Кинорежиссер Глеб Панфилов заканчивает работу над новой картиной "Без вины виноватые" - по одной из самых знаменитых пьес Островского. Вашему корреспонденту повезло стать одним из первых зрителей фильма.
Пьеса знакома от первой до последней строчки, в глазах до сих пор стоит патетическая Алла Тарасова из фильма 1945 года, в ушах звучит страстный монолог Незнамова в исполнении незабываемого Владимира Дружникова. Я понимал, что Панфилов наверняка предложит свою трактовку: он не из тех, кто снимает простые ремейки. Понимал, что такая остросовременная актриса, как Инна Чурикова, откроет новые грани образа Отрадиной, волею горькой судьбы ставшей Кручининой. Что оба наверняка уйдут от определенной назидательности старой пьесы, где даже имена действующих лиц должны подсказать зрителю нравственный вывод.
Но я не ожидал, что фильм пролетит как миг, сжав сердце в кулак и не отпуская до финала, тоже очень неожиданного, даже на первый взгляд нелогичного. Но Панфилов убежден в его логичности - и к этому стоит прислушаться. По спине прошел холодок, когда Кручинина вдруг стала разговаривать со своим давно умершим мальчиком. Это не безумие, не сюр: вот она бросает ему мячик под кровать и он из-под кровати выкатывает его обратно. Мистика? Панфилов к ней явно не склонен.
Более того, он мне напомнил, что у Островского это все есть. Только это никогда не играется. Панфилов просто восстановил оригинальный текст пьесы.
А кто Незнамов? Это главный сюрприз фильма. И я уже предвижу, как наиболее злые языки моих коллег-критиков станут толковать о семейном предприятии: Незнамова играет сын Инны Чуриковой и Глеба Панфилова Иван Панфилов. Он не актер, он окончил Институт международных отношений (МГИМО) и по образованию юрист. Между тем Незнамов - одна из самых трудных ролей русской драматургии.
Еще до просмотра мы встретились с Глебом Панфиловым в его кабинете на "Мосфильме".
Российская газета: Как ты себе представляешь судьбу такой картины сегодня? На что надеешься?
Глеб Панфилов: Знаешь, я уже ни на что не надеюсь. Начал снимать и только потом осознал, насколько это безнадежное дело. А снимать стал, потому что меня давно интересует эта пьеса. Я хотел ее ставить в театре - с Инной (Чуриковой. - В.К.). Хотел, чтобы Мурова играл старший Александр Лазарев, а Незнамова - Лазарев-младший. То есть, чтобы исполнитель роли Мурова действительно был родным отцом актера, играющего Незнамова. Но это не состоялось. Время шло, и однажды меня осенило: пусть Незнамов будет родным сыном Кручининой - это еще лучше! И так как Ваня находился в подходящем возрасте, я решил с ним поговорить.
РГ: И что?
Панфилов: Конечно, он наотрез отказался. Сказал, что никогда не собирался в театральный институт. Парень наш был в актерском деле человеком диким. Но я был настойчив и в конце концов его упросил. Потому что мне было важно, чтобы в роли Незнамова был сын актрисы, играющей Кручинину.
РГ: Почему это тебе казалось таким важным?
Панфилов: А вот подумай. Допустим, мы знаем, что в ролях матери и сына просто актеры - люди друг другу посторонние. Это одна ситуация. Теперь вообрази, что на сцену выходит реальный сын актрисы. В зале сразу возникнет масса новых ощущений. Возникнет желание увидеть их сходство. Ведь по ходу пьесы они не узнают друг друга, и процесс узнавания - один из ее сюжетов. Зритель становится многократно активнее, он теперь соучастник происходящего. Потому что грань между условностью и фактом теперь отсутствует.
РГ: Но ты его отец - в этом случае тебе нужно было играть Мурова!
Панфилов: Слава богу, его замечательно играет Олег Янковский. Но все это переводит рассказанную в пьесе историю из очень условной в безусловную. Поэтому я уговорил Ваню сыграть Незнамова.
РГ: Эта роль содержит один из самых ярких театральных монологов во всей русской драматургии!
Панфилов: И самых трудных! И я собственного сына собственными руками беспощадно бросил в эту пучину.
РГ: Поплыл?
Панфилов: Поплыл. Надо сказать, природа свое берет. Генетика, если хочешь. В нем оказалось и понимание, и чувство. И еще - нечто. Вообрази львенка, который вырос среди овец. Он все равно, того не желая, этих овец будет трепать. Любя, но будет. Есть какие-то проявления чисто природного свойства. И я их у Вани наблюдал. Мне это инстинктивное, естественное, подсознательное было важнее и интереснее выученного.
РГ: А кто, кроме Островского, писал сценарий?
Панфилов: Писал я, потому что мне же и снимать! В пьесе есть важное обстоятельство, которое во всех постановках - в театре или кино, как правило, опускалось. Это ведь не просто история матери, которая потеряла сына, тоскует о нем и надеется на чудо, потому что не видела его мертвым в гробу. Это история актрисы, причем незаурядной, обожаемой зрителями. То есть на эту роль необходимо брать не просто талантливую исполнительницу, но - известную. Есть и еще одно поразительное драматургическое обстоятельство. Ты знаешь, что с первых шагов в кино меня интересовали натуры художественные: художница Таня Теткина, девушка, играющая Жанну д Арк... И вот тут дело дошло до актрисы. И меня поразило чутье Островского, который так тонко и глубоко чувствует особенности актерской профессии. В разговоре Кручининой с Дудукиным есть слова, которые при постановках вычеркивались. Она признается, что очень любит вызывать образы сына, беседовать с ним, а когда Дудукин советует ей лечиться, говорит: "Мне нравится моя болезнь!" Для меня, постоянно имеющего дело с актерами, эта фраза дорогого стоит. Настоящий актер действительно погружается в драматические или даже трагические обстоятельства своего героя так глубоко, что это становится частью его жизни. Он расходует себя жестоко и беспощадно. Это обстоятельство меня тоже давно волновало, и пьеса Островского позволила мне этого коснуться.
РГ: Кто играет Шмагу?
Панфилов: В фильме снялись замечательные актеры. Шмагу играет Виктор Сухоруков, Дудукина - Альберт Филозов. Прекрасно сыграл Мурова Олег Янковский.
РГ: Поскольку это фильм, а не спектакль, был соблазн выйти за пределы пьесы, использовать возможности кино, показать Кручинину, скажем, на сцене?
Панфилов: А мы и показали! В пьесе "Мистер Сэвидж - сын своей матери". Той самой, что описана у Островского. Мы взяли ее в Бахрушинском музее.
РГ: Где снимали?
Панфилов: По пьесе это должен быть губернский город. И там есть театр, солидный, классического стиля, как театр в Нижнем Новгороде или Оперный театр в Екатеринбурге. Такого класса. Эту "роль" в фильме сыграли Малый театр и его филиал на Большой Ордынке. А натуру снимали в Плесе.
РГ: Когда фильм выйдет?
Панфилов: Думаю, осенью. Будет два варианта: для кинотеатров и для телевидения - двухсерийный.
РГ: Как твой сын Иван воспринял готовую картину?
Панфилов: Ему сейчас предстоит трудное время: я представляю, сколько начнется злословия. И ему надо учиться не только актерскому мастерству, но и душевной устойчивости. А он спустился с гор и к этому совсем не готов. Его может ранить любая инфузория.
РГ: Тогда все будет зависеть от его качеств. Он по натуре - боец?
Панфилов: К этому я его и готовлю. Знаешь, я себя считаю в достаточной степени бойцом, но в процессе работы. А когда работа готова, человек всегда предельно уязвим. Я это знаю, наблюдая и актеров, и многих своих коллег.
РГ: А ты удовлетворен этим экспериментом?
Панфилов: Может быть, для Ивана это все так и останется эпизодом. Но у меня, честно скажу, появилось желание с ним работать и дальше. Говорю это не как отец, а как режиссер...
...На усадьбу Нила Стратоныча Мурова стекаются гости. Прием дается в честь знаменитой актрисы Кручининой, о которой уже ходят злые слухи, что она имеет обыкновение бросать своих детей. Здесь и произойдет момент истины, когда Незнамов в своем пламенном монологе ненароком откроет тайну собственной судьбы и все счастливо завершится. Мы помним горящие глаза Дружникова, когда он бросал в лицо Кручининой свои горькие обвинения, в справедливости которых сам не уверен. Иван Панфилов делает это иначе - без романтической экзальтации. Он и не пытается быть актером в коронной роли - словно приносит с собой способ жить и чувствовать, свойственный уже совершенно другому поколению.
Эта картина в отличие от ярко-театрального фильма 1946 года, избегает прямых моралите и даже считает возможным то, что прежде для героини Островского было категорически неприемлемым, - компромисс. Но тут мне надо поставить точку: раскрывать все сюрпризы задолго до премьеры было бы неблагородно.