Вчера в Москве глава МИД Сербии Вук Еремич в рамках однодневного визита обсуждал ситуацию вокруг Косово, где уже с этой недели начали принимать заявки на получение косовского паспорта. Слова "Косово и Метохия" звучали как обязательный рефрен любой встречи в Сербии, Республики Сербской Боснии и Герцеговины и Черногории, где на прошлой неделе принимали культурную миссию Фонда единства православных народов с патриаршей программой - три хоровых коллектива с церковными песнопениями.
Магнит веры и удовольствия
Девушка Дарья в розовом платье плакала и уговаривала меня спеть молитву. Она хоть и пела в известном хоре "Орфей" музыкального училища имени Гнесиных, но робела перед великой, вызывавшей у нее слезы святыней - ракой с мощами святого Петра Цетинского, десницей Иоанна Крестителя и частицей животворящего креста Господня. На наше "Богородице Дево, радуйся" выглянул монах и спросил отчасти по-сербски, отчасти по-русски, какой это голос.
- Сопрано, - отозвалась Дарья, но сообразив, что вопрос о богослужебных "гласах", поправилась - четвертый.
Монах попросил Дарью спеть сначала самый легкий глас, потом самый красивый, потом все восемь, сам спел - по-сербски - свой любимый. Он перемежал пение тихими восторгами в адрес недавно стихнувшего в храме хора Московской духовной академии и семинарии.
- Ну вот что, - сказал он неожиданно, - мне надо отойти, а вы побудьте хранителями, - и исчез.
Дарья испугалась: а вдруг автобусы с хорами уедут, а святыню бросать нельзя. Тем более что цепочка верующих паломников сменилась светскими туристами, долго и непонимающе, как куры жемчуг, рассматривающими мощи под стеклом.
Я тоже невольно напряглась, увидев как на вечерней службе к святыне подходит... хулиганистый, нагловатый "Казанова" - капитан Казанцев из сериала "Улицы разбитых фонарей", точнее Александр Лыков, его играющий. Однако он отстоял службу трезво, чинно и внимательно и ушел позже митрополита.
- Каяться приходил, - злорадствовала часть журналистcкой братии. - За созданный образ.
- Пусть сначала покаются режиссеры. И не сериала, а эпохи, - отвечала им другая.
В трех республиках, которые объезжали с патриаршей программой церковного пения московские хоры, русских много. На пляже и в церкви. Курорты и святыни - два главных, но разных магнита для разных русских.
Лыков даже в самом благообразном виде был отдыхающим в Черногории. А 30-летняя микробиолог Лена, окликнувшая меня "Вы из Москвы?" в монастыре далекого "неперспективного" села Лелич, где покоятся мощи святителя Николая Сербского и живут всего два монаха, - паломницей, освоившей по детскому разговорнику сербский и решившей с подругой самостоятельно объехать все известные святыни страны. Здесь, в Леличе, беспокойная подруга, собиравшаяся все быстренько посмотреть, неожиданно свалилась с высокой температурой, и заботливый архимандрит оставил их, пристроив к монахине и "трудникам", напоминавшим, как и наши монастырские трудники, позавчерашних бомжей.
И вот уже Света, двухнедельная "старожилка", показывает мне в Леличе церковь на месте дома святого, дорогу, по которой он ходил в школу, часовню на месте могил его родителей, дом бабушки Милицы, к которой она ходит в гости, и такой разворот горных далей, который до смерти не забыть.
Куликово поле номер два
Точно также и в самой Сербии есть сегодня два главных, но разных магнита. Причем часто не для разных - для одних и тех же сербов. "Курортный" - магнит обещанного удовольствия от комфорта европейской помощи - в случае соглашательских политических, гражданских и идеологических позиций. И магнит истории собственного сопротивления и самостояния, незабытых ран, неразмененных ценностей.
- Здесь всегда любили Россию и русских, - говорит нам за рамками экскурсии гид Крушевацкого исторического музея Драган Дубинин (полуукраинец, полусерб, 12 лет жил на Украине, остальное в Сербии). - Но сейчас такое время, которое убеждает, что в жизни нет друзей, только - интересы.
- Да кто ж это вам сказал?! - соболезнуешь пленнику столь радикально-утилитаристского и уже вышедшего в России из моды мировоззрения.
- Мне сосед говорит, посмотри на болгар: и у Гитлера они в союзниках были, и у Советского Союза, и в НАТО, и в Евросоюзе. И сейчас на печи лежат, а Евросоюз им все строит. А у нас все мосты разбомбили, всю промышленность, дороги плохие. А другой мой сосед из двух комнат в доме сделал мавзолей погибшего на войне сына. У меня самого брат был в Косово, - и ругает Милошевича, Аркана...
А потом, встрепенувшись, возвращается к другому Косово - 1389 года - бесконечной гордости, вечному памятному дню, горизонту всех смыслов прошлой и настоящей истории сербского народа.
- Нас все спрашивают, почему вы так гордитесь своим Косово, ведь вы же проиграли ту битву? Но, во-первых, турки первый раз встретили такое сопротивление... В битве был убит турецкий султан... 70 лет после битвы они не смели соваться к нам силой. Гонцы с вестью о сербском сопротивлении разошлись по всему миру, в Нотр-Даме звонили колокола...
Что в словах Драгана - чистые факты, а что легенды, я точно не знаю, но нестихающая в веках легендарность не менее показательна, чем факты.
И это все в одном Драгане - скептический утилитаризм и верность неизменному, неконъюнктурному. Иногда эти позиции разделяются между людьми, городами, политиками.
В Крушеваце мэр города Драган Аздейкович говорит, что никогда не забудет, как спускался с детьми в подвал во время НАТОвских бомбежек, а в Нише все увешано плакатами о "европейском пути Сербии". В Крушеваце на концерте площадь в старой крепости вокруг храма Лазарица заполнена счастливо вдохновенным народом, съехавшимся из окрестных мест специально послушать русское церковное пение, а в Нише - выступление московских хоров куда более дежурно вписано в другую программу. И перелистывается как страница - вот московские хоры, вот из Ниша, а через полтора квартала вообще плюралистично гремит эстрада, почти у всех журналистов оставившая впечатление активной "глушилки" и "отвлекалки" от церковных песнопений. Кто-то из российской делегации пожалел, что с нами нет Кинчева.
В Цетинье монахи отзываются о русском церковном пении как о шедевре, ну как если б к ним привезли рублевскую "Троицу", а светская публика лишь на треть заполняет до космичности красивый летний театр. ( В Белграде в огромном еще строящемся храме святого Саввы количество зрителей в три раза превышало количество мест.) Среди цетинской публики мелькают персонажи в белых пиджаках, пахнущие детским мылом и постоянным бандитизмом. Но в том же театре Таню Егорову, коментатора сербской редакции радиостанции "Голос России", находит по фотографии Душанка Ковачевич, постоянная слушательница нашего радио, приехавшая на "русский концерт" из Никшича - это полтора часа на автобусе. Слушатели "Голоса России" в Сербии - особенная публика, они съезжаются на встречи с радиожурналистами, не боясь и четырехчасового пути, привозят домашнее вино, свиные отбивные. Душанка дарит Тане книжку своих недавно изданных стихов, на каждой странице - Косово, Косово, Косово и Метохия и XIV века, и XX.
- Между прочим, "кос" по сербски - это кулик, - говорит Славко Крстаич, директор сербского и черногорского отделения международного фонда единства православных народов, - так что Косово поле - это Куликово поле. И сражение происходило всего 9 лет спустя после Куликовской битвы.
Кто выше русского царя?
У нас не только параллельное прошлое, но и запараллельное настоящее. Иногда сербские республики напоминают Россию только в высокой степени сжатия - как если б деревья в кадках на Тверской да с урюпинскими подъездами, колоритных бандитов от Кустурицы да с бессребренными провинциальными поэтами. Недаром же черногорцы шутят: "Вместе с русскими нас двести миллионов, а если горы утюгом разгладить, то и размером как Россия будем". И те же узнаваемо русские недостатки иногда лезут в глаза на белградских или крушевацких улицах - бомжи на выгоревших газонах, выщербленные тротуары, кто-то плюет мимо урны, реже, конечно, чем в России, но почему вообще плюет?
"Европа" - убедительно-привлекательный бренд для всех, живущих в реальности даже редких плевков на выщербленный тротуар. Ханжество - стращать кого-либо европейским комфортом как обязательной альтернативой духовности.
- Вопрос о цене пока лишь только манящего европейского комфорта, - говорит Славко Крстаич. - В Черногории, например, политики которой ведут себя "по-украински", эта цена - любая. Расплачиваться можно всем - в том числе верой, расколом церкви, потерей культурной идентичности, исторической памятью... У нас уже появились тут свои политически-кукловодные епископы "а-ля Украина", я книгу об этом написал.
По мнению многих наших сербских собеседников, в России бесспорная в конце 1980-х европейская манкость обернулась большой "обманкостью". Хотели богатой жизни, получили невероятное разрастание бедности. Хотели эффективного хозяйства, получили падение производительности труда даже по сравнению с советским временем... Резюме заманивших: а вы ни к чему не годный народ, в позапрошлом веке крепостное право долго не отменяли, в прошлом социализм устроили, и вообще вам надо религию поменять, ввести внешнее управление хоть политикой, хоть нефтяными компаниями, да и неплохо было бы, если бы часть народа вымерла. И т.п. в стиле откровений Альберта Коха.
Политика же современной России ("своего пути", "другой Европы", "суверенной демократии") хоть и не обернулась Парижем в Москве, но все-таки принесла куда бОльший порядок, бОльшую справедливость, а главное, бОльшую надежду. И россиянам, и сербам, дня не живущим, чтобы не произнести или не услышать слово "Косово". А в этой больной теме Россия - единственная сильная поддержка.
Как Россия под клеймом негодности, так сербские республики - под гнетом железного имиджа "преступности" - и народа, и его правителей. Военная история Сербии и сербов в 1990-е годы кажется римейком, постановкой на местности знаменитого фильма "Плутовство" ("Хвост вертит собакой") - об искусстве телеманипулирования общественным мнением. Чистенькое общественное мнение чистенькой Европы отменно обработано впечатляющими телекартинками о хорватских, косовских и прочих страдальцах и почти всегда сербских палачах.
- Это все было как на гражданской войне, ужас, что творилось. Но не по сценарию всегда правых и всегда виноватых - так не бывает на войне, - говорит Славко Крстаич.
В Белграде принципиально неразобранными стоят разбомбленные здания МВД, телерадиокомпаний...
- А это "прививка" молодому поколению, единицами процентов перевесившему на выборах в пользу так называемых "проевропейски" настроенных политиков, чтобы видели и думали, - говорит наш переводчик Бронислав.
- Между прочим, американцы предупреждали о том, какие здания они будут бомбить, - по хвалебной инерции восхищается образцовой гуманностью кто-то из журналистов.
- О чем вы говорите! - говорит шеф-редактор "Третьего канала" известный телерепортер Роман Бабаян - свидетель тех событий. Ну предупредили, что будут бомбить военные объекты. Но кто мог себе вообразить, что МВД, теплоэлектростанция или телерадиокомпания - это военные объекты.
В общем, информационную войну мы с удовольствием продолжаем проигрывать до сих пор. Только Карла дель Понте выручает своими книгами.
Но у всякой информационной войны есть свои глубокие резервы. В хорошем книжном магазине на одной из центральных улиц Белграда я насчитала в витрине примерно треть книг, посвященных России. От Валентина Распутина ("Живи и помни") до Николая Данилевского ( "Россия и Европа"). И множество сербских писателей - о лексике Достоевского, о падении русского царства, о России XXI века... Почти столько же было посвящено Сербии. В витрине словарей и языковых учебников - русские словари и разговорники лишь немного отставали от английских и французских.
В Черногории в качестве веселой истории рассказывают, что в стране живут самые высокие в мире мужчины, 2,10 - обычный рост. Такого же роста был известный Петр Негош, владыка и господарь, просветитель и писатель, на замечание смущенного русского царя, что гость выше его на голову, ответивший " Выше русского царя только Бог". Не от раболепства - когда в Ватикане все целовали цепи святого апостола Павла, он не стал: "Сербы не любят цепей". 11 сундуков книг из России, возможная встреча с Пушкиным, переводы из "Слова о полку Игореве" - это все сделал Негош, и в странах, где говорят по-сербски, ты все время слышишь отзвук слов Негоша про русского царя.
Не то, чтобы тобой были довольны в каждом твоем движении, нет, но горизонт отношений задан. И это горизонт любви.