Ценность этой книги предопределена не только ее объемом (почти 1000 страниц текста со 120 фотографиями), но и прежде всего тем, что это единственный пример прижизненной биографии великого писателя, написанной на основе его личных рассказов, нескольких десятков часов бесед, зафиксированных на пленку.
Российская газета: Как возник замысел книги?
Людмила Сараскина: Замысел написать книгу о Солженицыне возник у меня давно в процессе работы над статьей "Уроки Достоевского в творческой судьбе Солженицына" (она вошла в мою недавнюю книгу "Достоевский в созвучиях и притяжениях (от Пушкина до Солженицына)"). В 2001 году я начала составлять летопись жизни и творчества Александра Исаевича, обнаруживая по ходу дела, как много лжи и небылиц накручено вокруг его личности и биографии, как много белых пятен, несмотря на усилия мемуаристов и краеведов, очевидцев и свидетелей. Мне было хорошо известно, что к идее своей прижизненной биографии Александр Исаевич относится отрицательно. Поэтому я собирала материалы впрок. В течение нескольких лет я периодически приезжала в Троице-Лыково в дом Солженицыных с магнитофоном и конкретными вопросами, и Александр Исаевич терпеливо, с большими подробностями мне отвечал. Так, по военным картам полувековой давности мы восстановили весь его фронтовой путь, много говорили о детских и юношеских годах в Ростове, о родне, о товарищах по ГУЛАГу. Расшифровывая пленки, я всякий раз обнаруживала текст первоклассного качества. А в 2005-м в "Молодой гвардии" возник проект "Биография продолжается": та же серия ЖЗЛ, но о живущих ныне выдающихся современниках. И тут уже все сошлось.
РГ: Есть два способа написания биографий. Первый - прочитать по возможности все, что написано о вашем герое, и второй - принципиально не читать ничего, чтобы не мешать собственной концепции. Какой путь избрали вы и если первый, то какие книги о Солженицыне вы отметили бы как удачные и какие - нет?
Сараскина: Конечно, первый. Прочитать по возможности все, а дальше - сопоставить показания, подтвердить или опровергнуть версии, сличив их с документами. Затем выявить неточности и разночтения, понять, какие из них нарочитые, а какие случайные, догадаться, вследствие каких причин возникла та или иная интерпретация. Важно было также обнаружить истинную цель автора-биографа, особенно если он выполнял заказ. Теперь, когда стали известны заказчики, обозначилась логика, вылезли наружу приемы таких заказных биографий. Могу сказать лишь, что немногие из книг о Солженицыне выдерживают проверку на подлинность факта, достоверность смысла. Иногда это простая авторская небрежность, порой - специальный умысел. Лучшее, что я прочла в связи с Солженицыным, - недавно опубликованные "Рабочие тетради" Твардовского. Это великий памятник драме шестидесятых годов, литературной борьбе, человеческой отваге. Это и прекрасная проза, автор которой - гигантская личность, богатырь, как назвал его Солженицын.
РГ: Как вы справлялись с обилием материала, как выстраивали его?
Сараскина: Вы правы, в моем случае обилие материала было весьма непростой проблемой. К тому же биография Солженицына мне была интересна во всех ее пунктах, во всех точках времени, а не только в вершинные моменты, в периоды наибольшей его известности. Потому так много места в книге уделено первой половине жизни героя. Мне важно было понять, как, откуда, из какого житейского закутка появился писатель колоссальной величины, необыкновенной мощи. Александр Исаевич щедро открыл для меня свой детский, юношеский, военный писательский архив, свое эпистолярное наследие, и многое стало понятно. Он писал с десяти лет неотступно, непрерывно, самозабвенно. Прошел через глубокое писательское подполье и писательство, помещавшееся только в памяти. Когда в 1959 году родился "Один день Ивана Денисовича", стаж Солженицына-писателя равнялся тридцати годам. А первое свое собрание сочинений -школьные тетради с рассказами, повестями и стихами - он составил в 1934-м, к своим шестнадцати годам.
Несомненное предпочтение отдавалось не столько чужим версиям, сколько первоисточнику, дневнику, письму. Так, тридцать общих тетрадей Натальи Дмитриевны Солженицыной (дневники, которые она вела в годы изгнания) дают для понимания жизни Солженицына и его семьи в Америке несравненно больше, чем любой взгляд со стороны.
РГ: Вы имели возможность работать не с материалом, а с живым героем. Но не мешало ли это свободе творчества, интерпретации?
Сараскина: Это и для меня уникальный опыт. Мои предыдущие книги-биографии - о Ф. М. Достоевском, А. П. Сусловой, Н. А. Спешневе, графе Н. П. Румянцеве, С. И. Фуделе - все о людях, уже ушедших. У биографа, чей герой оставил этот мир, при самых добрых намерениях иная мера ответственности. Конечно, он более свободен. Но только в том смысле, что никто, разве что коллега или читатель-знаток, его не одернет в случае подтасовки фактов, укрытия правды или явной выдумки. Но и только. Автору от таких замечаний, как правило, ни холодно ни жарко. А герой здравствующий - хозяин своей судьбы. Он вправе хотеть или не хотеть, чтобы его жизнь разглядывали в микроскоп. Все сложности возможных взаимоотношений автора и героя мне были ясны с самого начала. И я была готова защищаться, держать оборону. Но опять-таки оказалось, что моя свобода ограничивается моим незнанием обстоятельств, моей недоработкой. Я копала и копала, и, когда добиралась до правды, никто никаких препятствий мне не чинил. Разумеется, я знала свои границы - как далеко можно забираться в изображении, например, частной жизни героя. Опыт подобной ответственности послужит мне хорошим уроком - писать обо всех так, как о живых. А то ведь Александр Исаевич не раз говорил, что о нем врут, как о мертвом.
РГ: В любой биографии одна из главных проблем - проблема финала. Как вы ее решили, где поставили точку?
Сараскина: О, это было самое простое. Здесь у меня проблемы не было. С самого начала я знала, что весь последний период непременно войдет в книгу, ведь, познакомившись с Солженицыным в январе 1995 года, я была свидетелем многих событий его жизни. Книга заканчивается буквально сегодняшним днем. Так что мое повествование охватило и возвращение Солженицына в Россию, и его поездки по стране, и публичные выступления, в том числе в Госдуме, в октябре 1994-го, и его книгу "Россия в обвале", и споры вокруг двухтомника "Двести лет вместе". В конце книги помещена обширная "Хронология": она заканчивается датой 11 декабря 2007 года, Александру Исаевичу исполняется 89 лет.
РГ: Если не секрет, что сказал Александр Исаевич, прочитав свою биографию?
Сараскина: Этим секретом мне поделиться радостно. Он читал книгу по частям. В ней восемь частей - пролог, сорок одна глава и заключительный раздел "Вместо эпилога". По мере того как они писались, делал редкие замечания на полях, всегда только по конкретным фактам. Таков был наш уговор, и герой книги ни разу его не нарушил. Прочитав все до конца, он сказал мне замечательно добрые, благодарные слова. Записал их на пленку, которую передал мне. Я буду ее хранить как талисман.