Иные дискуссионные программы не предполагают моего участия в них. В иных я не предполагаю своего участия. Но случаются такие, в которых я был бы не против подать голос.
Критик: "От критика слышу!"
На прошлой неделе в выпуске программы "Тем временем" зашла речь о художественной критике, точнее, о взаимоотношениях тех, кто ставит спектакли и фильмы, и тех, кто их славит или хулит в газетах и журналах.
Разговор получился острым и живым, и мне захотелось в него встрять.
Ведущий Александр Архангельский сразу поставил вопрос ребром: "Зачем автору критик и зачем критику автор?" Ответить на него, как выяснилось, непросто. Ответ не умещается на ребре вопроса; он сползает с него то в одну, то в другую сторону.
Кинорежиссер Алексей Учитель стоял на том, что критик должен, с одной стороны, информировать зрителя (в массовых изданиях), а с другой - заниматься профессиональным разбором "продукта" (в специзданиях). Он же страстно возражал против руководящей и направляющей роли критики. (Где он ее увидел?)
Его послушать (и не только его): критика - это приводной ремень режиссера театра и кино. Его послушать: критик - слуга господина автора.
Послушать оппонентов режиссеру - критиков Марину Давыдову и Юрия Гладильщикова, их брат, если кому-то и слуга, то скорее читателю, с которым они мысленно ведут свой диалог, свой спор. Иногда достаточно жесткий.
Легко быть в таких случаях царем Соломоном: "И ты, режиссер, прав, и ты, критик, прав. И они, зрители, коим плевать на вас обоих, правы".
Можно было бы изречь: "Критик - слуга двух господ". Вспомнить сюжетные коллизии известной пьесы Гольдони и на этом поставить точку в дискуссии. Но точкой дело не может кончиться, коли речь идет не о сервисной, а о художественной критике.
Если говорить о последней, разлад между авторами и критиками - тема актуальная во все времена и на всех континентах, о чем на обсуждаемой дискуссии было упомянуто. К тому же линия разлома идет дальше - между критиками и зрителями. Из последних примеров - "12" и "Ирония судьбы. Продолжение", картины, вызвавшие острое несогласие всех трех сторон.
Я-то думаю, что "разлом", "разлад" и даже войны между критиками, зрителями и авторами - вещи естественные, не лишенные конструктивного резона и продуктивного эффекта. А разговоры о дружбе и сотрудничестве критиков и режиссеров, о наведении между ними мостов - пустые разговоры. А может, правы Гладильщиков и Давыдова, завуалированная коррупция?
Вопрос вопросов
Трехсторонние "войны" - правило, а всеобщее и единодушное признание - исключение. В кино был таким исключением Чаплин. На него молились и культурная элита, и массовый зритель. Но сегодня в отношении к нему нет былого согласия. Широкие народные массы предали амбициозного бродяжку Чарли, а остались верны ему профессионалы.
Профессиональные режиссеры любят повторять, что они снимают свои фильмы не для критиков, но жадно ловят каждое слово критика. Они не упускают случая прибавить, что работают не для фестивалей, не для наград, и страшно обижаются, когда их создания не отбирают на фестивали и обносят наградами.
В свою очередь, нередко люди, пишущие об искусстве, возражают против того, чтобы их называли критиками. Один говорит: называйте меня "журналистом", другой - "обозревателем", третий - "гидом". Самый претенциозный из пишущих о кино и театре объявляет: "Считайте меня простым зрителем". Хотя известно, что простота хуже воровства.
Так что же такое критик
и с чем его едят?
Если не лукавить, не играться в слова и не уходить от ответственности, то как не отметить очевидное: критик - это профессиональный зритель. В свою очередь, зритель - самодеятельный критик.
Самодеятельным критиком, как правило, является и автор фильма или спектакля. В том числе и собственного фильма или спектакля.
Тут трудно не согласиться с мыслью Мариной Давыдовой о "сопоставительном пространстве" культуры, которое есть у критика и которого нет ни у зрителя, ни у режиссера.
Но и это не все.
Смею сказать, что Алексей Учитель, столь уверенно предъявляющий счет критике, совершенно не понимает, зачем ему критика. Он видит в ней только посредника между собой и зрителем. Еще он готов выслушать в частном порядке в журнале для узкого круга профессионалов замечания квалифицированного эксперта по части работы его с актерами, выразительности операторской работы, точности монтажных склеек, неточностей в декоре, костюмах и т. д.
Он-то считает, что его очередной фильм - нечто первичное, а статья о нем - что-то глубоко вторичное. И не догадывается, что такое представление о художественном процессе по меньшей мере спорно, на что ему и намекнул Александр Архангельский. Если критик имеет предметом своей рефлексии его фильм, то ведь и он, автор этого фильма, всего лишь рефлексирует по поводу действительности, перед которой все равны.
А дальше естественно предположить, что художественный критик занимается примерно тем же, что и беллетрист, - исследует потаенные углы жизни. С одной особенностью: он исследует ее вооруженным глазом. То есть вооруженный оптикой, например, такого интересного фильма, как "Космос как предчувствие". И таким образом рационализирует предчувствия автора, обосновывает его догадки и т. д.
Как-то я полюбопытствовал у Виктора Борисовича Шкловского, занимавшегося до войны рецензированием фильмов, приходилось ли ему получать комплименты от своих клиентов. "Приходилось, но редко, - ответил классик кинокритики. - Но был один, особенно лестный. Это когда режиссер отрецензированного фильма сказал, что, если бы он прочел мою статью до того, как начал снимать картину, он бы по-другому ее снял". А потом меланхолично добавил: "А может, и вообще не стал бы снимать".
Всего-то и надо иметь в виду, что у критика и у беллетриста разные структуры дарования. У одного превалирует рациональное начало, у другого - интуитивное. Кому как дадено природой.
Белинский не стал драматургом, но стал великим критиком. Андре Базен не поставил ни одного фильма, но явился идеологом целого кинематографического направления, название которому "Новая волна". На самом гребне ее - Трюффо и Годар. А начинали они как кинокритики.
Обозревая мировую культуру с высоты птичьего полета, думаешь, что не таким уж парадоксальным было соображение самого великого парадоксалиста Уайлера, утверждавшего, что художественный процесс состоит в перманентной критике критики. И не только в широком смысле этого слова, но и в узком, собственно эстетическом значении. Он договорился до того, что история художественной культуры - это история художественной критики. Что это круговорот критики в истории мировой культуры.
...От себя добавлю, коли уж я взял слово: утилизировать критику также накладно, как утилизировать то или иное художественное сочинение.
Вопрос в том: будем ли мы посредством рецензии прикрывать дырку в произведении? Или с помощью произведения попробуем замаскировать дыру в действительности?