14.04.2008 02:00
Культура

"Золотая маска" представила Москве Александринский театр

В рамках "Золотой маски" завершился проект "Премьеры Александринского театра в Москве"
Текст:  Алена Карась
Российская газета - Столичный выпуск: №0 (4637)
Читать на сайте RG.RU

Проект "Премьеры Александринского театра в Москве" стал, пожалуй, самым серьезным опытом коллективной презентации на "Золотой маске". За те годы, что Валерий Фокин возглавляет вторую (исторически - первую) императорскую сцену страны, он превратил вполне провинциальный театр в серьезное явление отечественной культуры, о котором говорят и пишут со всевозрастающим вниманием.

Разумеется, и раньше "Маска", привозившая в Москву спектакли питерцев, совершала дело весьма серьезное. Гастроли Мариинского и Малого драматического театров становились самыми яркими событиями фестиваля. Вот и на этот раз приезд додинского театра со спектаклем-номинантом "Жизнь и судьба" у многих его зрителей вызвал острое чувство ревности к Северной столице. Инсценировка известного романа Гроссмана сделана с таким выдающимся чувством стиля, с таким качеством исполнения, что дух захватывает. Крупная эпическая форма, в которой вольготно располагается его художественный темперамент, позволяет Додину с легкостью брать головокружительные высоты формы и дарить актерам возможность для виртуозного психологического рисунка. Так виртуозно рожден его фантазией образ волейбольной сетки, разделяющей сцену на "московскую" и "лагерную", на мирную и военную, через которую то и дело люди "отсюда" и "оттуда" посылают друг другу мяч - то в газовый кошмар Освенцима, то "сюда", в призрачный уют московской квартиры, пропитанной тленом страха.

Так же виртуозно играет мать главного героя Татьяна Шестакова - в речевой манере, документально точной и поэтически возвышенной, предельно строгой, не позволяющей провалиться в сентиментальность, но дарящей чувство предельного трагизма. Кажется, что и Сергею Курышеву давно не удавалось создать такой подробный, психологически точный и сложный человеческий образ.

Но проект "Александринка в Москве" существенно отличается от предыдущих. Здесь предстает не просто хороший театр, но театр, чье качество так сильно возросло за последние годы. Не случайно все билеты к спектаклю "Женитьба" были стремительно распроданы задолго до его показа. Валерий Фокин предложил актерам Александринки сильную, мускулистую манеру игры, дающей им возможность быть готовыми к любому, самому острому рисунку. К самым неожиданным режиссерским предложениям. По сути он развернул их в сторону продюсерского театра, который уже долгие годы строит в Москве Олег Табаков. С той только существенной разницей, что их воспитанием занимается режиссер, а не бизнесмен, ставящий главной задачей создание серьезного репертуара и качества игры. И когда Андрей Могучий предлагает солидным актерам Александринской труппы стилистику перформанса, современной художественной акции ("Иваны"), и когда сам Фокин выстраивает аттракцион в "Женитьбе", заставляя на коньках произносить сложнейший гоголевский текст, и когда Кристиан Люпа в своей "Чайке" противопоставляет театр рисунка и бытовой правды свободному кинематографическому существованию "новой волны", заостряя тему пьесы и размышляя о конце театра как такового, - во всем этом есть готовность актеров идти на риск и выполнять самые виртуозные задачи.

Проект "Александринка в Москве" существенно отличается от предыдущих. Здесь предстает не просто хороший театр, но театр, чье качество так сильно возросло за последние годы

Оттого и возникает на нынешних спектаклях Александринки чувство отлично выделанной вещи, которое до сих пор было знакомо лишь в театре Додина. Другое дело - частности. В них-то, как известно, и коренится дух сомнения. В частности, вдруг замечаешь (это свойство почти всех питерских спектаклей нынешней "масочной программы": и группы "АХЕ", и спектаклей Александринки, и даже мощной додинской фрески), как сильно работает власть формального приема, аттракциона, точно подавляя более глубокие, внутренние ритмы и смыслы. Так, в "Иванах", восхищаясь сложносочиненным пространством, движением форм и стихий, невольно сожалеешь, что не успеваешь погрузиться в сокровенную жизнь персонажей. Так, насладившись первыми отлично придуманными мизансценами "Женитьбы", волшебным аттракционом на коньках, описанным множеством восхищенных рецензентов, видишь, как не складывается внутренняя кантилена смыслов, как утекают сквозь пальцы свойства персонажей, заставляя теряться в догадках относительно мотивов их поведения. Кто такой Подколесин в исполнении Игоря Волкова? Одержим ли он тотальным страхом женского пола или страхом дьявольского соблазна? Связывают ли его с его другом Кочкаревым более тесные отношения? Является ли Кочкарев в острой, яркой работе Дмитрия Лысенкова голосом ада, соблазняющим созерцательно-безвольного Подколесина, или просто суетливым завистником? Вопросы эти множатся, не оставляя пространства для размышлений.

Подобные сомнения рушатся в "Чайке", когда видишь, с какой легкостью один из последних гениев театра Кристиан Люпа раздвигает границы театра и его условностей, даря публике живое волнение, тяжелую, но увлекательную интерпретационную работу. Валерий Фокин и Андрей Могучий являют собой тип сочинителя, проектировщика, автора акций; Кристиан Люпа - исчезающий сегодня вид художника, для которого важны не постановочные эффекты, но сама тайна жизни и современного ее отражения. Оттого он легко пишет поверх чеховского текста свой собственный, обостряя (пусть и не всегда убедительно) реакции персонажей, уплотняя и ускоряя их. У него первый акт играется больше часа, а три остальных экспрессионистски сжимаются в один. И в этом одном - большом - акте мы переживаем разрушение старого театра, кризис повествования, сюжета (оттого и Константин Гаврилович у него не стреляется) и прорыв к свободной форме. Когда в самом финале, открыв по-экспрессионистски красную, точно нож гильотины, стену, Люпа дарит Нине (Юлия Марченко) крупный план, то он звучит как привет кинематографической "новой волне": вольно, свободно летят на экране чайки, затмевая собой морскую гладь, и, подобно чайкам, парит над сценой французский шансон, смонтированный с титрами, и Нина, точно дива европейского кино, неуклюже ложится на пол, повторяя губами слова неведомой песни. В этот миг, наперекор словам о поражении, она становится победителем в той метатеатральной истории, которую сочиняет польский режиссер. Именно она открывает "новую волну", новое искусство и новый способ жизни, оставляя далеко позади себя и провал "Чайки" в Александринке, и ее триумф в МХТ, а вместе с ними - и тот, и другой тип театра.

Благодаря Кристиану Люпе художественный формат театра продолжает существовать, удерживая реальную шкалу ценностей. И значит, Александринка живет насыщенной жизнью современного европейского театра, которую ей пять лет назад подарил Валерий Фокин.

Театр