Модернизация страны четко заявлена как основная задача нового президентства - однако в сегодняшней России это понятие остается неопределенным, а политики и эксперты обусловливают достижение данной цели рядом обстоятельств, которые выглядят вторичными.
Можно слышать, что модернизация невозможна без демократизации и политических реформ. Утверждают, что она должна быть "постиндустриальной", и ее судьба решится в сфере инновационных технологий. Подчеркивается, что о модернизации нельзя даже и говорить, если на первый план не будет поставлено развитие науки и образования. Эти красивые слова, с одной стороны, отражают лишь часть правды и, с другой, не проясняют сиюминутных шагов, которые могли бы превратить модернизацию из досужей мечты в повседневную реальность российского общества.
История учит суровой правде. Мощные экономические прорывы в Южной Корее и на Тайване пришлись на периоды правления военных режимов Пак Чжон Хи и Чан Кайши; в Бразилии модернизация была начата в годы хунты генерала Кастелло Бранко; в Китае о демократии не приходится и говорить, и даже в Японии почти вся послевоенная политическая история была историей одной правящей партии. Ни одна модернизация не опиралась на развитый технологический сектор; напротив, все они основывались на заимствованных производственных технологиях. И серьезное развитие человеческого потенциала, подъем образования и науки были не предпосылкой, а следствием успешных модернизаций и пришлись на их заключительные, а не на начальные этапы.
Зато в каждом случае модернизации предполагали порядок. Говоря о нем, мы не имеем в виду террор сталинского типа. Речь идет о том, что важнейшим условием модернизации является четкая постановка целей, отказ от всякого рода демагогии; выработка средств достижения указанных задач; минимизация затрачиваемых на их достижение средств и усилий; и как продолжение - безусловное отторжение системой институтов и лиц, доказывающих свою некомпетентность или бесполезность. Порядок в условиях модернизации - это средство обеспечения ее эффективности. Все, что мешает четко формулировать цели и задачи, а затем и достигать их, должно отметаться. Лишь пройдя по этому пути, Россия сможет стать современной страной, сформировать в гражданах ценности, свойственные пост индустриальному обществу и занять достойное место в мире как великая держава XXI века.
Модернизация как вынужденная мера
Будем откровенны: модернизация - это процесс приспособления экономики и общества к условиям, в которых нынешняя социально-экономическая система чувствует себя некомфортно, проигрывая конкурентам или ощущая неизбежность отставания. Россия в 2000-е годы решила задачу своего выживания как единого государства, но вышла из кризиса с крайне односторонней индустриальной базой, безнадежно отстающей в сфере высоких технологий, обладающей крайне неэффективным бюрократическим аппаратом и опасно экспериментирующей с ростом социального неравенства. В таких условиях модернизация выступает жизненно необходимой, а не просто желательной мерой.
Задачи российской модернизации - это задачи догоняющего развития, а не "социального проектирования". Мы находимся в ситуации, в которой за последние 60 лет побывали многие другие страны: Германия и Япония после Второй мировой войны; Южная Корея и Тайвань в 1960-е годы; Бразилия на рубеже 1970-1980-х годов; Китай начиная со второй половины 1980-х. Мы являемся сверхдержавой только в мечтах. Сделаться ей на деле - задача, требующая мобилизации всех имеющихся сил и средств. Модернизация для России, как и для других модернизировавшихся стран, - мера вынужденная. Модернизация должна вывести общество на путь, который позволит затем отказаться от модернизаций и перейти к нормальному поступательному развитию. Средствами модернизации являются четкий план, основанный на учете исторического опыта, и его упорядоченная реализация, а ее результатами станут и демократия, и рост благосостояния, и развитие высоких технологий, и прочие блага подобного рода. Но не надо путать средства и результаты и думать, будто модернизация возможна без собранности, мобилизации и самоограничений.
Модернизация - это встраивание в мир, а не подстраивание мира под себя. Все успешно модернизировавшиеся страны - Япония в 1980-е годы, Китай на протяжении последних десятилетий, та же Бразилия (пусть и в региональном масштабе) - усваивали логику глобальной экономической системы и, используя ее, становились реальными претендентами на статус "державы N 1". Ни одна страна, попытавшаяся выдумать собственный путь в угоду отечественным доктринерам, не достигла подобных успехов. Россия - элемент мировой экономики, который сегодня используется этой экономикой преимущественно как источник сырья. Причина тому - неготовность элит реализовать программу индустриальной модернизации и сломить сопротивление препятствовавшей ей бюрократии. В выступлениях президента Д.А. Медведева мы слышим сейчас новые нотки, и это внушает большие надежды.
Модернизация как мобилизация
История не знает модернизаций, которые не были бы индустриальными. Каждая модернизировавшаяся страна ставила задачей самообеспечение качественными промышленными товарами и вывод своей продукции на мировой рынок. С 1960 по 1989 г. Япония увеличила выпуск автомобилей в 19 раз, мотоциклов - в 26, телевизоров - в 38, а магнитофонов и аудиосистем - более чем в 45 раз. В середине 1980-х она обеспечивала 82% мирового выпуска мотоциклов, 80,7% производства видеосистем и 66% - факсов и копиров. Южная Корея за двадцать лет стала мировым лидером в тяжелом машиностроении; сегодня на ее верфях строится около 38% общего тоннажа торговых судов, ежегодно спускаемых на воду в мире. Китай произвел в 2006 г. 65% всех собранных в мире ксероксов и микроволновок, 50-55% видеокамер, DVD-проигрывателей, цемента и текстиля, треть компьютеров в 29% мобильных телефонов. Бразилия за 1994-1997 гг. запустила в производство собственную линейку пассажирских самолетов Embraer, которые уже используются в 36 странах мира.
Россия в последние десять лет не просто стоит на месте: доля национальных производителей сокращается на всех рынках конечной продукции - от автомобилестроения до бытовой электроники, от фармацевтики до сельского хозяйства. Почему? На то есть две причины. Во-первых, мы не готовы зарабатывать свое благосостояние собственными усилиями. Во-вторых, мы не хотим нести ответственность за неудачи, и потому уже привыкли ставить не реальные цели, а мифические "ориентиры", приближение к которым невозможно измерить.
Когда в 1960-1980-х годах отсталые страны Юго-Восточной Азии начинали экономические реформы, средний размер ВВП на душу населения составлял 700-900 долл. США. Это позволило перенять технологические достижения Запада и соединить их с дешевой рабочей силой. Однако результат такого соединения общество ощутило в среднем через 15-25(!) лет после начала реформ: до этого реальная заработная плата росла на 1-2% в год, а доля накоплений в ВВП сохранялась на уровне 38-50% (в России она составляет всего 23,5% - на 3-4% больше, чем в "никуда не спешащих" Франции и Италии). Серьезный рост доходов населения начался тогда, когда "дореформенные" показатели объемов промышленного производства были превышены в 2,5-4 раза. В России с 2000 г. реальные доходы населения выросли в 2,9 раза, а в "Программу-2020" заложено, что средняя заработная плата будет расти вдвое быстрее производительности. Нужно понять: чем мы собираемся "затыкать дыру"? Нефтяными доходами и притоком дешевых мигрантов? Но это не модернизация, а паразитизм. "Национальной идеей" модернизации является сбережение; а не безумная роскошь и "разбазаривание" незаработанного. Рациональное использование ресурсов, целевые вложения в "точки роста" экономики и социальной инфраструктуры - вот единственно возможный путь.
Когда в 1960-е годы Япония начала ускоренную модернизацию, Министерство внешней торговли и промышленности совместно с Банком Японии организовало программу кредитования частных компаний и корпораций на льготных условиях для закупки западных технологий и вывода продукции на мировые рынки. Главными были четкие количественные показатели: объем проданной продукции и рыночная доля. Отчеты об "освоении средств" не принимались: если к обозначенной дате цели не достигались, дотации требовалось вернуть. Видим ли мы в России хоть что-то подобное? Какие задачи, кроме финансовых, российская власть ставит перед промышленниками? Где количественные показатели работы? Кто из получателей госфондов, сорвавших сроки выполнения заданий, наказан? С кого снято государственное финансирование? На чью "делянку" допущены конкуренты? Пока эти вопросы вызывают улыбки, бессмысленны и мечты о модернизации.
Взамен нам предлагают поверить, что модернизация может быть постиндустриальной, и брать пример с США и Европы, которые чуть ли не крест поставили на собственной промышленности. Демагогия! Даже не вспоминая о том, что в Германии в индустриальном секторе занято 26,8% рабочей силы, заметим: эти страны пришли к постиндустриализму, овладев индустриальной практикой, а не бросив попытки стать индустриальными державами. Они прошли "школьную программу", а не провалили ее, прежде чем решили поступать в вуз.
Еще раз повторим: серьезную промышленную державу нельзя построить без мобилизации усилий - и народа, и власти. А мобилизация требует порядка и ответственности - которых нельзя требовать от "низов", если их нет наверху.
Бюрократический тупик
Cамая большая проблема российского государства - это те, кто идентифицирует себя с ним, не имея на то морального права. В успешных странах должностное лицо никогда не будет рассказывать публике об успехах of our state или de notre Etat. Принято говорить о стране или нации, но не о государстве - просто потому, что носители власти, государственная бюрократия выступают не более чем слугами общества, а успехи слуг не могут превосходить достижения господина (носителя суверенитета, если угодно).
С 1991 по 2007 г. численность чиновников в нашей стране выросла почти вдвое - с 950 тыс. человек до 1,75 миллиона. Содержание гигантской государственной машины обходится стране в треть ее бюджетных расходов, или почти в 10% ВВП. Сам по себе рост числа чиновников, да и расходов на их содержание есть общемировая тенденция, отражающая усложнение и удорожание управленческих процедур. Но эффективность нашей бюрократической машины сомнительна: в подборе кадров отсутствует и намек на меритократический принцип. Некомпетентность компенсируется реорганизациями, усложняющими систему принятия решений и бросающими чиновников с одного места на другое.
Но еще более важно то, что во всех модернизировавшихся странах борьба с коррупцией становилась национальным приоритетом. В Южной Корее ее жертвами в 1980-е и 1990-е годы "пали" более 30 тыс. госслужащих - в том числе 16 министров, председатель Центрального банка и два бывших президента страны. В Китае за последние пять лет за коррупционные преступления осуждены около 47 тыс. бюрократов местного уровня и более 3,5 тыс. чиновников на уровне регионов и в центральных министерствах. Около тысячи человек были приговорены к высшей мере наказания, более 11 тыс. - к тюремному заключению на срок от 10 лет. В нашей стране, где, по словам министра внутренних дел Р.Нургалиева, за 8 месяцев текущего года число преступлений против госслужбы выросло на 7,7% (в т.ч. по фактам взяток - на 6,8%) лишением свободы наказывается только каждый десятый взяточник. И пока ситуация не изменится, никаких шансов на модернизационный прорыв у нас нет.
России нужен порядок, основанный на "социальном договоре" народа и власти. Нужно признать: любые взаимоотношения граждан и государственных органов - будь то подача налоговой декларации, таможенное оформление груза, получение разрешений или лицензий - это соглашение, в котором каждая сторона имеет свои права. Если через годы выясняется, что компания не заплатила налоги или вопреки закону обрела какие-то преференции, обвинение равной тяжести должно предъявляться не только ее руководителям, но и чиновникам. Так, государство может обанкротить уходящую от налогов компанию, но если оно пытается это сделать, то вместе с руководителями компании к ответу должны быть привлечены и чиновники, проводившие плановые проверки, не заметившие (или не захотевшие заметить) очевидных нарушений, ставшие фактическими соучастниками содеянного. Без "принципа взаимной ответственности" в отношениях граждан и бизнеса с государственными и правоохранительными структурами коррупция неодолима.
Финансовый "туман"
Еще одна сфера, где порядок необходим сегодня в первую очередь - это государственные финансы. Упоение финансовыми "успехами" стало в России всеобщим. За последние восемь лет объем доходной части государственного бюджета вырос в 6 раз, капитализация российского фондового рынка - более чем в 11 раз, а золотовалютные резервы Центрального банка - почти в 25 раз. Но финансовые успехи недолговечны, а бум легко может смениться кризисом.
Гигантские финансовые ресурсы страны не работают сегодня на ее благо; доходы не обращаются в основные фонды и не обеспечивают промышленного подъема. Мир не видел модернизирующихся стран, в которых индустриальный рост хронически отставал бы от темпов роста ВВП. В "азиатских тиграх" промышленность росла быстрее ВВП в среднем в 1,7 раза, в Китае в 1995-2003 гг. - в 2,1 раза быстрее; у нас ВВП растет в первую очередь за счет сферы коммуникаций и связи, оптовой и розничной торговли, финансовых услуг и строительства. В индустриальном секторе выделяются лишь производство труб и металлоконструкций, строительных материалов и пищевая промышленность. Но возможности государства только кажутся безграничными (доходы федерального бюджета в 2008 г. составят 6,6-7 трлн. руб., или 280-300 млрд. долл. - меньше, чем доходы бюджетов Нидерландов и Австралии, где живут соответственно 16,8 и 20,3 млн. человек).
Еще одна насущная тема- формирование огромной госсобственности, сколачивание неповоротливых (по крайней мере, на данный момент) госкорпораций. При этом зачастую звучат обоснованные сомнения в эффективности использования этой собственности, в разумности государственных расходов. Зачем принимать 47 федеральных целевых программ с плановым финансированием в 700 млрд руб. в год, из которых реально работают далеко не все? Сегодня не 1998-й год, но жесткое наведение порядка в бюджетных расходах выглядит не менее очевидной необходимостью, чем перед финансовым кризисом десятилетней давности, так как финансовая распущенность уже перешагнула все мыслимые пределы. Нужно наконец понять, что жить по средствам и бережно считать каждую копейку - отнюдь не привилегия лишь для бедных.
Это же относится и к корпоративному сектору. Сегодня, похоже, в России не осталось промышленников - есть только финансисты. В Корее в 1980-е годы и в Китае в 1995-2005 гг. крупные компании тратили соответственно 91 и 88% своих суммарных инвестиций на развитие основной деятельности, и лишь около 10% - на покупки пакетов акций смежников и конкурентов, или непрофильные активы. В Японии до конца 1970-х годов только половина крупных компаний котировалась на бирже; в Южной Корее фондовый рынок начал развиваться тогда, когда страна уже стала индустриальной державой, а в Китае биржа не выступала значимым индикатором развития экономики вплоть до начала 2000-х годов. В России же сегодня капитализацию компаний принято считать чуть ли не более важной, чем любые их производственные и инвестиционные показатели.
Российской власти и российским предпринимателям застят глаза формальные показатели масштабов. Создать огромный холдинг "Ростехнологий", укреплять "Газпром" или организовать крупнейшую в мире металлургическую компанию на базе "Норильского никеля" и "РУСАЛа" - вот достойные задачи. Но за этой суетой скрыта невиданная монополизация, тормозящая индустриальное развитие. Стране нужна не концентрация активов, а аналоги антитрестовских законов Шермана и Клейтона, которые привели бы в чувство монополистов, вздувающих цены в производстве газа и теплоэнергии, металлов и угля, строительных материалов и цемента. Удивительно читать, что в 2007 г. по статье о злоупотреблении доминирующим положением на рынке ФАС собрал штрафов на 302 млн руб. - и это в стране, где более 70% добычи углеводородов приходится на пять компаний, а 100% алюминия вовсе на одну. Заметим: антимонопольные органы ЕС в 2007 г. взыскали с нарушителей в 100(!) раз большую сумму - 1,86 млрд евро.
На этом фоне стране навязывается культ роскоши и усиливается социальное неравенство. Когда США в 1930-1960-х годах проводили полную перестройку своей экономики, заложившую основы постиндустриального общества, ценой ее было сокращение богатств высшего класса. К 1964 г. в стране осталось "всего" 13 долларовых миллиардеров, хотя в 1928 м их было 32. Россия же сегодня близка к первой строчке в "командном первенстве" богачей: по данным Forbes, среди 100 самых богатых людей мира 32 американца и уже 18 россиян. При этом если суммарные состояния 39 самых богатых американцев равны 22% расходной части бюджета США, то 14 богатейших россиян контролируют средства, эквивалентные 138% ежегодных трат федерального бюджета РФ. Должны ли граждане считать такое положение справедливым? Вопрос риторический.
* * * * *
Сейчас принято считать, что 1990-е годы прошли в России под знаком анархии и распада, а 2000 е стали временем наведения порядка. Это слишком упрощенная картина. Сегодня нужно строить не чиновно-бюрократические "вертикали", а "горизонтали" ответственности; бороться за интересы не бюрократического сообщества, а страны и ее граждан. В этом - суть повестки дня, предлагаемой президентом Д.А. Медведевым. И она, увы, нереализуема в условиях расслабленности. Установление порядка должно стать лозунгом нового президентства, каким бы неприятным он ни казался многим. Иного выбора у России попросту нет.