Однако нынешним ее носителям очень далеко до "Саввы Великолепного", знаменитого предпринимателя и мецената Врубеля, Серова, Коровина и многих других русских художников рубежа XIX - XX веков.
Хотя в галерее нынешних Мамонтовых тоже имеются и Врубель, и Коровин, и Нестеров. Но все это вещи второго или даже третьего эшелона, как бы маргиналии творчества. Скажем, маленький холстик "За приворотным зельем" - уже неизвестно какой нестеровский повтор сюжета о дремучем знахаре и суеверной бабе. Коровинский "Вечер в Охотине" - одна из дежурных "вечерних террас" этого художника, а уж по паре его неоконченных набросков и вовсе нельзя понять, умел ли тот рисовать или нет. От Врубеля - маленькая дощечка с "вечерним чаепитием", вероятно, в пандан к нему, к столу что ли, - небольшой десертный натюрморт Гончаровой. Дело не просто в размере, а в значительности того или иного произведения (к примеру, насколько высоко ценятся крохотные карандашные рисунки Врубеля). Словом, обычно такие вещи хранят у себя наследники и близкие художников, не думающие о какой-либо особой их эстетической ценности. Просто как память или семейные реликвии. И если с ними и расстаются, то только от большой нужды. Чем и пользуются дилеры, скупая и выбрасывая это домашнее и даже интимное искусство на сквозняк арт-рынка. Такие вещи пользуются спросом в основном у тех, кто собирает не столько произведения живописи, сколько звучные имена, иначе говоря, кто выбирает не глазом, а по списку.
Поскольку в последние лет десять этот список расширился от мирискусников до художников 1930-1940-х годов, постольку и ноготь нового российского коллекционера все чаще отчеркивает имена Кончаловского, Куприна, Лентулова и других таких художников, когда-то начинавших в авангардистских объединениях и группировках типа "Бубнового валета" и продолжавших работать в советское время. Правда, уже на творческом выдохе, пытаясь нечто выразить в требовавшихся тогда соцреалистических формах. Их живопись этого времени в основном "домашняя", как бы для себя и для своих домочадцев, а кисть тяжеловатая, как после "переедания". В таком искусстве, как известно, преуспел поздний Петр Кончаловский, оставивший множество семейных портретов и дачно-гастрономических этюдов, таких как "мамонтовские" "Натюрморт с редиской и петухом" или "Яблонька". Дача, фрукты, море и отдых в Крыму - к ним в 1930-е годы потянулся и постаревший Аристарх Лентулов, хотя и не утративший своего былого "футуристического" колоризма, но уже начавший грешить против анатомии и путаться в рисунке. Вероятно, подозревая себя в этом, художник по здравому решению и сохранял такие вещи у себя. Оставлял и не принятые худсоветами иные картинки с индустриальными мотивами типа "Театральная площадь" ("Строительство метро") или как ставшие уже неактуальными к 1930-м годам эскизы плакатов вроде "Стройте народные дома".
Строить из таких остатков чужих домов свой дом, как это делает галерея Мамонтовых, - занятие по меньшей мере странное. Еще более странно публично представлять это как "коллекцию такой художественной значимости, которая носит отпечаток индивидуального вкуса".