"Латышские истории", показанные вчера на сцене Центра им. Мейерхольда - огромная трилогия, которая в течение трех дней медленно и отрешенно рассказывает о простых людях современной Латвии. В Москву Новый рижский театр и фестиваль NET привезли только шесть историй, собранных из трех вечеров.
Режиссер Алвис Херманис сомневался, стоит ли везти этот "локальный" спектакль, слишком связанный с обстоятельствами места, в Москву. Ведь весь его состав дышит Рижским взморьем, фрустрациями, фобиями, радостями обыкновенных - старых и молодых - рижан и латышей. Но для театральной публики национальность персонажей не имеет значения. Интересен способ, которым о них рассказывается. Этот способ был поименован кем-то, как "новый гуманизм", и отмечен премией "Европа - театру", как новая театральная реальность в лице Алвиса Херманиса и Рене Протокола (первый - в прошлом, второй - в нынешнем году). В случае Алвиса Херманиса он означает решительный отказ от громкой театральной риторики и метафорического письма, от всякой "поэтичности" и философской претензии глобального свойства. В явной близости к первым спектаклям Евгения Гришковца Херманис предлагает своим актерам двинуться на освоение самых обыкновенных, даже микроскопических эмоций и жизненных ситуаций своего современника. Как правило, в них нет никакого "высокого" содержания, и - вослед герою Чехова - каждый из них мог бы сказать о себе: "Во мне нет ничего высокого. Посмотрите, какой я маленький". Правда, в отличие от Гришковца (или, предположим, московской практики "Театра.doc") театр Херманиса отчетливо концептуален: он не пытается подарить вам иллюзию "документальности". Его актеры, проведшие ни один день в изучении своего "персонажа", демонстрируют нам позабытое искусство внешнего перевоплощения: являются перед нами в накладках, лысинах, седых волосах, нелепых старомодных одеждах, согбенные, неестественно толстые или худые. Внешнее преображение, трансформация напоминают о "старом добром театре", не доверявшем "документальному", настоящему лицу актера.
Когда входишь в чудесное здание Нового рижского театра в Риге, то самое, в котором в течение тридцати с лишним лет играла латышская труппа знаменитого двуязычного ТЮЗа Адольфа Шапиро, покрытое деревянными добротными панелями, кажется, что возвращаешься в странное, не очень осязаемое и, быть может, даже не твое, прошлое. Самый современный театр Латвии - один из наиболее ярких концептуальных проектов европейского художественного ландшафта, театр Херманиса с удивительной последовательностью настаивает на своей связи с тем, что покрыто паутиной времени. В этом смысле пространство Нового рижского театра, наполненное знаками досоветской и советской истории, идеально пришлось впору Алвису и его труппе.
"Прошлое намного интереснее, чем будущее", - заявляет рижский режиссер, и спектакль за спектаклем занимается его археологией.
Метод репетиций и особого тренинга, созданный им, давно приучил актеров к постоянной готовности быть там и здесь - переходить заветную черту между прошлым и настоящим, чувствуя себя точно в поезде-призраке (так назывался один из их первых спектаклей, показанный на первом фестивале NET в 1998 году). Человек и актер в его пространстве чувствует себя как пассажир: пока поезд еще недалеко от станции отправления, он весь принадлежит тому месту, из которого выехал, преодолев же половину, в предчувствии встречи, грезит о будущем. И в этой двойственности времени есть что-то таинственное, на чем Херманис и строит свой театр.
В "Латышских историях" торжествует чеховский формат жизни, состоящий из нелепых, смешных, трогательных, привычных и бессмысленных ритуалов повседневности.
С чеховской беспощадной сухостью сцена за сценой эти латышские истории исследуют жизнь человека в современном мегаполисе. Вот восторженная любительница книг знакомится в своем доме с не менее восторженным "читателем". Тыкая пальцем в огромный холст с изображением комнаты (книжных полок, дивана, кресел и журнального столика), напряженная, в дурацких очках, она называет все новые имена писателей, заставляя зал надрывно смеяться над блистательно-остроумным диалогом и втайне обнаруживать на самом дне своего сознания сочувствие к этим жалким попыткам любовного признания.
К сожалению, этой истории не увидел московский зритель. Как и замечательной новеллы о знаменитом песенном фестивале, на котором все хоры Латвии поют народные песни. В ее финале два человека, мужчина и женщина, тоже ведут диалог, полный неясного волнения, намеков и бессмысленных признаний. В финале их прерывают первые такты самой главной латышской песни "Вей, ветерок", давшей название знаменитой пьесе и ставшей гимном Латвийской Республики. На фоне огромной фотографии с хорами, торжественно взобравшись на скамеечку, мужчина и женщина становятся частью пейзажа, присоединяя свои голоса к тысячеголосому хору. В Риге зал почти плакал от восторга, шепча губами слова любимой песни. А чего больше было в ней - печали, боли по "уходящей натуре", любви к этим людям или своему прошлому, трудно сказать.
Сам же концептуальный коллаж, который устраивает Алвис Херманис, можно назвать гимном "уходящей натуре". Прощанием с жизнью постсоветских фриков, чудаков и маргиналов, их болезненно-нежным существованием, стремительно исчезающим в мировой глобальной деревне.