Замечательная балерина Алла Осипенко, блиставшая на сцене Кировского (ныне - Мариинского) театра, а также в труппе Бориса Эйфмана, не большая любительница интервью.
Несмотря на то, что ей 78 лет, она предпочитает не предаваться воспоминаниям, а работать на день завтрашний. Она - педагог-репетитор Михайловского театра Северной столицы. Но стоило корреспонденту "Российской газеты" обмолвиться о ее бывшем партнере Рудольфе Нурееве, как Алла Евгеньевна немедленно дала "добро" на встречу: "О Рудике я могу рассказывать бесконечно!"
Российская газета : Простите, но вы говорите Нуриев, а у нас обычно пишут Нуреев. Как все-таки правильно, как он сам писал свою фамилию?
Алла Осипенко : На Западе она всегда писалась им через "и".
РГ : Он заканчивал Вагановское училище, как и вы...
Осипенко : Но только я на восемь лет раньше. Поэтому в училище мы не встречалась. Да и как с партнером я познакомилась с Нуриевым лишь спустя несколько лет после его прихода в Кировский театр, в Париже, во время гастролей. Мы танцевали там "Лебединое озеро". А здесь, на сцене Мариинки, начали было готовить первый наш совместный спектакль - "Легенда о любви". Ставил его Юрий Григорович. Рудик мечтал об этой партии. Однако так и не станцевал. По просьбе Натальи Дудинской он в разгар репетиций с Григоровичем взялся выступать с ней в "Лауренсии". Молодой был, думал, справится и там, и здесь. Но Григорович очень рассердился и отстранил его от работы в "Легенде". А в 1961 году балетная труппа Кировского поехала в Париж. На все деньги, заработанные в столице Франции, он накупил тканей для костюмов к "Легенде о любви", представляете?
РГ : То есть надеялся все-таки станцевать в этом спектакле?
Осипенко : Да! Тогда в нашей стране трудно было достать хороший материал. О люрексе, например, в магазинах и ателье даже не слышали. А Рудику очень хотелось, чтобы костюмы к этой постановке впечатляли не менее чем хореография и его, Нуриева, танец.
РГ : С кем вы в итоге танцевали "Легенду"?
Осипенко : В итоге я первые спектакли... вообще не танцевала. У меня случилась травма. Только года через два вошла в этот спектакль. Партнером стал Никита Долгушин.
РГ : Можете сравнить молодого Нуреева с другими своими партнерами по сцене?
Осипенко : В конце 50-х годов Рудик не был еще интересным танцовщиком. Он обладал великолепной техникой, но танцевал порой, как у нас говорят, грязно. То носок не вытянут, то не устоял в конце... Он начал формироваться за границей, когда остался там на постоянное жительство. Через свою сестру Розу регулярно передавал мне видеозаписи своих выступлений. И видно было, как растет его мастерство, культура танца, насколько он самобытен. Он себя сам обтесывал. Вскоре после того, как Нуриев попросил политического убежища во Франции, он встретил балетмейстера Эрика Бруно, который имел очень большое влияние на него. Бруно слыл на Западе мастером высочайшей балетной культуры. Он довольно рано умер, но успел "слепить" из Рудика первоклассного танцовщика. Их содружество перетекло постепенно в очень близкие отношения. Возможно, это тоже сказалось. Вообще, Нуриев все время искал, кто бы мог ему помочь. Очень ищущий был человек. Хотел много знать, весь мир увидеть, со всеми поработать. И поработал с великими - Бежаром, Баланчиным. Не очень с обоими получилось, но что-то все равно взял от них. Рудик, с моей точки зрения, всегда оставался танцовщиком - одиночкой.
РГ : Вы переписывались с ним после его эмиграции? Встречались во время гастролей?
РГ : Кто был тот человек, скомандовавший Нурееву лететь в Москву?
Осипенко : Один из членов нашей делегации, сотрудник КГБ Виталий Дмитриевич Стрежевский. Это было чудовищно. Мы уже сидели в самолете, глядя из иллюминаторов, как Рудик прорвался-таки к трапу, взбежал по нему. Но тут дверь захлопнулась, трап откатили...
РГ : А что стало с его чемоданом, улетевшим в Лондон?
Осипенко : Не знаю. Его мы больше не видели. Через сестру Рудик передавал мне кассеты, письма, а я тайно переправляла ему ноты для "Баядерки". Одно время были подозрения, что мой домашний телефон в Ленинграде прослушивают. И мы с Розой придумали условный сигнал. Она звонила и спрашивала: "Вам сосиски не нужны, у меня много?" (на руку нам играл дефицит всего и вся в СССР), а я должна была ответить: "Очень нужны", - и тогда она приходила. Если же я говорила, что сыта, Роза бросала трубку и пропадала на несколько дней.
РГ : Вы сказали, что в первые годы своей карьеры танцовщика он грешил в технике, а чем же тогда привлекал? Ведь о нем сразу заговорили как о самой большой надежде советского балета.
Осипенко : Привлекала его невероятная экспрессия. Она буквально завораживала!
РГ : Разница в возрасте и 28-летняя разлука не помешали вашей дружбе?
Осипенко : Он видел, что я отношусь к нему с уважением, расположена по-человечески. Называл меня на "вы", я его на "ты" и "Рудик". Вообще, очень был доброжелателен к тем людям, которые так же относились к нему. И всячески старался им помочь.
РГ : Говорили, что он помог вам оплатить непростую операцию?
Осипенко : С операцией помог не он, а Наташа Макарова, моя коллега и подруга по театру, уехавшая в Лондон. Рудик же здорово выручил, когда в перестройку я осталась без работы. Невозможно было существовать на пенсию в две тысячи рублей. Мне предложили преподавать в Италии, я поехала, жила во Флоренции. Там во время гастролей парижского театра "Гранд-опера" я с Нуриевым и встретилась. Он был тогда уже мировой знаменитостью. Но со мной вел себя, как мальчишка, никакого зазнайства. Рудик дал мне вторую жизнь. Не преувеличиваю. В Италии я чувствовала такое одиночество, что все деньги уходили на телефонные переговоры с сыном, жившим в Питере. К тому же за пять лет не выучила ни итальянского, ни английского, потому что каждый день говорила себе: все, завтра уезжаю, больше не могу. Он пригласил меня в "Гранд-опера" давать уроки ведущим солистам.
РГ : В последние годы жизни Нуреев сам ставил балетные спектакли. Он был интересным режиссером?
Осипенко : Ставил много. Мне особенно нравилась его "Золушка". Настоящий балетный шедевр.
РГ : А как он жил в Париже?
Осипенко : Роскошно! В своем большом парижском доме Рудик имел прекрасную коллекцию картин. Одна из комнат, площадью более 50 кв. метров, была вся увешана живописными работами мастеров с мировыми именами. Преимущественно, правда, изображена на них была обнаженная мужская натура. Не знаю, где он находил такие картины. Для меня его любовь к мужчинам никогда не имела значения. На наших отношениях это не сказывалось. И он не комплексовал по этому поводу. В молодости у Рудика был продолжительный роман с прекрасной балериной Марго Фонтейн. Она даже собиралась от него рожать, но что-то там не заладилось... Они остались друзьями до конца жизни. Он очень помогал Марго, когда она тяжело заболела. Рудик был своенравным, часто непредсказуемым, но верным в дружбе человеком. Очень богатым благодаря своему таланту, но никогда не делавшим из своего богатства фетиша. Имел дом в Париже, ранчо в США, остров где-то в океане. А в одном из последних интервью на вопрос о богатстве ответил: "Да, я очень богат, вот даже остров купил, но нигде никто меня не ждет. Только сцена - верная подруга". Когда я была в Италии, зная, что он неизлечимо болен, позвонила ему в Париж. К телефону Рудик уже не подходил. Трубку сняла Марика Безобразова, хозяйка Академии балета в Монте-Карло, бывшая около него в последние месяцы. Она передала мне его последний поклон: благодарность за дружбу.
РГ : В мировом балете есть сейчас танцовщик такого уровня, каким был Рудольф Нуреев?
Осипенко : Миша Барышников, к сожалению, уже не танцует. А из молодых танцовщиков - нет, пока даже близко никто к его уровню не поднялся. Может быть, в технике кто-то и превосходит его, но нет такой личности, каким был Рудик. Многогранной, ищущей, сильной. Он весь мир себе подчинил.