"Мистерия-буфф" имеет такой шлейф, что волей-неволей редко залетает на отечественную сцену.
Каждая ее постановка - это вызов эпохе и громкая претензия на театральный Олимп: поставить едва ли не главный текст революционного театра, впервые осуществленный на сцене Мейерхольдом, а в 1967-м сделавший Петра Фоменко мучеником и легендой театрального мира - что-то да значит. Николай Рощин из тех, кому эти задачи дарят энергию и кураж.
Поначалу обосновавшись (и тоже эстетически не случайно) в Центре им. Мейерхольда, Рощин и его театр "А.Р.Т.О" в прошлом сезоне стали обладателями собственного театрального пространства - в знаменитом "Русском доме" на Сретенском бульваре. Но "Мистерию-буфф" они по-прежнему играют в ЦИМе.
Перед занавесом появляется фигура самого глашатая революции. Говорят, что в Theatre de la Manufacture (Нанси), в сотрудничестве с которым спектакль сделан, Маяковского играл сам Рощин. Здесь его место занял Кирилл Сбитнев - исполненный харизмы, с пылающим взглядом и виртуозно стилизованной декламационной манерой "горлана-главаря".
Точно так же, как и Фоменко в 1967 году в театре Ленсовета, Рощин сочинил "Мистерию-буфф" к юбилею революции. Так же, как и Фоменко с Марком Розовским, он воспользовался разрешением самого Маяковского: "В будущем все играющие, ставящие, читающие, печатающие "Мистерию-буфф", меняйте содержание, - делайте содержание ее современным, сегодняшним, сиюминутным". Соединив с "Мистерией" драму "Владимир Маяковский" и несколько стихотворений, превратив поэта в одного из персонажей спектакля, он назвал свою версию "вариантом чистых". Изысканная стилизация, настоящий театральный шик - вот первые впечатления от рощинских импровизаций на темы "Мистерии". У него черный рояль, на котором "Поп" (Дмитрий Волков) играет романс о счастье, вытягивается в корабль, потом - в "Ноев ковчег", потом в подбитый красным атласом гроб и барную стойку, за которой новые "чистые" делят кокаиновые "пайки".
Игнорируя прямые аллюзии, Рощин умудряется вписать в экзотически скачущие рифмы Маяковского атмосферу и чувство нашего времени - не так резко и страстно, как это, видимо, делал Фоменко (запрещенный, так и не увидевший широкую публику, его спектакль в воспоминаниях немногочисленных зрителей был убийствен по отношению к власти), но тонко и безукоризненно точно. "Мистерию", по Рощину, с нашим временем роднит чувство глобального цивилизационного кризиса, Апокалипсиса, растворенного в декадентской, кокаиново-роскошной жизни столицы.
Оттого он легко позволяет себе стилизовать манеры и костюмы под нэп, превращая множество персонажей Маяковского в несколько - Дамы Истерика, Фаталь и Романтика (Наталья Волошина, Юлия Шимолина и Александра Стрельцина), Офицер (Иван Волков) и Поп, Соглашатель (Олег Герасимов) и Франт (Денис Яковлев), Царь и Поэт (Андрей Калинин и Глеб Иванов). Здесь Апокалипсис грядет как царство Америки. Американец (Майкл Уайтон, прекрасно работающий по-русски) предстает Господом Богом, Америка растворяется в кокаиновых парах террора, Поп поет голосом муллы на минарете, а потрясенные "чистые" рядятся чертями в аду. Кокаиново-призрачный мир в качестве исхода предлагает петлю на шею, и самые настоящие петли - шутливым приветом ранней Таганке - повисают прямо над головами зрителей.
Трудно сказать доподлинно, что за "чистые" предстают в спектакле Рощина. Но ясно одно: в них гнездятся концы и начала; заливаясь слезливым романсом о жажде счастья, они несут в себе гротескное и нервное чувство финала. "Чистые" - это изысканно-эстетское отчаяние, ярче всего сыгранное Иваном Волковым, это страх, засевший в поры поколения, его надежда и веселое чувство трагичности мира.
И потому здесь нет "нечистых": вместо них лишь фанерные фигуры со штыками, с которых в самом финале срывают белые покрывала. Впрочем, пока от спектакля остается чувство легкого разочарования: он обещает эпохальное высказывание о современном мире, а оказывается эффектным, но не продуманным в деталях театральным сочинением на темы "Мистерии-буфф".