Дорогие читатели "Российской газеты", если б вы знали, с какой радостью я разбирала почту, пришедшую после материала "Надежда", опубликованного 6 марта.
Почти в каждом письме повторяются слова, обращенные к героине статьи: "Надежда, мы молимся за Вас!". Как хорошо, что читатели не только смогли понять боль нашей героини, но и разделили ее. И то, что это произошло, очень важно для всех нас.
А сейчас - новое письмо, как крик о помощи.
Мама уходит...
В больницы таких не берут. Не помогают ни подарки, ни связи.
Глядя мне прямо в глаза, главврач заявила: "Наша медицина ориентирована на диагностику и лечение перспективных больных". При этом она так произнесла это слово "перспективных", что я поняла, что у мамы никаких перспектив нет. Как и свободных мест в больнице. "На Западе существует система хосписов, - продолжала докторша, - но у нас в городе их нет. И в области тоже. Поэтому вам остается одно - лечение на дому"... Хорошо, не сказала "смерть". И ушла. А я осталась со своим бессилием что-нибудь сделать.
Я люблю свою маму, и мне невыносимо видеть, как смерть на моих глазах забирает ее. Что мне делать? Куда писать? Кому жаловаться? Помогите!"
И подпись: Ирина
"Смерть громыхнет тугим засовом"
Здравствуйте, Ирина!
Вы - очень мужественный и сильный человек.
Человек, привыкший надеяться на себя и действовать. Тем труднее для вас оказаться в ситуации, когда, казалось бы, от вас уже ничего не зависит. Смерть бросила вам вызов, как рано или поздно она бросает вызов каждому из нас. По образному выражению Набокова, она "громыхает перед вами своими засовами". Есть у него такие строчки, которые он написал, пережив смерть отца: "Смерть громыхнет тугим засовом, И в вечность выпустит тебя". Строго говоря, она громыхает перед вами этими засовами уже давно. И все, хватит. Больше о смерти мы говорить не будем. Потому что, несмотря на всю кажущуюся безысходность происходящего, говорить надо о любви. Потому что только любовь сильнее смерти.
Почему именно любовь?
Ирина, очевидно, что вы очень любите свою маму, а раз так, то найдете в себе силы выдержать те испытания, которые выпали вам.
В наших молитвословах есть молитва о даровании терпения при уходе за больным. Если мы внимательно вчитаемся в ее слова, то обнаружим удивительную вещь: терпения как такового в этой молитве не просят. Там звучит другая просьба к Богу: "уязви душу мою Твоею любовью, вся терпящею и николиже отпадающею". Вот этому церковно-славянскому, очень емкому слово "уязви" чрезвычайно трудно найти в языке современный эквивалент. Ближе всего по смыслу глаголы "порази", "рань".
То есть получается, что мы просим Господа, чтобы Он поразил нашу душу любовью, причем глагол "уязви" - Вы чувствуете это? - несет в себе оттенок боли. Мы просим - "порази до боли, так, чтобы я, сам познав боль, смог сострадать"! Это первое.
Теперь второе, какою любовью мы просим Бога поразить нас? "Твоею", то есть той, какой обладает Он Сам - "все терпящею и никогда не отпадающею". "Твоею", то есть жертвенной, действенной, крестной. И самое главное, мы просим любви - любовь первична, а потом уже появляются и терпение, и верность, как ее производные.
Да, неизвестно, сколько времени осталось - месяц, день, час... Но ведь любовь, осознавшая трагичную быстротечность времени, изливается нежностью. Каждый миг, проведенный здесь, рядом, как бесценный дар, потому что неведомо, что принесет нам завтра. Но сегодня, сейчас, я могу наполнить нежностью каждое мгновение, проведенное вместе. И неважно, что я при этом делаю - просто поправляю подушку или беру тебя за руку...
Надо быть честными, любовь в вашем случае вряд ли сможет победить болезнь. Вряд ли победит боль, хотя, наверное, сможет ее облегчить. Но вот парадокс, вот удивительное чудо любви: не победив болезнь, она победит смерть. Она победит смерть здесь, в нашем измерении. Потому что только любовь может победить смятение души перед грядущим, страх неизвестности, холод отчуждения оттого, что чувствуешь, что тебе лгут, пусть даже и из лучших побуждений. Победить отрезанность от близких, унизительное чувство беспомощности... Достаточно просто взять руку любимого человека, начать молиться, и все эти зловещие подружки наших смертей и болезней сгинут как ночной кошмар, как наваждение.
И если мы это сделали, если смогли совершить ради близкого такой подвиг любви, подвиг отречения от своей усталости, своего страха смерти, своей невесть откуда взявшейся суетливости, то тогда и мы сможем повторить слова святителя Феофана Затворника. "Так не ужасайся, видя приближающуюся смерть, - писал он своей умирающей сестре, - она для тебя дверь в лучшую жизнь".
И это будут не просто слова утешения. Своей любовью мы сможем подготовить близкого, может быть, к самому главному в жизни - встрече с Богом Живым, Который и есть любовь. Душа должна быть готова к тому, чтобы войти в вечность.
По ту сторону
В 1851 году "средь шумного бала, случайно", Алексей Константинович Толстой встретил ту, которой он посвятил свою лирику. Несмотря на все испытания, которые выпали на долю их любви, это был один из самых гармоничных союзов в русской литературе. Эта любовь оставила потомкам удивительно тонкую поэзию и переписку. Так вот, в 1854 году, в одном из писем поэт признается: раньше считал, что предел любви - любить до могилы, но только сейчас начинает понимать, что любовь должна идти дальше, что для нее нет предела. А в 1858 году он пишет стихотворение "Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре..." - гениальное по постижению связи между нашей, земной "раздробленной" любовью и той, что ждет нас там, по ту сторону всех засовов.
Ирина, вчитайтесь в эти строчки, они и о вас.
Когда Глагола творческая сила
Толпы миров воззвала из ночи,
Любовь их все, как солнце озарила,
И лишь на землю к нам ее светила
Нисходят порознь редкие лучи...
Но не грусти, земное минет горе,
Пожди еще - неволя недолга, -
В одну любовь мы все сольемся вскоре,
В одну любовь, широкую как море,
Что не вместят земные берега!
Сил Вам, Ирина, помощи Божьей и любви. Вам и Вашей маме.
С уважением, Мария Городова.