Фидель Кастро прогремел на весь мир, когда ему было всего 27 лет.
Еще будучи молодым человеком, после штурма казармы Монкада он произнес в середине 1950-х на суде над ним свою самую знаменитую речь "История меня оправдает". С годами Фидель превратился в фигуру планетарного масштаба, а кубинская революция стала источником вдохновения для всех людей, любящих свободу и знающих цену чести и справедливости.
В книге журналиста "РГ" Максима Макарычева впервые на русском языке с использованием рассекреченных материалов СВР России и МИД России дается максимально подробная биография жизни Кастро с рождения до наших дней. Она содержит ряд сенсационных и ранее неизвестных российскому читателю фактов из жизни команданте. "РГ" предлагает читателям отрывок из книги. Итак, Фиделя после ареста доставляют в тюрьму...
"Штурм Монкады"
"В тюрьме, куда доставили Фиделя Кастро, уже находились несколько десятков его товарищей. Весть о том, что он жив, быстро распространилась среди заключенных и была встречена с ликованием. "Там, в застенках Монкады, после штурма были моменты, когда нам действительно хотелось умереть, потому что мы не знали, что с Фиделем. Мы сидели там с абсолютной уверенностью, что если Фидель жив, то будет жив и пример Монкады, что если Фидель жив, то будет много других Монкад... А если Фидель погиб, то все наши потенциальные герои будут жить для нас, но кто их откроет для нации, как умел открывать он? И узнав, что Фидель жив, мы сами ожили, ожила вся эпопея Монкады, выжила Революция", - вспоминала Айде Сантамария.
Только в тюрьме Фидель наконец-то узнал, что жив его брат Рауль. Его схватили двумя днями раньше на дороге, ведущей в отцовское имение Биран. Не миновать бы братьям Кастро смерти, однако к тому времени взять и просто уничтожить их без суда и следствия, а главное, незаметно, уже не представлялось возможным: в Сантьяго съехались журналисты всех ведущих кубинских изданий и корреспонденты западных газет. В этих условиях скоропалительная казнь строптивых молодых людей выглядела бы по меньшей мере странной. Но почему братьев Кастро не приговорили к пожизненному заключению, так и осталось загадкой. Впрочем, роль жены Мирты, просившей за Фиделя в "высоких инстанциях", отрицать, безусловно, нельзя. По одной из версий, что ходила в американских СМИ, за Кастро перед Батистой лично замолвил словечко архиепископ Кубы Артеага, который был знаком с отцом братьев, доном Анхелем Кастро. Еще одна, более правдоподобная версия заключается в том, что казненные без суда и следствия в период зачисток повстанцы стремительно обретали на Кубе ореол невинных жертв и мучеников. И Батиста, все еще грезивший о том, что он добьется популярности в народе, решил прекратить расправы над участниками штурма Монкады, отдав дело в руки суда.
Но в любом случае ждать милости от судей Фиделю и товарищам не приходилось. Уже на следующий день после поимки Фиделя повстанцы из тюрьмы в Виваке были переведены в тюрьму небольшого провинциального городка Бониато. Фиделя начал допрашивать начальник тюрьмы полковник Чавиано. Началась многочасовая словесная схватка главного тюремщика и главного пленника. Фидель Кастро сразу же взял на себя всю ответственность за штурм Монкады. Больше всего Чавиано интересовало то, кто на самом деле за этим стоит. Он не верил, что на это могли решиться молодые люди, не имевшие опыта политической и повстанческой борьбы, денег и связей. Фидель ответил, что повстанцев никто не финансировал, что оружие они покупали на собственные деньги в оружейных магазинах, не прося ни у кого помощи извне.
Все попытки журналистов пробиться к Фиделю были безрезультатными, в газетах появлялись скупые заметки, что "Кастро пойман и сидит в тюрьме". Наконец следователи снизошли отдать его на время в руки журналиста одной из пробатистовских газет. Здесь он получил возможность наконец-то объяснить смысл своих действий. "Фидель стоял в центре, держался очень прямо. Если не ошибаюсь, на нем была светлая рубашка с короткими рукавами и брюки, выцветшие на коленях. По-моему, они были из джинсовой ткани. Было заметно, что его лицо с пробивающейся бородой было опалено солнцем, - вспоминал журналист. - Он в сжатой и конкретной форме рассказал о программе, которую ставили перед собой революционеры в случае победы".
Фиделю впоследствии часто задавали вопрос: а не проще ли было просто убить диктатора? "Мы были против Батисты, но никогда не использовали покушение <...> - отвечал он. - Подготовить атаку на самого Батисту было бы в десять раз легче, но мы никогда этого не делали. Если просто убить диктатора, не изменишь то, что вызвало тиранию <...> Люди, которые готовили атаку на Монкаду, могли убить Батисту в его усадьбе, по дороге или где-нибудь еще, но у нас была идея: убийство диктатора не решит проблемы. Также мы много обсуждали, что коммунисты нападали на банки. В истории СССР некоторые говорят, что Сталин нападал на банки. Теория нападения на банки для изъятия денег на самом деле противоречила самой коммунистической идее. Это было очень непопулярно на Кубе, специфической стране, где банки и банкиров очень уважали".
Известие о штурме группой молодых парней второй по значимости военной крепости в стране быстро разнеслось по Кубе. "Безумству храбрых" на Кубе пели песни и число сторонников Фиделя Кастро росло с каждым днем. Повстанцы стремительно обретали ореол мучеников и статус тех самых народных героев, которых больше всего боялся Батиста. Фиделя перевели в одиночку, опасаясь, что он будет дурно влиять на своих товарищей. К нему приставили конвоиров, которые старались унизить его при каждом удобном случае. Почти на два с половиной месяца до суда Фидель Кастро был изолирован от всего: от общения с родными и товарищами, от новостей и книг, ему не давали письменных принадлежностей, чтобы записывать свои мысли, которые он мог бы огласить на суде. Но у Фиделя с детства была феноменальная память. Он заучивал наизусть абзацы и страницы своего будущего выступления, выстраивая их в четкое логическое повествование. Свою легендарную речь "История меня оправдает", которая является одним из самых сильных ораторских выступлений в истории мировой политики, Фидель Кастро сохранил в памяти и произнес на суде, а потом спустя несколько месяцев сумел восстановить ее практически без помарок уже в письменной форме на более чем ста страницах!
Находясь в полной изоляции, Фидель объявил голодовку. Он хотел лишь одного - минимального общения с кем-нибудь. И добился своей цели. "В определенный момент мне поменяли стражников, которые меня охраняли, потому что некоторые из предыдущих уже стали друзьями. Они искали специально людей, наполненных ненавистью, но все равно среди них оказался друг, - вспоминал Фидель о томительных днях в ожидании суда. - В дни голодовки, когда мне приносили еду, я кричал тюремщикам: "Не хочу я еду, скажите это своему Чавиано!" В итоге им пришлось услышать меня и разрешить поговорить с моими товарищами. Мне разрешили побыть с товарищами только 24 часа, потом меня снова заключили в одиночную камеру, но эту битву я выиграл".
Процесс над повстанцами начался 21 сентября 1953 года. Фидель в очередной раз продемонстрировал, что подлые, язвительные уколы противника не подавляют его, а наоборот, служат хорошим стимулом для разящего контрнаступления. Он взял на себя свою защиту и отказался от адвокатов. Обвинение, разрешившее Кастро защищаться самому, потирало руки, думая, что ему будет сложно противостоять обвинению. Но процесс показал, что если кто и выиграл в этом случае, так это Фидель. Он выстроил свою защиту в наступательном стиле, делая упор на невиновность повстанцев, аргументируя все их действия стремлением восстановить конституционный строй, попранный Батистой. Обвинение не знало, что замыслил Фидель и какова будет логика его действий на суде. Если бы у него был адвокат, их разговор можно было бы подслушать. А так обвинителям приходилось только догадываться, что выкинет на процессе непредсказуемый Кастро. Самой большой ошибкой обвинения было то, что Фидель получил возможность вести свой монолог в суде как "подзащитный и адвокат в одном лице". То есть будучи подсудимым, он имел все привилегии, которые имел на суде адвокат. Мало того что он мог протестовать, обращаясь к судье "Ваша честь!", допрашивать свидетелей и приглашать своих, он имел право надеть традиционную мантию адвоката и занимать место не в клетке для подсудимых, а в адвокатской ложе!
Фульхенсио Батиста, узнав о промашке судей, пришел в неописуемую ярость. Процесс над Фиделем Кастро из Дворца правосудия перенесли в крохотное помещение. К тому моменту Фидель уже знал о приговорах, которые были скоропалительно вынесены его товарищам, практически лишенным квалифицированной защиты. Но власти хотели морально добить повстанцев, а заодно и унизить Фиделя, оказать на него психологическое давление в преддверии его решающего выступления на суде. Рауль Кастро впоследствии так вспоминал об этом: "Батистовские власти привели Фиделя и посадили на скамейку перед входом в тюремное здание, надеясь унизить его, лишить присутствия духа. Перед ним заставили пройти остатки отряда бойцов Монкады, плененных, истерзанных и физически опустошенных. Но эффект получился обратным, чем тот, который ожидался нашими врагами. Им не удалось ни унизить нас, ни лишить присутствия духа, потому что на всех нас, составлявших ту маленькую группу, произвело необыкновенное впечатление поведение Фиделя, который с гордо поднятой головой, решительный и непокорный, смотрел на нас, передавая нам свою уверенность в том, что мы не побеждены и что это только начало борьбы!".
Стоицизм, мужество и сила воли у Фиделя раскрылись в полном блеске в один из самых критических моментов жизни. Когда он шел на последнее заседание суда, спокойный, хладнокровный, готовясь произнести самую важную в своей жизни речь, которая получила название "История меня оправдает" по последней фразе, брошенной им в лицо своих обличителей. Она была произнесена 12 октября 1953 года в тесной, четыре на четыре метра, комнатке военного госпиталя. Судьи даже не могли себе представить, что речь Кастро, изредка прерываемая стороной обвинения и судом, превратится в грозный политический памфлет и продлится более трех с половиной часов.
Кастро подробно рассказал о том, как готовилась операция, с каким трудом изыскивались средства на покупку оружия. Фидель остался один на один со своими судьями. Пусть приговор ему был бы более строг, но для Фиделя было главным доказать, что операция не была спланирована кем-то извне. Фидель вообще был крайне чувствителен к тому, что не только его победы, но даже его единственное поражение приписывались кому-то другому. "Наша революция такая же кубинская, как наши пальмы", - сказал однажды Фидель Кастро.
"Правительство заявило, что нападение было проведено так организованно и точно, что это свидетельствует об участии военных специалистов в разработке плана. Более абсурдного обвинения нельзя и придумать! - говорил на суде Фидель. - План был разработан группой юношей, из которых никто не имел военного опыта. Половина из них погибла, отдавая должную дань уважения их памяти, я заявляю, что они не были военными специалистами, однако они были достаточно хорошими патриотами для того, чтобы при равных условиях разбить наголову всех генералов, участвовавших в событиях 10 марта (дата прихода Батисты к власти в результате переворота. - Прим. М.М.), ибо те не являются ни военными, ни патриотами".
Фидель вогнал в краску своих обвинителей, когда с присущей ему страстностью говорил, что молодые люди, шедшие в бой вместе с ним, не имели целью расправиться с такими же, как и они, молодыми солдатами, не пытали и не добивали раненых в отличие от карателей Батисты. Фидель, который, находясь в условиях почти полной изоляции, непостижимым образом (наверное, благодаря упомянутому им "другу" среди конвоиров) сумел получить информацию о каждом (!) пленнике, замученном батистовцами, поверг в шок немногочисленных присутствующих в зале. Он рассказал, как его друзей, взятых в плен, военные живыми закапывали в землю, как у них отбивали все жизненно важные органы, а у некоторых отрезали половые органы, как Абелю Сантамарии выкололи глаза и принесли на блюдечке его сестре Айде.
За три недели до оглашения ему приговора, уже после того, как направился по этапу отбывать долгое тюремное заключение его младший брат Рауль, Фидель послал весточку своим старикам: "Мои дорогие родители! Я надеюсь, что вы меня простите за то, что я поздно пишу вам. Не думайте, что это из-за моей забывчивости или черствости. Я очень много думал о вас, и меня больше всего беспокоит, как у вас идут дела и какие же на вас свалились страдания ни за что и ни про что из-за нас. Суд уже идет два дня. Он протекает хорошо, и я доволен его ходом. Разумеется, нас осудят, но я должен бороться и отвести наказание от всех невинных людей. В конечном счете людей судят не судьи, а история, а ее вердикт будет в конце концов, безусловно, в нашу пользу. Я взял на себя свою собственную защиту и, думаю, достойно воспользовался этим правом. Больше всего я хочу, чтобы вы не считали, будто тюрьма является для нас чем-то отвратительным. Она никогда не бывает такой для тех, кто защищает справедливое дело и выражает законные чувства всего народа. Все великие кубинцы, которые создавали нашу родину, прошли через те же испытания, через которые нам приходится идти сейчас. Кто страдает за нее и выполняет свой долг, всегда найдет в своей душе более чем достаточно сил, чтобы спокойно и уверенно переносить превратности судьбы<...> Я абсолютно уверен, что вы поймете меня и постоянно будете помнить, что ваше спокойствие и мир будут для нас лучшим утешением <...> Впредь я буду писать вам чаще, чтобы вы знали о нас и не беспокоились. Любящий и часто вас воспоминающий сын Фидель".
Одна из иностранных журналисток, которая увидела на процессе тогда безусого и безбородого Фиделя, отметила, что за его "железной непробиваемостью" и могучестью скрывается тонкая натура: "Он очень высок, и кажется, что стесняется своего огромного роста. Он мне напоминает Христа на некоторых иконах, Христа с черными миндалевидными глазами, внимательными и всевидящими. Он очень скромен, даже застенчив, в нем, пожалуй, чувствуется какая-то беспомощность, хрупкость, возможно, это ощущение создает его детская улыбка".
После того как Кастро обнародовал замысел и ход операции, когда ответил на все интересующие обвинение вопросы касательно штурма Монкады, он наконец огласил свою политическую программу. Будь судьи на процессе провидцами, перенесись они лет на десять вперед, имея возможность увидеть то, какой будет Куба через каких-то пять лет и пять месяцев, когда победит революция, наверное, сидеть бы Кастро в тюрьме пожизненно. Но и обвинение, и судьи восприняли вторую часть выступления Фиделя как обычный "монолог в пользу бедных". Сколько уже было таких "выскочек" в истории Кубы и Латинской Америки, примерявших тогу героя?
Это было не абстрактное обращение к нации, которыми любят пудрить мозги болтливые политики. Фидель не обращался, а говорил с самыми униженными и оскорбленными на их же языке, объясняя, зачем он ввязался в драку и чего хочет добиться с помощью тех, кто готов ему верить. Он мыслил шире, с позиций в некоторой степени идеалиста, взращенного на трудах Марти, с позиций латиноамериканца с его образной эстетикой и бурным темпераментом привыкшего оперировать глобальными категориями свободы, независимости, справедливости. Фидель предлагал народу взять свою свободу самому, присоединившись к его движению. Он говорил с народом на простом и понятном языке, с азартом и страстью, с той неповторимой сочной "уличной образностью", которая неизменно усиливает впечатление от услышанного и прочитанного. Потрясающе просто он охарактеризовал режим, установившийся на Кубе: "Однажды собрались 18 авантюристов, они решили ограбить республику, бюджет которой равнялся 350 миллионам. Один из них сказал другим: "Я вас назначаю министрами, а вы меня назначьте президентом". Сказано - сделано". Фидель говорил о сотнях прохиндеев на Кубе, укравших у государства миллионы, но не проведших ни одной ночи за решеткой. О богачах, которые поджигали свои магазины и торговые лавки, чтобы получить страховку, а простые люди погибали на этих пожарах. Сравнивал чиновников, за одну ночь на Кубе становившихся миллионерами, с персонажами Бальзака, "миллионерами, только что вошедшими на трон".
Фидель Кастро так проникновенно и с такой болью говорил о нищете и беспросветности жизни на Кубе, что судьи потупили взор: "90 процентов деревенских детей страдают от паразитов, которые попадают к ним из земли, через ногти их босых ног. Общество бывает потрясено сообщением о похищении или убийстве какого-нибудь одного ребенка. Но оно остается преступно безразличным к факту ежегодного массового убийства стольких тысяч детей, которые из-за отсутствия средств медленно умирают в ужасных муках".
Речь Фиделя, позже написанная им по памяти, впоследствии вышла отдельной книгой, разошедшейся за десятилетия на всех континентах миллионными тиражами. Находясь в заключении, он частями передавал ее текст на волю. Уже спустя несколько месяцев после процесса она была опубликована стотысячным тиражом на испанском языке и имела оглушительный успех. Суд приговорил Фиделя Кастро к 15 годам тюремного заключения, которое он отправился отбывать на остров Пинос, где его уже ждали товарищи".
Монкада - прелюдия революции
5 лет, 5 месяцев, 5 дней - эти цифры знает каждый кубинец. Именно столько времени прошло с момента неудачного штурма казармы Монкада 26 июля 1953 года до победы кубинской революции 1 января 1959 года.
Фидель Кастро (в центре) вместе с товарищами (брат Рауль в темной куртке, без галстука) покидают тюрьму с твердой решимостью продолжить борьбу. В мае 1955 года диктатор Батиста был вынужден провести амнистию "монкадистов", которых кубинский народ к тому времени возвел в ранг национальных героев.