Он сразу стал любимцем просвещенной публики Московского театра им. Евгения Вахтангова и миллионов кинозрителей. В 60-70-е годы его поручик Ржевский из "Гусарской баллады", Иван Васильевич, Ипполит естественно продолжили народный фольклор - целая страна разговаривала с его интонациями, его словами.
И в этом не было ничего удивительного. Провалившись во ВГИК, Юрий Яковлев со скрипом был принят в Щукинское училище - педагоги не видели в нем яркой актерской природы. Пройдет всего несколько лет, как он станет любимцем театральной Москвы - сначала представ заморским королевичем в сказке Маршака "Горя бояться - счастья не видать", а потом - старым отставным майором в "Дамах и гусарах". Легкое, праздничное, радостное перевоплощение, основанное на глубоко детской вере в чудо, - вот основа и тайна его актерского бытия, а сказка - самый органичный ему жанр. Режиссеры, точно чувствуя эти подземные токи, распирающие его существо, приглашали его в свои картины, когда нуждались в неожиданных и мягких метаморфозах характеров и обстоятельств. Гайдай знал, что никто, как Яковлев, не сумеет пройти по грани сказки и реальности, острой буффонады и тончайшей психологической растушевки: ведь его царь и грозен, и жалок по-царски, а управдом несет в себе черты специфически советской ограниченности и глупости; и оба - при всем жанровом ограничении - в чем-то главном реалистически точны.
А разве не тот же тип "сказочного" поведения обнаруживался в его Ипполите? Когда занудный карьерист, спустившись с холодных вершин своего величия, оказывался под душем, он уже был затоплен народной любовью и состраданием.
И разве не об этом свойстве Яковлева догадался Иван Пырьев, пригласив его на роль князя Мышкина? В его князе совершенно отчетливо видны его сказочные, мифологические корни - Иванушка-дурачок, прекрасный королевич, Илья Муромец, еще не слезший с печи - в них сокрыта до времени огромная, волшебная сила, которая еще боится самой себя, но уже изливает на окружающих потоки сияющей любви. Магнетически прекрасным был взгляд его синих-синих глаз. Не случайно голливудский продюсер, увидев этот фильм, предложил Яковлеву сыграть Христа. Это именно его сияющая и полная предчувствуемой гармонии, а не гениально-болезненная версия Смоктуновского могла породить в голливудском продюсере такие ассоциации.
Он весь - не от мира сего, он весь - со всей нежной и по-детски наивной безоглядностью принадлежит театру как храму преображения. Все его существо "верит" в возможность лучшего в человеке. Оттого почти все его герои - такие сияющие, такие сказочно праздничные, преображенные, точно наполненные иным бытием.
В одном из своих любимых персонажей - в Стиве Облонском, сыгранном в фильме Зархи "Анна Каренина", в его легкомысленном, бездумном приятии жизни, в его гурманстве и эпикурействе Яковлев различил признаки той блаженной нищеты духа, которой в Евангелии наделены праведники.
Там, в тридевятом царстве, и обитают главные герои Юрия Яковлева. И потому, блаженные в своей простоте и жажде правды, они так легко стали частью вековой традиции русских сказок, мифов и фольклорных чаяний.