Уверенность европейского эмиссара в скорейшем присоединении России к известному протоколу имеет основания. Ранее такую же уверенность выразили глава Комитета по международным делам Думы прошлого созыва Константин Косачев и председатель Комитета Совета Федерации по международным делам Михаил Маргелов. Председатель Совета Федерации Сергей Миронов с трибуны ПАСЕ тоже обещал: "Мы будем решать эту проблему". Но европейские коллеги российских парламентариев едва ли удовлетворятся одними лишь обещаниями. В стенах ПАСЕ уже подготовлена резолюция, рекомендующая России незамедлительно отменить высшую меру.
Да, Россию все настойчивее призывают утвердить европейскую пунктуацию в классической фразе "казнить нельзя помиловать". Эта вечно живая тема - смерть как мера наказания - постоянно затрагивается различными международными чиновниками во время их визитов в Москву. Российским государственным лицам всякий раз деликатно дают понять, что конвенцию о неприменении высшей меры пора бы наконец ратифицировать. "Мы считаем, что Российскую Федерацию нельзя подталкивать к введению запрета на смертную казнь, однако она должна прийти к этому решению по доброй воле", - говорил генсек Совета Европы Терри Дэвис.
Ратификации международного протокола об отмене смертной казни от России ждут давно. Обязательства не применять высшую меру были даны ею в мае 1996 года при вступлении в Совет Европы, но международно-правового оформления так и не получили. Действует лишь мораторий на смертную казнь. Но мораторий - еще не отмена. Если Россия всерьез собирается привести свой Уголовный кодекс в соответствие с западными правовыми стандартами (членство в Совете Европы к тому обязывает), ей следует поторопиться. Затянувшаяся неопределенность начинает все больше раздражать ее европейских партнеров, не понимающих, почему страна, на словах разделяющая международные принципы гуманизма, не хочет узаконить отказ от высшей меры. Ссылки на терроризм не принимаются. Несколько лет назад тогдашний Генеральный секретарь Совета Европы Вальтер Швиммер дипломатично заметил: "Я был бы очень разочарован, если бы Россия оказалась последней страной, которая не отменила законодательно смертную казнь.
Ну в самом деле. Если присоединение к Европе будет постоянно зависеть от российской внутренней политической конъюнктуры, то подходящий момент для отмены смертной казни не наступит никогда. Скажем, в период последней парламентской кампании ни одна партия, зная массовые настроения, об отмене смертной казни и заикаться не могла. В общем, как-то так получается, что всякие разговоры на эту тему вроде бы не ко времени. Зато призывы казнить отпетых преступников звучат постоянно. Последний раз мы их слышали совсем недавно, когда был оглашен приговор "битцевскому маньяку", признанному виновным в 48 убийствах и трех покушениях. Ранее подобные призывы звучали после громких терактов. О радикальном способе умиротворения боевиков, пользуясь каждым новым поводом, одобрительно отзывались многие российские политики. Выразительнее всех однажды высказался Владимир Жириновский: "Трибунал! Казнить на Красной площади в Москве!"
Ничего удивительного. Депутаты с думской трибуны произносят то же самое, что говорят меж собой, сидя на кухне, сотни тысяч, а может, и миллионы их соотечественников. А неотступающая преступность мешает поставить точку в парламентской дискуссии о том, надо ли России окончательно отказаться от высшей меры. Твердое "да" или "нет" в виде законодательного решения до сих пор не прозвучало. Один из депутатов, помнится, заявил: "Вопрос о введении смертной казни должен решаться на референдуме. Нам самим нужно принять решение - сохранять смертную казнь или не сохранять, а не ссылаться на европейское законодательство". Это уже отдает демагогией. Автор этого предложения не догадывается, какой результат принесет предлагаемый им референдум? Нет? Тогда - пожалуйста: по последним данным ВЦИОМа, 84 процента опрошенных считают, что России надо отказаться не от смертной казни, а от моратория на нее.
Ну ладно политики - они держат нос по ветру. Но Александр Солженицын, человек независимого ума, невосприимчивый ни к каким конъюнктурным поветриям, твердит о том же: "Россия сможет покончить с терроризмом, только возродив смертную казнь". Писатель, которого многие числят духовным отцом нации, полагает, что "бывают времена, когда для спасения общества смертная казнь нужна".
Для Александра Исаевича, не находящего никакой опоры в европейской цивилизации и упорно наставляющего Россию на свой "особый путь", подобные умонастроения естественны и органичны. А главное, они не расходятся с массовым ожиданием. Социологи уже перестали проводить опросы на эту тему ввиду заведомой предрешенности их результатов. Правда, тут я напомнил бы высказывание видного русского криминалиста прошлого века, профессора Александра Федоровича Кистяковского: "С воззрениями народными необходимо во многих случаях считаться; это не мешало бы твердо помнить и некоторым защитникам смертной казни; но считаться с ними без разбору только потому, что они народные, - значило бы иногда обречь все успехи цивилизации на совершенную гибель".
Дочь Петра Первого Елизавета, весьма набожная особа, восходя на престол, дала обет во все время своего царствования никого не лишать жизни. Но ее гуманные побуждения, встреченные глухим строптивым ропотом дворянства и чиновничьей бюрократии, не простерлись дальше замены палаческого топора на палаческий кнут. Или те же большевики: начав на второй день своей революции с Декрета об отмене смертной казни, к лету 1918-го уже воздавали кому следует красным террором.
Дело, конечно, не только в исторической традиции - не в том, что христианская заповедь "не убий" в России веками сочеталась с жесточайшими казнями, а на главной площади страны церкви и поныне соседствуют с Лобным местом. Дело в сегодняшних наших реалиях, мало приспособленных к дарованию милости лютым убийцам. Сами же споры о том, не пора ли и нам приобщиться к мировой цивилизации, исключающей из правового обихода пулю, электрический стул или виселицу, уже стали в России навязчивыми до отвращения - по причине их полнейшей бесплодности. Иногда кажется: если на что и пора вводить мораторий, так, пожалуй, на эту дискуссию, лишенную в российских общественных обстоятельствах всякого практического смысла. Да и не только в российских. Ни в одной стране общественное мнение не одобряет милосердия государства к отпетым душегубам. Но если власть будет считаться с массовыми воззрениями на смертную казнь, то высшая мера неотменима. Нужна политическая воля. Не будь ее, просвещенная Европа до сих пор практиковала бы казни "по просьбам трудящихся".