Недавно ТВ снова показало старый фильм Гаса Ван Сэнта "Мой личный штат Айдахо" - историю двух юных заблудших душ в равнодушном мире. Пустые дороги, идущие за горизонт в никуда, безлюдные города, безжизненные просторы песков и колючек. На помощь никто не придет, скорее - разденут.
Чисто импрессионистский мотив заброшенности потом сопровождал все картины режиссера, из его безнадеги вырастали все грехи молодых персонажей, живущих словно в бреду - наркотическом или просто так. Если верить Ван Сэнту, эта болезнь современного общества все годы бурно прогрессировала, и его новейшие фильмы "Слон", "Последние дни" и "Параноид парк" уже абсолютно напоминают подробную клиническую картину - только зафиксированную не кардиограммой, а кинокамерой.
В "Слоне" автора интересовала немотивированность расстрела подростками своих одноклассников, и он минута за минутой восстанавливал все подробности трагического дня, увиденные с точек зрения разных персонажей, так ни к чему и не придя. В "Последних днях" мы вместе с ним наблюдали агонию вчерашнего рок-кумира, подробнейшим образом отслеживая все приметы распада человеческой личности, - и тоже процесс был важнее рациональных выводов, которые просто не имелись в виду. "Параноид парк", казалось бы, впервые вводит в действие такой мощный рычаг самосознания, как совесть, но и она на поверку оказывается простым животным страхом загнанного в угол зверька.
Сценарий "Параноид парка" основан на романе Блэйка Нельсона, уроженца той самой Орегоны, где живет Ван Сэнт. И события развернулись вокруг того самого портлэндского парка, куда стекаются местные любители головокружительных прыжков на досках с роликами. Тема фильма - столкновение почти детского безмятежного сознания и суровых уроков реальной жизни, где всегда ходишь по краю пропасти, а несчастье поджидает за углом. Скейтбордист Алекс, сам того не ведая, случайно стал причиной гибели путевого охранника, и, хотя никто этого происшествия не видел, его жизнь превратилась в пытку. В школу зачастили полицейские следователи, круг подозрений неудержимо сжимался, и все художественные средства картины тут брошены на то, чтобы передать ощущение тупика.
Ее композиция обнаженно эмоциональна и целиком подчинена хаосу воспоминаний Алекса о совершенном кошмаре - он их фиксирует в своем полуграмотном дневнике. Поэтому в фильме так много на полуслове оборванных диалогов и незаконченных сцен, а его саундтрек напоминает бессистемное гулянье по радиоволнам. Это сеанс даже не самосознания, а самокопания, полной погруженности в воспаленную психику героя, диаграмма человеческой истерики.
"Трудного подростка" 16-летнего Алекса играет "трудный подросток" Гэйб Невинс. Алекс живет в разладе с родителями, его отношения с его подружкой Дженнифер сложны, среди товарищей он чувствует себя неуютно, на скейтах держится нетвердо. Своей бедой ему поделиться не с кем, некому рассказать, что он нечаянно убил человека и вот теперь мучается. Он с бедой наедине.
Это жизнь в равнодушном мире, где никто не замечает, что с парнем что-то происходит. Отчужденность подчеркнута курткой с капюшоном, в которой вечно ходит отгороженный от всего сущего Алекс. Чтобы создать физическое ощущение угрюмой замкнутости в мире-камере, режиссер отказался от широкого экрана и снял фильм в старом, для современного зрителя непривычном формате, где героям тесно. И возможно, чтобы сделать эти "перепады давлений" нагляднее, привлек двух операторов: прославленный Кристофер Дойл 35-мм камерой снимает клаустрофобский мир Алекса, а Рэйн Кэти Ли ручной "Супер-8" - головокружительные прыжки скейтбордистов. Широкоугольная оптика, замедленное, словно разъятое на фазы движение, резкие перепады ритмов в тесном пространстве старомодного почти квадратного кадра. Словно не любимый спорт бесшабашных, а попытки полета в клетке.
Как и в "Слоне", Гас Ван Сэнт здесь занял в основном непрофессиональных актеров. Это дает ему преимущество достоверности (парень с улицы в самом буквальном смысле слова), но и лишает многие важные эпизоды смысловой выразительности и какого бы то ни было второго плана. Режиссеру был нужен не столько герой, сколько чистый лист, на котором жизнь станет писать свои прихотливые иероглифы.
В этом и сила и слабость фильма, потому что пацан с капризными губами и наглыми глазами проходит через весь сюжет, не меняя выражения лица и не вызывая ожидаемого сочувствия. Поневоле вспомнишь, какие проникновенные актерские работы были в ранних картинах этого режиссера, и еще раз посетуешь на странные тенденции новейшего кинематографа, так легко жертвующего самыми выразительными красками своей потускневшей палитры, - в нем словно погасили свет.
Раннее кино Ван Сэнта стало культовым и, как показал недавний телесеанс "Личного штата Айдахо", сохранило всю свою художественную мощь, а о "Слоне", даром что увенчанном золотом Канна, уже теперь мало кто вспоминает. Боюсь, та же участь ждет "Параноид парк".