К какому этапу ближе эта опера, которая писалась так долго?
Артемьев: К классической оперной традиции: у каждого персонажа есть свои темы. Но стиль вырабатывался сложно. Все начиналось как рок-опера - я был под впечатлением от "Иисуса Христа - суперзвезды". Потом наметился крен в авангардную академическую музыку - особенно в народных сценах. Но от этого предостерег Кончаловский: он требовал мелодий. Есть фрагмент, написанный в джазовых традициях. Электроника присутствует все время. Плюс рок-группа, плюс народный оркестр. Большая фортепианная партия: стиль жесткой "роковой" игры, но гармонии - джазовые.
РГ: Какой же театр потянет такую постановку?!
Артемьев: На сцене это можно поставить только в записи. Впрочем, продюсер Александр Вайнштейн надеется, что первые спектакли можно будет дать и "вживую". Но потом - это просто разорение.
РГ: Так и запись такую осуществить нелегко.
Артемьев: Мы долго мучились, почти год все сводили. Записывал на "Мосфильме" превосходный звукорежиссер Геннадий Папин.
РГ: Почему на "Мосфильме"? Предполагаете делать фильм?
Артемьев: Сначала надо, чтобы вышел CD, потом спектакль, а потом уже, возможно, и фильм. А на "Мосфильме" мы записывали потому, что это единственная в стране студия, где есть современные условия - и технические, и акустические. Она соответствует мировым стандартам. Все остальное пришло в упадок: аппаратура не обновлялась чуть ли не с середины прошлого века.
РГ: Кто поет?
Артемьев: Ни одного классического оперного голоса нет. Только рок-певцы или с эстрады. Раскольникова поет Владимир Ябчаник, Сонечку - Наталья Сидорцова, участвуют Юрий Мазихин и Петр Мирков из "Норд-Оста", Александр Маракулин из спектакля "Нотр-Дам".
РГ: Метражная вещь?
Артемьев: Три с лишним часа. Но в таком объеме она, думаю, не пойдет никогда - есть пределы восприятия.
РГ: Любое оперное либретто в сравнении с романом есть упрощение. Вас это не смутило?
Артемьев: Каждый читает роман по-своему. Для нас история Раскольникова - это история несостоявшегося Наполеона. Он думал уже, что он царь и бог, а оказалось: ничтожество, червь. Ряшенцев написал, по-моему, потрясающие белые стихи. Он продемонстрировал виртуозное мастерство: почти не меняя текст Достоевского, сумел его ритмически организовать. Для речитативов я придумал специальную технику: певцы в заданных пределах могут импровизировать. Обычно жесткий ритмический рисунок стиха сковывает, и белый стих мне ближе.
РГ: Почему жизнь оперы решили начать с CD?
Артемьев: Важно было предложить некий эталон ее исполнения. И потом, я же понимал, что на сцене такой состав не соберу. В идеале спектакль должен быть мистерией. И для современных оперных действ нужно строить специальные залы. Техника позволяет абсолютно все: голография может двинуть изображение со сцены в зал, можно использовать анимацию - все что хочешь. Вообразите: Сонечка с Раскольниковым поют рядом с тобой и специально для тебя... Только так и можно растормошить публику - она уже любых зрелищ наелась до отвала. Помните, как этим летом поразили всех спектакли канадского режиссера Робера Лепажа? Вот вам новые технологии в действии!
РГ: Но, пока в России ничего такого не построили, где думаете сыграть спектакль?
Артемьев: Наверное, у Кончаловского и Вайнштейна есть и на этот счет мысли - они ведь все затеяли. Ставить будет Андрей Кончаловский. Вот закончит "Щелкунчика" - киномюзикл на музыку Чайковского, который он снимает в Америке, - и что-нибудь определится.
РГ: Вы тоже имеете отношение к этому фильму?
Артемьев: Работаю с музыкой - ее надо перевести в другой жанр. Там используются темы не только из "Щелкунчика", но и из "Спящей красавицы", из Пятой и Шестой симфоний. Тексты написал Тим Райс. В декабре будущего года должна состояться премьера.
РГ: Полагаю, у вас тут не случайно стоит макет собора Sagrada Familia Гауди в Барселоне - я и раньше замечал, что у вашей музыки особые отношения с идеей пространства.
Артемьев: Да, это так. У нас пространство чаще всего выводят за скобки - музыка играется как бы в вакууме. А ведь тут для музыки огромные резервы, и многие композиторы отлично это используют. Например, Карл Шульц в Германии - у него звучания словно живут, текут из канала в канал, зависают, обрастают всякими эхами - чудо какое-то! Для меня пространство - одно из главных выразительных средств.
РГ: С приходом электронных инструментов возникла иллюзия легкости изготовления музыки. Профессиональные критерии размыты. А главное, утрачены нюансы - идет мощный поток монотонного звука. Как вы к этим процессам относитесь?
Артемьев: У нас больше нет культурной политики. В Америке множество радиостанций, передающих только классику. В России тоже много станций, но кажется, что все они передают одну и ту же группу. Музыка была последним оплотом "элитарности" искусства. Стихи строгали все, кому не лень, рисованием баловались, а музыку писать - надо было учиться. Но электроника действительно распахнула ворота. И музыка рухнула - дилетанты все заполонили. Над звуком они не работают - все звучит плоско. Но, думаю, это временное состояние, переход к чему-то новому. Развитие техники всегда провоцирует рождение новых стилей и новых художников. Изобрели темперированный клавир - появился Бах. Возник симфонический оркестр - появился Бетховен. Сейчас пришла электроника - и это надо еще переварить. Вот и в консерватории, слава богу, начали это дело преподавать. И, возможно, опять появятся крупные индивидуальности. А в принципе синтезаторы дают колоссальные возможности, человек их еще не освоил. Просто нажмешь кнопку - и впору уйти в нирвану!