Для "русалок" мужчина на борту - примета хорошая
Порт небольшого островного архипелага Чхучжадо встретил густым туманом и громким ревом звукового маяка, который подавал сигналы находящимся поблизости судам. Видимость была не более 15-20 метров, так что эта предосторожность была нелишней. Наше судно, имевшее одноименное с архипелагом название, я нашел у пристани достаточно быстро - помогли подробные инструкции сотрудника местного отдаления Корейской ассоциации морских кооперативов Ю Чжин Се, который организовывал мою поездку вместе с группой корейских морских ныряльщиц на промысел.
Скучать пришлось недолго. Вскоре в тумане стали слышны веселый смех и разговор нескольких женщин. Через некоторое время появились и сами "русалки", каждая из которых была одета в гидрокостюм и несла на голове пластиковый таз. В такой посудине был сложен рабочий инструмент - большой буй ярко-оранжевого цвета, прикрепленная к нему длинная сетка, пара ласт, маска, какое-то подобие своеобразного серпа или маленькой мотыги, кепка да и кое у кого бутылочка с питьевой водой. Подойдя к судну, возле которого я стоял, немного поеживаясь от прохлады, одна из ныряльщиц, которая выглядела старшей и шла немного впереди, уверенно и немного хмуро спросила: "А общаться-то с тобой как, милок?"
- Да как с другими, постараюсь не путаться под ногами", - поспешил успокоить я.
- Ну тогда замечательно, - мгновенно подобрела "русалка" и рассмеялась. - А то мне как вчера сказали, что с нами поедет журналист-иностранец, то я беспокоиться начала. Языками-то не владею. Сам-то откуда?
- Из России.
- И правда похож на русского. Прыгай на борт, мужчина на судне у нас хорошая примета, - заверила другая, чем вызвала всеобщий хохот.
Сами женщины очень быстро и ловко попрыгали на судно, перенесли свои пожитки. Бойко застучал мотор и мы отправились в окрестности необитаемого островка Сурёндо, который был одним из 42 островов архипелага Чхучжадо.
Так началась моя поездка с легендарными корейскими "хэнё", что в дословном переводе означает "женщины моря" - морскими ныряльщицами, которые до сих пор и в наш современный век в Южной Корее - стране сверхскоростного Интернета, компьютеров и небоскребов - зарабатывают себе на жизнь так же, как было и сотни лет назад. Они ныряют на дно моря и собирают его дары - съедобных моллюсков, трепангов, водоросли и еще многое другое, в общем все, что найдут ценного на глубине.
Эти морские ныряльщицы стали одним из самых известных символов Южной Кореи. Про них слышать доводилось давно и неоднократно. Несмотря на то, что ныряльщицы существовали в регионе помимо Кореи еще в Японии, Китае и ряде других стран, но именно кореянки слывут самыми искусными. Потому и хотелось посмотреть, как работают эти живые "русалки" - иначе и назовешь. Неоценимая помощь работающего в столичном офисе Корейской ассоциации рыболовецких кооперативов Ли Сок Че и представителя Госкомрыболовства РФ в Сеуле Олега Данько помогла осуществиться этой задумке. В итоге меня взяла с собой на промысел одна из артелей ныряльщиц острова Чхучжадо.
Вообще-то считается, что корейские ныряльщицы в большинстве своем живут и работают на южном курортном острове Кореи Чечжудо. "Русалки" стали даже символом этого острова. Но ныряльщицы есть не только на Чечжудо. Есть и в различных южных районах страны и прилежащих островах. Мне же довелось понаблюдать за работой "хэнё" острова Чхучжадо, которые расположен между только что упомянутым курортным островом Чечжудо и материковой частью Кореи. Как уже говорилось, Чхучжадо это небольшой архипелаг, состоящий из 42 островов, из которых только четыре обитаемые, где проживают немногим более трех тысяч человек. Прибыв на остров, сразу создается впечатление, что оказался где-то далеко-далеко - большая земля не видна. Видно только море и мелкие скалы архипелага - очень красиво и в то же время чувствуешь себя на краю мира. Оказалось, что и на Чхучжадо есть ныряльщицы. Так что в итоге я оказался именно на Чхучжадо.
Немного истории
Несколько слов об истории развития этого промысла, который стал в определенном смысле одной из "визитных карточек" культурного наследия Южной Кореи. Точных данных о появлении "хэнё" в Корее найти не удалось. Как утверждает известный кореевед А.Н.Ланьков, в XVII веке "хэнё" уже существовали и вплоть до начала XIX века формально считались государственными крепостными, отдавая значительную часть своего улова властям в качестве своеобразного налога.
Оккупация Корейского полуострова Японией в 1910 году, как это ни удивительно, привела к расцвету "русалок". Японцы, которые были и до сих пор являются наверное самыми большими в мире любителями и ценителями морепродуктов, готовы были платить большие деньги за то, что приносили в своих корзинах корейские ныряльщицы.
Японские и корейские предприниматели начали создавать из "хэнё" бригады, с которыми и отправлялись на промысел в прибрежные воды Японии, Китая и даже в российское Приморье. Часто случалось так, что в семье именно доход "женщины-русалки был главным". Мужчина же работал на берегу и куда меньше пополнял семейный бюджет.
Естественное, что стабильный и достаточно высокий доход привлек многих женщин. В тридцатые годы ХХ века около 10 процентов женщин острова Чечжудо были ныряльщицами. Их общее количество только на Чечжудо превысило десять тысяч человек.
Шестидесятые годы прошлого столетия стали расцветом ремесла корейских "русалок". Стабильный спрос из Японии гарантировал хорошие заработки. В начале шестидесятых годов число "хэнё" достигло 23 тысяч.
Но это продлилось недолго. Признаки кризиса стали уже очевидны уже с начала семидесятых. Причин было несколько. С одной стороны, стала активно развиваться сфера искусственного разведения и выращивания водорослей и многих видов морских животных. С другой стороны, климат острова Чечжудо, как оказалось, идеально подходил для выращивания мандаринов. Действительно, сейчас этот фрукт стал не в меньшей мере символом острова Чечжудо, чем сами ныряльщицы. Выращивание мандаринов было более простым, менее тяжелым и не таким опасным занятием, как ремесло "хэнё". Может быть доход был поменьше, но не так значительно. Кроме того, с семидесятых годов в Корее среднее образование приобрело всеобщий характер. И молодые кореянки все больше стали предпочитать сидеть в уютном офисе, а не нырять за ракушками, как это делали их матери.
Все это сразу же отразилось на численности "хэнё". Если в 1970 году на Чечжудо их насчитывалось 14 100 человек, то в 1980 году уже почти в два раза меньше - 7 800 человек. Сейчас же их в Корее, согласно официальной статистике, немногим более пяти тысяч. Да и то, как признают специалисты, далеко не все из них реально работают. Так что сейчас "русалки" в Южной Корее это уже скорее экзотика...
Работать будет здесь
Перед нашим судном тем временем в тумане нарисовались очертания одного из островов архипелага - Сурёндо. "Выгружайся, сегодня работаем здесь", - скомандовала мне старшая, выпрыгивая на совсем небольшой островок размером примерно 200 на 200 м. Со смехом, шутками и прибаутками "хэнё" быстро выгрузили свой нехитрый скарб на небольшую скалистую площадку и стали готовиться к работе. Как стало очевидно, оборудование и инструменты, которыми пользуются ныряльщицы, за прошедшие столетия изменились очень мало. Аквалангами корейские "русалки" не пользуются. Из более-менее современных приспособлений - маска для ныряния, которая вошла в обиход в начале ХХ века, ласты и появившийся в шестидесятых годах прошлого столетия гидрокостюм. Ракушки и прочую живность собирают, как правило, голыми руками. Если что-то надо подрезать, то используется инструмент, напоминающий небольшую тяпку. Для ловли рыб есть что-то похожее на серп с острым крюком. У каждой ныряльщицы есть свой ярко-оранжевый буй, который показывает судам, что где-то в окрестности работает человек. К бую привязана большая сетка - в неё складываются выловленные ракушки и прочая добыча. Вот и все, то есть никаких аквалангов, эхолотов и прочих приспособлений - все надежда только на свои силы и умение.
Одна за другой "русалки" попрыгали в воду, оставив меня наблюдать за ними с берега. Работают "хэнё", как оказалось, практически всегда бригадами по 5-10-15 человек. В одиночку работать "настелятельно не рекомендовано". Море, как известно, шуток не любит. Опасности бывают самые разные - от ядовитых рыб (их немного, но бывают), до внезапно налетевшего шторма, коварных морских течений и еще многое другое. Кроме того, малейшее недомогание под водой может очень быстро привести к летальному исходу. В прошлом году на острове Чечжудо было два случая гибели "русалок", несколько лет назад такая же трагедия произошла и на Чхучжадо. С одной стороны, сами ныряльщицы в подавляющем большинстве своем далеко не двадцатилетние девушки - то есть организм может не выдержать нагрузок, а с другой иногда, говорят, подводит азарт - увидела какую-то ценную раковину на глубине, попыталась нырнуть чуть подальше или когда уже кислорода не хватало - и все... Одна из собеседниц потом рассказала, что практически у каждой из них раз в неделю случается полуобморочное состояние. Приходится тут же выныривать и отлеживаться на поверхности воды, держась за шар-поплавок, либо на берегу, если до него не так далеко.
Вот из-за все этого они работают группами, чтобы могли быстро прийти на помощь. Во главе всегда есть старшая и самая опытная ныряльщица - помимо ловли она занимается также и тем, что следит за безопасностью - все ли из коллег остаются в поле зрения, не оттаскивает ли течение в сторону, не "хмурится" ли небо и так далее.
Рабочий день длится обычно с половины восьмого утра до 12 или часа дня, то есть около четырех-пяти часов - больше работать уже физически трудно. Работают круглый год кроме лета - в этот период (с начала июня до середины августа) ловля запрещена для того, чтобы дать возможность популяции морских животных восстановить свою численность.
Говорят, что местные ныряльщицы могут погружаться на глубину до 20 метров и задерживать дыхание на несколько минут. Возможно, но обычно "стандартная" глубина работы составляет не более пяти метров. Согласно моим подсчетам, средняя продолжительность погружения составляла 30-40 секунд. Как мне пояснила потом уже во время пути обратно одна из "русалок" - нырять на большую глубину особого смысла нет, так как меньше времени остается на сам процесс поиска ракушек и прочей добычи, да и видимость с глубиной ухудшается. Потому и в наш выход "хэнё" работали неподалеку от берега, чем несказанно обрадовали меня, позволив таким образом сделать более-менее удачные снимки.
После того как я пару часов проползал на животе по скалам, пытаясь выхватить наиболее удачные сцены находящихся за работой ныряльщиц, одна из них в итоге сжалилась надо мной, пригласив присоединиться к промыслу. Скажу честно, гидрокостюма у меня не было, так что в воде я продержался не более двадцати минут, но понырять удалось вдоволь, получив более-менее полное представление о том, как идет процесс добычи. В целом, как и можно было ожидать, весь процесс очень похож на то, как ребятишки ищут ракушки в море. В принципе, здесь задача абсолютна та же - найти пригодные для еды моллюски, трепанги и прочую живность.
Взявшая на себя роль экскурсовода "хэнё" сказала: "Объяснять особо нечего - делай как я". Сначала мы некоторое время поплавали на поверхности, держась за буй и разглядывая через маску дно. Возле одного подводного валуна "русалка" вдруг указала в глубину пальцем на ничем неприметный (с моей точки зрения) небольшой камушек, набрала воздуха и резко нырнула. Мне же оставалось поспешить следом. "Камушек" оказался трепангом - удачная добыча - который ничего не подозревая спокойно лежал на дне. Мы его подобрали, собрали оказавшихся поблизости пару рапанов и вынырнули. Интересно, что при выныривании "хэнё" издала громкий гортанный звук - что-то типа "Э-э-эх" или "А-а-ох". Мои предположения о том, что это является боевым кличем местных ныряльщиц, который издается при удачной добыче, а заодно отгоняет подкрадывающихся коварных акул, оказались неверными. Как мне пояснила мой "экскурсовод", так почему-то легче восстанавливать дыхание, посоветовав мне делать то же самое. Спорить я не стал и так же каждый раз, возвращаясь на поверхность, пугал находящихся в прибрежных скалах крабов своим воплем. Действительно, как мне показалось, помогало. Прочие ныряльщицы делали, кстати, то же самое. Добычу мы положили в привязанную к бую сетку, перетащили буй немного в сторону и продолжили работу по налаженной схеме: осмотр-нырок-сбор добычи-возвращение на поверхность - "э-э-эх"-добычу в сетку и т.д.
В целом, не только для меня, но и для всех тех, кто пожелает "всерьез" стать "русалкой", процесс обучения одинаков: вступаешь в бригаду, наблюдаешь, как ловят другие, что-то тебе подскажут, посоветуют, но в целом учишься этому искусству сам в процессе работы. Никаких отдельных школ или "курсов повышения квалификации" не существует.
Если ракушки и морские трепанги безобидны, то некоторые другие обитатели моря требуют осторожности при попытке их выловить. Так, на моих глазах развернулась настоящая борьба между ныряльщицей и сидевшим в расщелине между скал осьминогом. Последний всячески противился идее быть поднятым на поверхность и засунутым в сетку: яростно отбивался щупальцами, выпускал клубы чернильной жидкости, пытался спрятаться между валунами, но в итоге опыт и настойчивость "русалки" победили и осьминог также оказался в среди добычи.
Получив необходимые впечатления и основательно продрогнув, я вернулся обратно на берег и продолжить наблюдать за работой "русалок" с суши. Вскоре, когда время уже близилось к двум часам дня, одна за другой на скалистую площадку островка стали возвращаться "хэнё", вытаскивая свою добычу. Как правило она состояла из большого мешка рапанов, нескольких трепангов и более редких гостей - уже упомянутого осьминога, морского окуня и прочих обитателей морских глубин.
Затем из тумана вынырнуло судно, которое и вернуло нас в порт Чхучжадо. Несмотря на явно нелегкий рабочий день "русалки" не выглядели усталыми, проворно сортируя по пути улов.
В порту нас уже ждали приемщики груза. Если рапаны взвешивались целым мешком, то трепангам оказывали большее почтение - взвешивали лишь по паре штук. Приемщик тут же выписывал каждой из "русалок" чек, где был отмечен улов. Как мне пояснили, затем в конце месяца все это суммируется и женщинам выдается их заработок.
Вот в так и проходит стандартный рабочий день у ныряльщиц. Со стороны может показаться, что не так уж и сложно, но следует помнить, что нырять на глубину приходится каждый день по несколько часов подряд. Тем более что таким образом эти женщины зарабатывают себе на жизнь. Если не стал нырять, то не будет и заработка.
Особенности корейской морской кухни
В порту я встретился с моим "экскурсоводом" - Ю Чжин Се, который занимался самой ответственной работой - приемом улова и подсчетом заработка каждой из ныряльщиц. Перекидываясь шутками "русалками", не забывая при этом заносить все данные по улову в рабочую тетрадь, он быстро закончил работу. Одна из "хэнё", похлопав меня по плечу, на прощание подарили трепанга. Ю, который сам тоже прикупил "по случаю" пару трепангов и кучку рапанов, предложил завершить "естественную производственную цепочку", то есть съесть это всё у него дома.
Как только мы вошли в дом, навстречу вышла хозяйка дома - супруга господина Ю, которая, поприветствовав, "гостя из далекой России", тут же убежала хлопотать на кухню. На столе быстро появились нехитрые закуски, разделанный трепанг, рапаны и пара обитателей морского дна, названия которых мне запомнить так и не удалось.
Ю Чжин Се тем временем стал посвящать меня в тонкости кулинарии морепродуктов. "Самый вкусный трепанг, да и вообще любой морепродукт - это тот, который только что был выловлен. Для таких продуктов не надо никаких приправ и специй - разве что кунжутное масло с солью, да и то не обязательно. Специи отбивают истинный вкус, так что те блюда с большим количеством приправ, которые подаются в столичных ресторанах, не дают понять, насколько вкусны обитатели моря. Конечно, в ресторанах больших городов на обработку морепродуктов идут сознательно. Даже если морепродукты берутся живыми из аквариума, вкус у них не тот. Они уже минимум несколько часов, как не были в своей естественной среде. Вкус, соответственно, портится", - поучал меня Ю. - "А вот здесь сейчас самое то. На, попробуй!", - сказал он, пододвигая мне блюдо с ломтиками сырого рапана и трепанга и налив при этом стопку местной корейской водки "сочжу" - "на всякий случай, для дезинфекции".
"Ну, как там говорят у вас - на здоровье!", - блеснул выученным в ходе турпоездки в Россию тостом мой собеседник, съел кусок трепанга и, крякнув, тут же осушил стопку. Я последовал примеру. Для увеличения эффекта Ю открыл широкую стеклянную дверь веранды. Нам тут же открылся прекрасный вид на бухту острова Чхучжадо, а ворвавшийся теплый морской ветерок завершил идеальную картину трапезы. "Ну, как?" - полюбопытствовал Ю. Вместо ответа я лишь восторженно поднял большой палец. Да, теперь я понимал, почему многие люди с материка едут в такую даль, чтобы именно здесь на берегу моря поужинать самым настоящим и самым свежим трепангом - и вид, и вкус были восхитительными. А не такая уж и крепкая корейская водка лишь настраивала на лирический лад и успокаивала все колебания по поводу того, как желудок справится с новой едой - "дезинфекция" же была проведена.
Ю также пояснил, что в последнее время все больше стали выращивать различные виды морепродуктов искусственно в питомниках. Однако все равно натуральные "дикие" образцы несравненно лучше. По крайней мере знатоки тут же отличат их по вкусу и консистенции. "Понимаешь, - пояснил мне Ю Чжин Се. - В питомниках они особо не двигаются, потому мышцы у них слабые, рыхлые, вкус совсем не тот. Ну, все равно что сравнивать суп быстрого приготовления из пакета с супом, который был сварен по всем правилам".
Ю, который на острове живет вот уже несколько десятков лет и знает все особенности работы ныряльщиц, ответил на все вопросы, которые я не успел или иногда постеснялся задать "русалкам".
Ну, во-первых, зарплата. Она достаточно неплохая. В среднем "русалка" зарабатывает около 40 миллионов вон в год, то есть примерно три-четыре тысячи долларов в месяц. Это, даже по меркам Южной Кореи достаточно неплохо. Следует при этом учесть, что почти все три летних месяца промысел не ведется, так что в реальности каждый месяц работы приносит четыре-пять тысяч долларов. Кроме того, надо учесть, что погода далеко не всегда позволяет выходить в море на работу даже в то время, когда лов разрешен. Говорят, что удачливые русалки зарабатывают за день по 400-500 долларов. Но такой уровень, скорее всего, самая высокая планка, а не стандарт. Но в любом случае заработок достаточно высокий. У многих ныряльщиц есть и свое рестораны морепродуктов, что является дополнительным подспорьем. С годами по объективным причинам объем улова в абсолютных цифрах снижается - сказывается истощение моря. Но постепенно уменьшается и количество "русалок", так что в среднем заработки остаются на прежнем уровне.
Второй вопрос, который меня интересовал - почему нет мужчин-ныряльщиков. Науку эту освоить может в целом любой, с точки зрения физических данных у мужчин должно быть преимущество. Кроме того, и уровень "зарплаты" далеко не самый низкий. Но все же, как поведал мне Ю, в Корее официально зарегистрировано лишь два мужчины, как работающие в этом бизнесе. Один из них, кстати, был на Чхучжадо, а другой - на Чечуждо. Когда я озвучил этот вопрос, обращаясь к самим "русалкам", то искренне развеселил их, так и не получив ответа, и лишь услышал: "Додумался же спросить такое!"
Ю Чжин Се отнесся к моему любопытству посерьезней и пояснил, что это не запрещено, но данную работу вот уже столетия воспринимают как чисто женское занятие. Все равно, что мужчина стал бы выступать на соревнованиях по художественной гимнастике. Теоретически можно, но "не для мужика". Хотя, честно говоря, работа "русалки" не показалась бы сахаром и самому здоровому мужику...
Исчезающая профессия
К сожалению, все идет к тому, что работа ныряльщицы в Южной Корее лет через двадцать исчезнет. Наверное, несколько десятков "русалок" останутся, но в качестве культурной достопримечательности для туристов. Настоящие же "русалки" уйдут в историю. По крайней мере сейчас все идет к тому. Как уже было сказано, по всей Корее сейчас лишь немногим более пяти тысяч ныряльщиц. На Чхучжадо, где их раньше были сотни, осталась лишь 21, а реально выходят на промысел 18. Среди ныряльщиц в Южной Корее нет ни одной, кто моложе 30 лет, да и таких буквально единицы. Средний возраст современной корейской ныряльщицы составляет около 60 лет. На Чхучжадо, кстати, самой молодой "русалке" - 55 лет. Есть те, кто ходят в море и до 80 лет, но так или иначе "русалки" вымирают. На смену им никто не приходит. Конечно, работа окружена ореолом романтики. Попробовать раз-другой в качестве развлечения половить ракушки может быть хотели бы и многие, но чтобы зарабатывать этим себе на хлеб - желающих просто нет. По крайней мере среди молодежи. Господин Ю Чжин Се сказал, что правительство даже выделило деньги на создание что-то типа школы для обучения профессии ныряльщицы. Но реально проект так и остается до сих пор на бумаге по одной простой причине - нет потенциальных студентов.
Правительство, как центральное, так и местные власти, стараются всеми силами сохранить и поддержать "русалок". Ловля с аквалангом запрещена - иначе бы моментально все было уничтожено. Многие "русалки" при поддержке властей открывают свои рестораны на берегу, чтобы был дополнительный заработок, да и чтобы не бросали свое древнее занятие. "Русалкам" компенсируют около 70 % расходов на здравоохранение, за счет государства содержатся различные удобства для ныряльщиц - душевые, комнаты отдыха и прочее. Но в целом очевидно, что все эти меры лишь оттягивают, да и то не на длительный срок, тот момент, когда корейские "русалки" уйдут в историю. Жалко, но попробуйте сказать современной девушке пойти ловить ракушки и посвятить этому всю себя. Ответ очевиден.
Возможно, что уже очень скоро в турбюро появятся специальные путевки, купив которую, может будет "превратиться в настоящую русалку" на несколько дней. Будут и соответствующие экскурсоводы, которые будут наряжаться под старину, нырять, позируя для объективов фотокамер туристов, рассказывая при этом про "тяжести и лишения" непростой работы ныряльщицы. Но это уже, как говорится, будет "не то". Правда, пара десятков лет у "истинных русалок" все же еще есть...
Заключение
На причале дул сильный ветер, который грозил сорвать кепку. Выстроившиеся бок о бок суда слегка толкались боками, амортизируя удары привязанными покрышками. Надвигался шторм. Порт Чхучжадо, который был единственными воротами на материк, закрывался с вечера на несколько дней из-за "неблагоприятных метеоусловий". Стоявший рядом Ю Чжин Се сказал с легкой улыбкой, пожимая на прощанье руку: "Вот такова наша жизнь здесь - любое изменение в настроении природы мы сразу же чувствуем на себе. Остров - он всегда остров. Но мне нравится. Удачи!"
Запрыгивая на палубу подошедшего судна, который должен был отвезти меня до материка, я обернулся. Ю о чем-то разговаривал с подошедшей к нему немолодой, но стройной женщиной. Он показал на меня пальцем и помахал рукой, женщина улыбнулась, тоже помахала и крикнула: "Приезжай еще, зачислим в бригаду, будешь с нами в море ходить. Я же вижу - тебе понравилось!" В ней я едва узнал "русалку", которая еще вчера меня учила тому, как находить на морском дне трепангов. "Обязательно приеду!", - пообещал я.
Остров Чхучжадо быстро растаял в тумане, как будто не было ни его, ни его удивительных обитательниц - "бабушек-русалок". Хотя, попробовав эту работу на себе, бабушками их называть язык не поворачивался. Такие еще всем "внучкам" фору дадут...