В основе - пьеса Валентина Азерникова "Она и ее мужчины": история о знаменитой актрисе, которая попала на больничную койку и, уверенная, что умирает, решила сказать своим мужчинам всю правду-матку. А потом ее выпишут живой и здоровой, и момента истины как не бывало...
Пешеход и грузовик
Российская газета: В основе фильма - театральная пьеса. Вас это не смутило?
Игорь Масленников: Наоборот, я работал с удовольствием: съемки не требовали много денег и времени.
РГ: В главной роли - Елена Яковлева. Как вам с ней работалось?
Масленников: На Яковлеву я вышел случайно: прочитал, что в ее жизни был подобный случай, когда ее со съемочной площадки увезли на операционный стол. Она из той породы актеров, которые даже не играют, а превращаются в своих героев. Таким был Смоктуновский: стоило ему надеть костюм героя, и ему не надо было ничего изображать - перед нами просто появлялся другой человек.
РГ: Вы обмолвились, что любите мелкотемье, - действительно любите?
Масленников: А я патентованный мелкотемщик, мне неинтересно заниматься блокбастерами. Сделал две картины, которые можно отнести к этому жанру, - "Гонщики" и "Ярославна, королева Франции", - и достаточно.
РГ: Тогда определимся с термином. Что это такое?
Масленников: Это когда кино не занимается обслуживанием власти. Не употребляет идеологических стереотипов. Мелкие темы - это реальные жизненные ситуации нормальных людей. Возьмите картину Глеба Панфилова "Начало", сделанную на "Ленфильме", - типичное мелкотемье! Его за это прорабатывали и даже не дали осуществить свою мечту - снять фильм о Жанне д Арк. Мелкотемье - это фильмы Георгия Данелии. Юрий Богомолов писал, что у Данелии отношения с властью - как у пешехода с грузовиком: нужно отойти в сторону, чтобы не раздавило. А знаете, как сегодня народ тоскует по мелкотемью! Но грузовиков этих появилось немыслимое количество. Возникла целая новая культура, связанная с клипами и блокбастерами.
Запах попкорна
РГ: Но официальной идеологии теперь вроде бы нет!
Масленников: Зато есть идеология денег. Иногда думаешь: телеканалами руководят вроде бы интеллигентные люди, но они обслуживают только один тип аудитории - людей малообразованных и не желающих учиться.
РГ: Заступив на пост, один из шефов нашего ТВ мне говорил: главное - не поддаться диктату узкой группы любителей классики, а тех, кто думает, что ТВ может воспитывать, надо отдать в дурдом. На этих базовых постулатах и сваял свой канал.
Масленников: Но ведь все равно же воспитывает - только уже не Антоном Чеховым, а Анфисой Чеховой. Но он тоже в тисках, потому что зависит от рекламодателей. А какого типа люди захватили рекламный бизнес, известно. Их дети могут учиться в Оксфордах, но им интересно смотреть про уголовщину и секс. Для меня это - враждебная среда: их не интересует кино про нормальных людей. Мой фильм "Письма к Эльзе" получил "Золотого павлина" в Дели и премию "Сталкер", но народ его не видел: системы проката для наших картин нет. Не хотят смотреть "про серьезное"? Но в Москве сотня театров, и все забиты зрителями. Они ринулись в театры, потому что жаждут духовного общения с искусством, хотят переживать, смеяться и сочувствовать.
РГ: Вы в кинотеатры заходите иногда?
Масленников: Пару раз заглядывал. Почти пустые залы. Жрут попкорн, ржут по поводу и без повода. Выйдут, поиграют в бильярд. Между рядами ходят официантки. Это мы теперь называем общением искусства с народом?
РГ: Но как вернуть наше кино зрителям на практике?
Масленников: А посмотрите, где сохранилось национальное кино? В Германии и Франции. В Испании, в Скандинавии кино погибло - не помогает государство.
РГ: Государственная помощь у нас вроде бы оказывается...
Масленников: Я вхожу в экспертное жюри Роскино и знаю: вкладываются огромные деньги. Но из круга внимания выпал прокат. Кинематограф устроен как дерево: корни - прокат, крона - искусство, ствол питает обе эти сферы. В США кино не нужны государственные инъекции: студии имеют свою прокатную сеть по всему миру. В СССР существовала абсолютно американская модель: кино само зарабатывало на свое развитие. Но во время реформ и глазом не успели моргнуть, как кинотеатры были отобраны. Теперь туда не пробиться: все сеансы на месяцы вперед расписаны для голливудских премьер.
РГ: Но тогда кинотеатры за ненужностью превращались в мебельные салоны. А новые хозяева стали их перестраивать в залы нового поколения и вернули зрителя в кино - разве не так?
Масленников: Все так, но зрителя вернули не нашему, а американскому кино. Сначала появился оборотистый делец, накупил по дешевке третьесортных американских лент и роздал директорам кинотеатров. Это была "первая инъекция"... И все поняли, что тут золотое дно: почти не видевшая заграничного кино публика хлынула в залы - теперь каждый рубль, принесенный в кассу, оказывается в Голливуде. Поэтому мне кажется перспективной модель кино, принятая во Франции, где законодательно обусловлен процент отечественных фильмов на экранах, а заграничные ленты обложены налогом, поступающим на развитие национального кино. И нужен государственный прокат. Александр Прошкин, к примеру, хотел пробить идею спутниковой сети, которая принесет качественное кино в любой удаленный от городов район страны. Но заглохло: кому-то это невыгодно.
РГ: Вот вы уповаете на французскую модель проката, но ведь и она не вернула нам великое французское кино - оно теперь делает боевики уровня "Такси" и "Астерикса".
Масленников: А вот немцы не пошли по этой дорожке и снимают очень хорошее и вполне национальное кино - "Гуд бай, Ленин", "Жизнь других", "Фальшивомонетчики"...
Вон тот, в кедах...
РГ: Как вы оцениваете состояние телекино?
Масленников: Попадаются хорошие картины, но поток - ужасен. Я вижу это по своим студентам: они уже считают режиссера второстепенной фигурой. Помните времена, когда картинам Тарковского или Германа предъявляли идеологические претензии? Но никому в голову не приходило отстранить Тарковского или Германа от фильма и назначить другого - послушного: право режиссера-постановщика на авторство считалось непреложным. А теперь я спрашиваю студента фамилию режиссера, у которого он проходил практику. "Их было несколько, - отвечает, - а одного там вообще мы звали "Вон тот, в кедах".
РГ: По моим наблюдениям, такое кино воспитывает себе не только другую публику, но и других актеров. Хорошие ему не нужны.
Масленников: Наш ассистент по подбору актеров показала мне взятый на одном из телеканалов список "медийных актеров". Три категории: 20 имен - в первой, 30 - во второй, 40 - в третьей. И снимать велено только этих, и больше никого!
РГ: А кто составляет эти списки?
Масленников: Телевизионные чиновники согласно их загадочной системе рейтингов. Как рейтинги возникают - не знает никто. Это вполне может быть куплено, возможен любой волюнтаризм. Поэтому телесериалы я стараюсь не смотреть.
РГ: Народ смотрит, однако.
Масленников: А что ему остается? Серьезное кино показывают в 2 часа ночи, когда никто телевизор не смотрит, кроме пьяниц и синефилов.
РГ: Но и синефилы привыкли к клиповым ритмам - Тарковский кажется медленным. Считается, что это язык прошлого, а теперь язык новый, современный.
Масленников: Так ведь эти фильмы делались для большого зала, для "соборного" переживания. А своим студентам я говорю: будете заниматься рекламой или клипами - выгоню. В Академии художеств, если замечали, что студент с живописного факультета увлекается карикатурами, его выгоняли. Потому что это порча руки и глаза. И это правда: карикатуристу уже не нарисовать психологический портрет. У него глаз другой. Это не значит, что карикатура - не искусство. Это великое искусство, но - другое. Так и клип - другое искусство, к кино отношения не имеет. Поэтому у клипмейкеров не выходит психологическое кино. Что бы ни делали Федор Бондарчук или Тимур Бекмамбетов - все равно получается аттракцион. А психологическое кино с наблюдениями за жизнью духа у них категорически не выходит.
РГ: Почему застрял закон об авторском праве в применении к режиссерам и сценаристам - главным создателям фильма?
Масленников: Когда я был первым секретарем СК России, мы направили в Думу проект нового закона. Проект пролежал года два, потом выяснилось, что там нет подписи председателя СК... И дело было угроблено.
РГ: Вы хотите сказать, что автор и режиссер телефильма о Шерлоке Холмсе ничего не получает от его бесчисленных показов?
Масленников: Не только не получает, но и не знает, кому картина принадлежит: "Ленфильм" продал всю свою коллекцию, и цепочка перепродаж затерялась.
РГ: На сколько же потянула эта бесценная, по-моему, коллекция из тысячи фильмов?
Масленников: На 7 с половиной миллионов долларов. За такую коллекцию - это копейки... Я судьбой "Холмса" заинтересовался потому, что из-за неразберихи с правами судебные приставы арестовали мою новую картину "Воспоминания о Шерлоке Холмсе", где цитировались старые фильмы.
РГ: То есть вы собственные ленты цитировать не можете?!
Масленников: Не могу. И кто теперь получает отчисления от показа по ТВ картин о Холмсе - тайна...