Вчера в Атриуме Большого театра были объявлены лауреаты одной из самых крупных литературных премий России "Ясная Поляна", учрежденной в 2003 году музеем-усадьбой "Ясная Поляна" и корейской фирмой "Самсунг". Победителями названы оренбургский прозаик Петр Краснов и писатель, литературовед Людмила Сараскина.
"Ясная Поляна" отличается от большинства премий тем, что пытается объять необъятное. Она одновременно имеет вневременной характер (номинация "Современная классика" за выдающееся произведение ХХ века) и старается отслеживать последние книгоиздательские новинки (номинация "XXI век"). Эта всеядность "Ясной Поляны" поначалу вызывала скепсис, но к этому привыкли и даже стали находить в этом "изюминку". Лауреатами премии, в жюри которой входят директор яснополянского музея Владимир Толстой, Игорь Золотусский, Лев Аннинский, Валентин Курбатов, Владислав Отрошенко и Павел Басинский, становились как известные прозаики - Василий Белов, Виктор Лихоносов, Тимур Зульфикаров, Анатолий Ким, Леонид Бородин, так и писатели нового поколения - Антон Уткин, Александр Яковлев, Алексей Иванов, Захар Прилепин.
Решение жюри этого года является одновременно неожиданным и предсказуемым. В номинации "Современная классика" лауретом назван не слишком известный московской аудитории, но широко известный на Урале писатель Петр Краснов за повесть 1986 года "Высокие жаворонки". Он получил приз 20 000 долларов и специальную статуэтку по эскизу тульского художника-минималиста Александра Карташова. Обладателем второй статуэтки и приза 10 000 долларов стала автор одной из самых заметных книг этого года - биографии "Александр Солженицын" Людмила Сараскина. Напомним, что книга получила также премию "Книга года" и вышла в финал "Большой книги". Среди других финалистов в номинации "XXI век" были Майя Кучерская (роман "Бог дождя") и детский писатель из Тюмени Владислав Крапивин (роман "Дагги-Тиц").
Людмила Сараскина рассказала нашему корреспонденту о том, какие коррективы в ее книгу внесла смерть ее главного героя, и об изучении Солженицына в рамках школьной программы.
Российская газета: Создавая биографию Солженицына, вы стремились остановить поток клеветы, обрушившийся на писателя. Удалось ли эту задачу выполнить?
Людмила Сараскина: Те, кто хочет оставаться в своих прежних мыслях и чувствах, не читая Солженицына, но питаясь ложью от "специальных комментаторов", те неисправимы. Они не хотят впускать в себя ничего, кроме того, что им уже однажды внушили, и для таких персонажей моя книга бесполезна. Но есть читатели, которые искренне хотят знать правду о Солженицыне, вот им как раз сведения, документально подтвержденные и достоверные, могут принести пользу. Эти люди благодарят за подробное повествование о жизни писателя и признаются, что после чтения стали относиться к Солженицыну с гораздо большей симпатией и большим пониманием.
РГ: Смерть Александра Исаевича, несомненно, внесет изменения в будущие переиздания?
Сараскина: На момент кончины Солженицына вышло два издания книги (за полгода ее существования). Но после его ухода из жизни переиздавать жизнеописание в серии "ЖЗЛ: Биография продолжается" нельзя. Нельзя не только по формальным признакам, но и потому, что сам этот уход стал мощным информационным поводом, и это надо осмыслить и описать. Я уже собрала огромный материал о прощании с Солженицыным, о его похоронах, о феномене его личности и творчества, как об этом говорилось прежде и как говорится теперь, когда его уже нет с нами. Стало быть, нужно написать предисловие к новому изданию, а также эпилог, учитывающий скорбные реалии, чтобы книга вышла в обычном "жэзээловском" виде. Я это сделаю после того, как пройдет 90-летний юбилей Солженицына в декабре 2008 года. Это и будет окончательная точка в книге, а пока что в ней стоит многоточие.
РГ: Как вы относитесь к идее "проходить" Александра Исаевича в школе?
Сараскина: Как и во всем другом, многое зависит от исполнителей: одни будут работать на просвещение и образование, на любовь к слову, другие - на палочку и галочку, и потому загубят дело на корню, как загубили всю школьную литературу. Но я все же верю в здравый смысл и увлеченность учителей-словесников, в то, что они способны увлечь за собой детей. Хочется надеяться, что мнение о Солженицыне уже в школе будет складываться на основе чтения и обсуждения, а не из злых мифов и дурных сплетен. Хочется помечтать, что единомышленниками, а также оппонентами Солженицына станут компетентные, сведущие его читатели. То есть - что Солженицын будет, наконец, прочитан в своей стране. Пока что он фактически не прочитан, так что молодежь вынуждена верить (или не верить) СМИ, чтo бы они ни говорили.
РГ: Как, по-вашему, будет меняться восприятие Солженицына и его творчества?
Сараскина: Если наша страна останется читающей, если не произойдет тотальной деградации человека в его отношениях с книгой, если культура не будет подменена досугом, а искусство - индустрией развлечений, если бумажная попса не вытеснит серьезное чтение, то роль Солженицына - писателя, историка, провидца, художника - будет только расти, ибо он, как и Достоевский, как и Толстой, знал исторический код России. Рано или поздно читающая Россия скажет себе: Солженицын был прав в своих предвидениях, в своих прогнозах. Его правота не раз подтверждалась уже при его жизни, и я вспоминаю в этой связи, как спустя полвека после ухода из жизни автора "Бесов" Россия признала: "Все сбылось по Достоевскому". Но, как видите, у нас слишком много опаснейших "если"...
РГ: Ранее персонажами ваших книг становились люди, жившие в XVIII-XIX веках: Достоевский, граф Николай Румянцев, Николай Спешнев... Исключение составили богослов, философ и духовный писатель Сергей Фудель и Солженицын. В XX столетии для вас больше нет фигур, достойных внимания? Вернетесь в прошлое?
Сараскина: Минувший век отличается огромным богатством достойнейших фигур, и, если говорить о современниках по ХХ столетию, я писала о Набокове, Блоке, Горьком, Волошине, Бунине, Короленко, Замятине, Чулкове, Ильфе и Петрове, Акутагаве, Тагоре, Можаеве. Правда, это были не книги, а статьи. Но для меня важен не столько фактор столетия, сколько единство поля, в котором обитают мои герои. В этом смысле Достоевский и Солженицын, Чаадаев и Розанов - люди одного смыслового пространства, которое меня притянуло к себе навсегда. Сегодня к этому смысловому полюсу в моем сознании тяготеет и Л.Н. Толстой, о котором в последнее время я много чего написала, особенно под влиянием яснополянских писательских встреч. Для меня уже давно не существует того противопоставления, о котором обычно и охотно толкуют: чай - кофе, кошка - собака, Достоевский - Толстой. Л. Толстой, по-моему, человек Достоевского и мог бы стать одним из его величайших героев. Думать в этом направлении мне чрезвычайно интересно. Так что я не возвращаюсь в прошлое, а пребываю на своей исконной территории, в пространстве масштабной русской мысли и русской судьбы, будь то Чаадаев, Достоевский, Толстой или Солженицын.