28.11.2007 03:00
Культура

Андрей Кончаловский: Самое большое счастье

Режиссер Андрей Кончаловский считает, что самое большое счастье - жить, как хочется тебе, а не как кому-то нужно
Текст:  Игорь Свинаренко (издатель журнала "Медведь")
Российская газета - Федеральный выпуск: №0 (4529)
Читать на сайте RG.RU

Хорошо смеется тот, кто смеется искренне и весело на восьмом десятке. А живет при этом, как молодой парень: много работает, путешествует, зарабатывает деньги, женится... Учит новые языки и активно занимается спортом. Мировая слава и масштабные заслуги - это само собой, все при нем. Одно из главных удовольствий его жизни - поговорить "с человеком, который делает тебя хоть на секунду лучше или умнее". Он сам и есть такой человек. Такое впечатление осталось после разговора с Андреем Кончаловским.

Джаггер и возраст

- Вот вы, Андрей Сергеевич, на обложке у нас (речь о декабрьском номере журнала "Медведь". - "РГ"). А на прошлой был Мик Джаггер.

Кончаловский: Мик Джаггер?! У меня с ним была смешная история. Я хотел, чтоб он спел Раскольникова в опере "Преступление и наказание". Мы с ним встретились в Нью-Йорке, в гостинице, он открыл мне дверь и шепчет: "Проходи на цыпочках! Я пришел в пять утра, жена ждала меня - только что заснула. Злая была". Он показал мне ссадину на лбу, она ему засадила чем-то. Это его бывшая жена, манекенщица, с которой он развелся. Как же ее звали?.. И мы с ним шепотом беседовали и ели клубнику. Американская клубника невкусная, она как пластмассовая. Он говорил: "Да, интересно - спеть Раскольникова!" Но потом выяснилось, что партитура другая абсолютно, и ему это просто не спеть. А он на Раскольникова похож, тоже сумасшедший. Такой вообще... Старушку убить ничего не стоит ему. Он очень симпатичный, очень симпатичный скромный человек, совсем не похож на... некоторых других. Скромный, застенчивый - очаровательная личность!

- А давно эта история была, с Раскольниковым?

Кончаловский: Это давно было... В 1985 году.

- Вы с Джаггером почти ровесники, он на шесть лет моложе, в серьезном возрасте оба, а ведете жизнь молодых ребят: много работаете, женитесь, рожаете детей, путешествуете, что-то придумываете, такие подтянутые, спортивные...

Кончаловский: Ну, повезло! По-другому нельзя сказать. Больше всего мне повезло, когда в день рождения мне позвонил папа и сказал: "Тебе везет, что тебя отец поздравляет с семидесятилетием".

- Это круто.

Кончаловский: Да, вот это круто! Большего счастья нет. Мать ушла, а отец жив, слава богу. Пока отец жив, такое ощущение где-то, что я бегаю под столом все равно... У меня нет вообще ощущения возраста. Ну болит что-то... Мне один врач сказал: у нормального человека обязательно должно болеть что-нибудь, но все время разное! Тогда он здоров. А если болит одно, это хуже...

- Я вот недавно брал интервью у Алексея Балабанова. Так он говорил: сейчас сниму еще один фильм - и заканчиваю с этим делом. Потому что он уверен: после пятидесяти снять хорошее кино уже невозможно.

Кончаловский: Ну замечательно. Пускай делает, как хочет. Но есть режиссеры - Феллини, Бертолуччи... Бергман после пятидесяти снял свои лучшие картины! Что вы! У одного рано кончается, у другого - поздно. Это все зависит...

- В общем, мнение Балабанова вас не смущает.

Кончаловский: Ну он симпатичный... Пусть он снимает картины, если ему хочется. А если не хочется, пусть не снимает! Жизнь такая короткая вещь: пусть человек делает что хочет, и за это отвечает.

- А помните, Бунин писал: пока я чувствую себя мужчиной, я могу заниматься творчеством. Вы согласны с этой мыслью?

Кончаловский: Конечно, и это играет роль. Желание, вообще говоря, это и есть жизнь. Когда нет желания - нет жизни... Желание - это манифестация жизни...

- Именно ЭТОГО желания?

Кончаловский: Любого! Есть, пить, заниматься любовью - эти все желания - творческие, это все связано. Думаю, даже у старого и немощного великого художника, у него все равно тестостерон выделяется, если у него есть желание. Стоять - не обязательно физически, есть же великие старцы - Дали, Картье-Брессон. Нет, я не согласен, что тут прямая связь. Есть художники вполне бездарные, но очень сексуально потентные.

Селекция

- И все-таки вы отчего такой крепкий, бодрый? Оттого что были века династических браков, шло выведение породы, элитных сортов?

Кончаловский: Откуда я знаю? Вот вы говорите - порода. А ее надо разбавлять людьми без породы! И тогда вырастает талант и мощь. Например, хорошо, когда к русской крови добавляется еврейская.

- Об этом говорил еще академик Амосов.

Кончаловский: И Вишневский Александр Александрович так считал! Он говорил: я талантливый хирург, потому что во мне есть еврейская кровь!

- А у вас еврейской крови ведь нету?

Кончаловский: Нету.

- А как же вы...

Кончаловский: Нет, ну это ж не обязательно! Но зато у нас есть много других кровей. Немецкая - прапрадед был женат на немке. Литовская - Кончаловский, он из Литвы выходец. Французская - Суриков, сибирский казак, женился на полуфранцуженке. Русское дворянство всегда мешалось с другими... Конечно, есть порода, гены - сильная вещь, но элитность, я уверен, зависит целиком от воспитания. Конечно, какие-то вещи передаются по наследству, но можно найти абсолютного аристократа из крестьян, который будет аристократ настоящий, даже если он вилку держит неправильно. И можно найти абсолютного плебея среди аристократов.

- Я думаю, что все-таки есть какие-то вещи, которые нельзя наработать за одно поколение. Нужны второе, третье, пятое, чтоб до чего-то дойти.

Кончаловский: Конечно.

- Если мой дед был крестьянин, а потом служил в ЧК, я по определению получал от него вещи, отличные от тех, которые получали вы от своего деда.

Кончаловский: Луначарского спросили, сколько университетов надо закончить, чтоб быть интеллектуалом. Он сказал: три. Один должен закончить прадедушка, второй - дедушка и третий - отец.

- Так что вы получили уже при рождении хорошую фору.

Кончаловский: Мне повезло. Я тут ни при чем, так карты упали.

- Очень интересна тема династий, тема русского дворянства. Вот в революцию прервалась связь времен, и люди цепляются за те частные случаи, когда связь времен разорвана не была, в виде исключения.

Кончаловский: Может быть и так, да.

- Ваши предки - бояре...

Кончаловский: Вы знаете, любая династия вырождается, если нет свежих соков, притока новой крови. Феллини в "Сладкой жизни" замечательно показал вырождающуюся итальянскую аристократию. Нужна свежая кровь! Вот как мой Егор: у него мама наполовину казашка, наполовину полька... Династия - это хорошо, это традиции, но все равно надо работать! На династию не проживешь. Если ты только не принц Чарльз, но и тот все время работает! Все время! У него замечательный фонд защиты животных... Он активно олимпийцев поддерживает. Мы художники, не политики, мы совсем другие люди...

- Мне все-таки приятно, что в России остались дворяне, что не всех перерезали большевики, что вы выжили...

Кончаловский: Да... Повезло...

- Мне хочется узнать: вы чувствуете ответственность за прошлое, за то, что вы дворянин, тяжело нести этот груз?

Кончаловский: Смешно в наше время думать о дворянстве. Надо просто жить, чтоб стыдно не было.

- Но пронзает иногда: вот, мы-де бояре?

Кончаловский: Нет.

- А вот Никита Сергеевич признавался, что с гордостью думает, что его предки были не последние люди в стране.

Кончаловский: Я - нет. У меня этого нет.

Личное

Кончаловский: Меня больше волнует не мое дворянство, а то, какие трусы были в XIX веке у женщин, когда Антон Павлович ухаживал за какой-нибудь студенткой... Он очень любил женщин. Чехов терпеть не мог людей, которые хвастали своими победами над женщинами, потому что он их по-настоящему э-э-э... любил. И вот я хочу себе представить... Вы знаете, какое тогда было нижнее белье?

- Ну длинные панталоны, как у Бекки Тэтчер...

Кончаловский: Гм... Интересно, что сейчас женщине, чтоб с мужчиной сойтись, много не нужно снимать с себя.

- Моника Левински вообще ничего не снимала. В Овальном кабинете. (Но Моника ему неинтересна, он не откликается и продолжает о своем. - И.С.)

Кончаловский: А тогда надо было столько снять! Корсаж один чего стоил... Мне это очень интересно - быт людей разных времен. Вот я думаю: какой быт был у человека, который из варяг в греки двигался? Он должен был много грести, у него мозоли на руках... Мышцы какие у него! Это еда страшная, и отхожих мест нет.

- Вот именно!

Кончаловский: Но человек жил и ходил - от Норвегии до Константинополя!

- А жил не хуже нас с вами.

Кончаловский: И был не менее счастлив.

- Больше радовался достигнутому.

Кончаловский: Да! Сейчас самолет Москва-Стамбул за два часа бум - и все. Так что меня больше интересует не моя родословная, а быт людей далеких времен.

- А меня волнует, что они не мылись.

Кончаловский: При Чехове уже мылись. Правда, без душей, а при помощи фарфоровых тазов и кувшинов. Кувшин и таз!

- Наполеон запрещал своим подругам мыться.

Кончаловский: Ему это нравилось. Были разные люди...

- Вот вы говорите: Чехов и хвастовство, победы над женщинами. В печати было много упреков в ваш адрес по похожему поводу...

Кончаловский: Я никогда не хвастал, я просто рассказывал.

- Но вас ругали, что вы пишете про дам, а они давно замужем...

Кончаловский: Но тогда не были. Про тех, кто был замужем, я не писал. И, во-вторых, я писал не о том, как мы были близки, я писал о том, что у нас была любовь, роман, увлечение. Я писал о том счастливом времени, которое я проводил с какими-то женщинами. Счастливом времени...

- Думаю, это от зависти вас попрекали.

Кончаловский: В России любят несчастных и мертвых, а счастливых и небедных не любят. Не любят... Об этом замечательно пишет Коровин в своей статье "Человек за забором". Он думал так, этот человечек: "Шаляпин - хороший певец, но пьет, дебош вот устроил. А такой-то талантлив, но от него жена ушла. Корова сдохла, пустячок, а приятно". Это русская крестьянская черта.

- Вам говорили, конечно, вот Юля Высоцкая - ваша жена, поэтому вы ее снимаете в кино и в театре даете роли. Вы на это однажды ответили, что, как жесткий режиссер, во второй раз вы бы ее не взяли, будь она плохой актрисой.

Кончаловский: Я и первый раз ее взял потому, что она хорошая актриса. Если б была плохая, я б ее не снимал! Нельзя снимать плохую актрису, это позор и для нее, и для меня. Бездарность тащить бесполезно, это глупо, это делает несчастными всех. А Юля - талант!

- Помните, в прямом эфире какого-то радио до вас дозвонился слушатель и спросил: а кто ваша следующая жена? Циничный вопрос...

Кончаловский: Пускай спрашивает. Человек может задавать любой вопрос, и я могу на это отвечать или нет. (Тогда он ответил: "Не знаю, какая следующая, мне очень нравится настоящая". - И. С.)

- Расскажите про брата.

Кончаловский: А вы сами его спросите.

- Я спрашивал... У вас переменилось к нему отношение по прошествии лет.

Кончаловский: Ну как... Все меняется! Одно дело брат в четырнадцать лет, другое - сейчас.

- Когда-то у вас была конкуренция...

Кончаловский: Ну, конкуренция - она всегда есть между художниками, для этого им не обязательно быть братьями. У меня конкуренция с любым художником, который мне интересен. Чаще это конкуренция с художниками, которых нет в живых, но которые по-прежнему меня волнуют.

- Ну да, вы говорили, что театр интересней кино потому, что там работаешь с гениями - Чеховым, Стриндбергом...

Кончаловский: В театре поиск истины идет, а в кино поиска истины нет... Надо ее заранее найти, а потом снимать.

Всеобщая теория России

- Андрей Сергеевич! Я уже лет пятнадцать слежу за развитием вашей "Всеобщей теории России" (я так для себя условно назвал вашу систему взглядов). В 1993 году вы сделали сенсационное заявление со ссылкой на некоего пожившего у нас англичанина, что главная беда русских такая: у них белая кожа. Это сбивает с толку и их (они не могут определить свою идентичность), и внешний мир. Будь русские коричневыми или черными, они бы спокойно жили как коричневые, и не было б никаких исканий и надрывов и утверждений типа "мы не такие, как все, у нас особый путь". Но вот такая ирония судьбы: русские снаружи - белые, и они пытаются себя найти как белая нация. Безуспешно и очень затратно.

Кончаловский: Да, я так считаю.

- Потом вы сказали, что у нас на дворе XVI век, и русские имеют менталитет средневековых людей, потому у нас так низка цена человеческой жизни. В 90-е у нас убивали так же легко, как в Англии во времена Шекспира... Потом вы добавили: русские ведут себя как дети. Позабавило меня и еще одно ваше наблюдение: русским ближе и понятней мусульмане, а протестанты или там католики кажутся православным куда более чуждыми... Эти ваши идеи мне близки. Я сам немало написал текстов о том, что русские удивительно похожи на негров.

Кончаловский: Да, это все похоже на Африку... Я имел в виду африканскую ментальность. Племенные связи, крестьянство, привязанность к земле вообще - "все от земли идет", - много охотников и рыболовов... Орехи собирают, грибы, ловят рыбу. Начальство становилось сразу самыми богатыми людьми, вождь должен быть с палкой. Каждый новый вождь ставит своих людей - семейственность!

- И никому нельзя доверять, кроме своих. У русских нельзя есть пирожки чужие. И заборы высокие ставят, как в XVI веке в Европе. У вас там на Николиной такие заборы! Не пройти просто.

Кончаловский: Да-да. Но нельзя обижаться на сравнение с неграми. Африка - великий континент. Там живут замечательные люди. Прекрасные музыканты. Негры - лучшие спортсмены в мире. Я не вижу в этом сравнении оскорбления, я вижу в этом параллели большие. Безусловно, мы со своими ценностями далеки от Европы.

- Хочется сделать голливудский счастливый конец вашей теории России. Вы говорили, что в свете будущих природных катаклизмов Россия станет самым лучшим местом для жизни. Так?

Кончаловский: Да, но это не завтра, это не скоро, пройдет двадцать-тридцать-сорок лет. Климатические перемены неизбежны, но они, слава богу, не идут так быстро.

- Но мы можем надеяться на то, что наши дети будут жить в замечательных условиях?

Кончаловский: Безусловно.

- Мы Англии будем продавать куски земли на китайской границе за хорошие деньги, то есть не продавать, а сдавать в аренду на девяносто девять лет.

Кончаловский: Конечно!

Запад

- Такой углубленный взгляд на Россию у вас, наверное, появился после жизни на Западе?

Кончаловский: Нет, намного раньше: в 1968-м, когда я познакомился с работами Чаадаева. Работы Чаадаева и Андрея Платонова повлияли на мое восприятие России.

- Вы вообще приобрели многие западные черты: следите за здоровьем, держите вес.

Кончаловский: Это было до Европы.

- Значит, жизнь там вам ничего не дала...

Кончаловский: Ну, всегда можно узнать что-то новое. Чтобы заниматься своим весом, своим здоровьем, не обязательно быть под влиянием Европы. Я всегда интересовался Европой, я считаю себя в определенном смысле русским европейцем - эта культура была привита мне моим дедом Петром Кончаловским, который говорил по-французски, по-испански. Он очень любил Францию, он в своем творчестве был связан с Сезанном, с Матиссом. Думаю, это тоже повлияло... Мама тоже говорила по-французски, по-испански, по-английски, по-итальянски. Это тоже влияло на меня... Русские делятся на тех, кто страдает за границей, как Вася Шукшин, который даже из автобуса не хотел вылезать там, и тех, которым нравится бегать по западным музеям, по улицам, сидеть в кафе, быть частью той толпы. Я хочу, чтобы мои дети учились в Лондоне! Там лучшее образование. А потом, чтоб они работали в России. С английским образованием.

- Я вспомнил Есенина, он говорил, что на Западе ему не нравится - там-де не перед кем раскрыть свою душу.

Кончаловский: Правильно, там раскрывать душу не надо. У англичан в этом особой потребности нет. Они все индивидуалисты.

- Вы ездили на Запад, когда туда никого не пускали. А теперь, когда все открыто, вы в России. Интересно! Вообще, вот почему мы живем в России?

Кончаловский: Если бы в начале 80-х из России можно было бы выезжать так же просто, как сейчас, может, я бы и не уехал. Я бы просто ездил ненадолго и возвращался. Я любил путешествовать! На это нужны деньги. Чтоб они были, надо было работать за границей, потому что в России тогда нельзя было заработать. Я просто хотел ездить!

Я не мог проситься в путешествия, ходя по выездным комиссиям! Чтоб в итоге поехать на пять дней! В составе делегации! И ходить там парами! Это было омерзительно! Я не мог вынести этого. Я хотел ездить и ходить свободно, куда хочу. Я уехал, потому что у меня не было иной возможности путешествовать.

Я хотел снимать картины, какие я хотел. Вот и все!..

Меня интересовала жизнь за границей. Очень! Меня волновал, конечно, Париж, и Голливуд волновал...

У меня были на Западе романы...

(И вот Кончаловский от путешествий и жизни на Западе неожиданно, но плавно переходит к теме мудрости. Он дал вариацию старой китайской пословицы "Мудрый познает жизнь не выходя со своего двора, а дуракам надо путешествовать". - И.С.)

Кончаловский: Сначала мне было важно, где обедать: в Париже или в Москве. А теперь важно - с кем.

- Тем более если вы на диете.

Кончаловский: Нет, все-таки важней - с кем. С женой любимой... С приятелем... С человеком, который делает тебя хоть на секунду лучше или умнее.

"Живи, как хочется.  А потом ответь"

- А сын не обиделся на вас, когда вы сказали, что его "Антикиллер" - неправильное кино?

Кончаловский: Да нет. Чего обижаться? Он умный. Он получил хорошее образование, он философ, он относится к этому по-философски. Да я и не сказал "неправильное", я сказал: чуждое мне кино.

- Вам не понравилось, что он там кавказцев показал не очень симпатичными...

Кончаловский: Блокбастеры не имеют национальности. Там могли быть и русские, и испанцы, и итальянцы... Там только мат русский. Суть в другом тут. Егор должен снимать то, что ему хочется. Вообще, мы должны жить так, как нам хочется. По крайней мере стараться так жить. И за это отвечать. Вот в чем дело. Проблема в том, что придется отвечать. Как правило, приходится отвечать...

- Вы имеете в виду Страшный суд?

Кончаловский: Зачем? Я имею в виду другое. Если ты умнеешь, если тебе повезло и ты умнеешь, ты говоришь себе: что ж я такое делаю? Или наоборот: я делаю то, что я хотел. Ты должен отвечать сам перед собой. Или перед детьми. Но все равно надо жить, как хочется тебе, а не как кому-то нужно. Это самое большое счастье - жить, как хочется. А дальше начинаются вопросы: чего тебе хочется, какие у тебя цели в жизни, хочется ли тебе научиться чему-то еще. Учеба - это очень важно: пока ты учишься, ты молод.

- Вы чему-то еще учитесь?

Кончаловский: Все время, - отвечает он моментально.

- Чему именно?

Кончаловский: Сейчас? Итальянскому языку.

- А, ну да, вы привыкли ездить туда в отпуск. С детьми.

Кончаловский: Я постоянно учусь играть в теннис, все мечтаю обыграть Никиту. Я научился на лыжах на горных кататься. Недавно, шесть лет назад, мне было шестьдесят четыре года, - я впервые встал на горные лыжи. Потом я еще мечтаю выучить по-настоящему английский, чтоб читать Шекспира в оригинале. Но не доходят руки. У Шекспира богатейший язык! Я его по-английски читать не могу.

- Вы там жили-жили, учили-учили, и вот те на. Может, там просто много устаревших слов?

Кончаловский: Ну, устаревших или нет - какая разница! У него такое образное мышление, что просто диву даешься! Шекспир - это как Мандельштам по языку, по насыщенности, по образам, по чувствам...

Полный текст интервью с Андреем Кончаловским читайте в декабрьском номере журнала "Медведь" и на сайте medved-magazine.ru

Кино и ТВ